Оказия 29: Жидкое золото
5 декабря 2016 г. в 17:29
Всё обещало быть успешным. И могло таковым стать.
Сквозь жалюзи в комнату пробивался неяркий свет. В комнате пахло чем-то затхлым и тяжёлым. Воцарился полумрак, в котором приятно переглядываться с собственными демонами, терзающими подсознание. Пожалуй, коньяк — прекрасное пойло на такой случай. Жидкое золото для алчущего копателя. Люцифер алкал и наслаждался горьким послевкусием.
Он ненавидел себя. Презирал за очередной проигрыш.
В зеркале на него смотрел молодой мужчина, разбитый и доведённый до ручки. Как он мог получить всё и потерять в один момент? Всё потому, что он позволил силе опьянить себя. Люцифер забыл, насколько могут быть опасны враги, даже если они слабее.
Лёд в стакане — тучная танцовщица ночного клуба в полупрозрачном платье. Отвратительный образ, если коньяк — жидкое золото. Разве это Люцифер заслужил? А почему нет? Может быть, карма существует, и вот — её плоды.
Может, действительно стоит оставить всё к чертям собачьим и забыться в алкоголе? Депрессия в отчуждённо белых перчатках ожидала момента, когда можно будет копаться в тёплых внутренностях. Люцифер не хотел даже смотреть на неё, на больничные светильники — тем более. Доктор его души — кривозубая депрессия с жадным взглядом. Она посмеивается, не давая дверям захлопнуться. Люцифера тянет в эту трясину, и он медленно погружается в её омерзительные объятия.
Вельзевул сидит напротив. У него внимательный и изучающий взгляд. Он похож на верную собаку, которую сколько ни бей — она вернётся. Хозяин хотел бы повесить её на поводке, да вот всё решимости не хватает закончить нелепый и наивный рассказ о верном псе. Вельзевул, несмотря на это, одновременно кажется и таким родным, и таким холодным. Хочется вкусить его, но Люцифер понимает, что на нём уже слишком много грязи для таких широких жестов. Вельзевулу будет противно.
Люцифер откидывает голову, пьяно улыбаясь. Губы растягиваются, и ранка лопается — снова сочится кровь. Приятный подарок от Молоха, которого ему бы тоже хотелось вкусить. Падший будто до сих пор чувствовал прикосновение кулаков к своему лицу. Последняя встреча принесла столько насилия, что долго не хотелось вообще шевелиться. Это он так за Люциана заступался. Интересно, Вельзевул тоже на такое способен?
— Вельзевул, — тихо зовет его Люцифер.
— Гм? — мужчина поднимает голову.
— Как же я всё ненавижу, — проговаривает падший ангел, вздыхая. — Всё от Молоха и до всякой мелкой сошки.
— Потому что оно всё не твоё? — сухо интересуется Вельзевул.
Иногда Вельзевул становился кем-то вроде совести для Люцифера. Жаль только, что её услуги были ни к чему. Одной совестью сыт не будешь, а падшему хотелось всего и сразу. Может, Молох ему действительно не по зубам? Что ж, прискорбно.
Как хотелось оказаться на вершине. Рассмеяться врагам в лицо. Жить без этого осуждающего Вельзевуловского взгляда. Иногда кажется, что он смотрит — и режет, препарирует, раскладывает каждый проступок на мельчайшие детали. Люцифер не понимал, что не так. Почему всё работает не так, как хочется. Этот чёртов Молох — замок, который никогда не взять ни штурмом, ни измором. И вообще кажется, что каждое нападение — это просто стук кулаков по огромным толстым стенам. Результат — ободранные костяшки и больше ничего.
— Потому что оно всё не моё, — безэмоционально повторил Люцифер.
— Ты можешь обосноваться здесь, — пожал плечами Вельзевул.
На самом деле ему было больно за Денницу. Последний прорыв обещал быть успешным. В облике Сатаны Люцифер был прекрасен, и всё шло, как должно было, пока в игру не вступил Молох. Кто вообще научил его вовремя вступать в дело? Если бы с Люцианом всё было бы покончено, шахматная фигура под именем Молох давно сошла бы с доски. Это был последний рывок, и они проиграли, так как понадеялись на случай. Вот он и сыграл не в их пользу.
Вельзевул предложил бы дельный план, если бы Люцифер его хоть раз внимательно послушал.
— Мир людей бесхозен и хаотичен, властвуй над ними, — Вельзевул развёл руками, будто показывал, насколько много желающих подчиняться Сатане. — Не позволяй депрессии ломать тебя. Ты ещё не побеждён. Просто сломлен.
— А ты не позволяй чувствам брать верх, — грубо произнёс Люцифер. — Если ты думаешь, что я отдамся тебе на правах отчаявшегося, то ты ошибаешься.
Денница не понимал, почему грубит Вельзевулу. Просто вырвалось. Придётся потом постыдно просить прощения.
— Нет, я так не думаю, — после недолгой паузы ответил демон. — И никогда не думал.
«Вообще никогда? Не верю», — поёрзал Люцифер в кресле и прищурился.
Его же все любили, все желали. Неужели Вельзевул вдруг перестал? Что это с ним? Люциферу вдруг резко захотелось переползти к нему на бедра, покрасоваться — и убедиться, что Вельзевул всё ещё в его армии потенциальных любовников. Люцифер начинал думать, что теряет очарование. Молох ему не по зубам, Вельзевул отбивается от рук — да что ж такое-то?
— Может, ты и прав, — вздохнул Люцифер чуть мягче. — Творец хотел бы этого от меня. Искушать людей, повергать их в грех. Может быть, мне даже понравится.
А вечером он будет надевать свои самые развязные наряды, чтобы танцевать на пилоне. Властвовать над взглядами и сердцами, вызывать всеобщие восхищение и восторг. Чтобы ему аплодировали, чтобы его ждали и хотели. Они бы выкрикивали его имя, желали ещё. Люцифер был бы всеобщим любимцем, властителем душ и сердец.
Вельзевул бы наблюдал и ничего не смог поделать. Угораздило же его предложить себя такому самовлюблённому нарциссу. Он рассматривал Люцифера и ощущал одновременно желание и презрение. Советник давно понял, что ему ничего не светит, и начал убеждать себя, что Люцифер ему вообще-то и не нужен. Можно построить своё счастье и без него. Только он погружался в эти мысли, в груди что-то слабенькое и милое трепыхалось, прося ещё взглядов Люцифера, ещё прикосновений. Да, пусть это будет пощёчина, но она будет честно адресована одному-единственному Вельзевулу.
Советник резко поднялся и склонился над Люцифером, положив руки на подлокотники его кресла. Они оказались в тесной близости. Холодный, отстраненный Вельзевул с голодным взглядом и Люцифер, пышущий жаром жажды признания. Такой восхитительно горячий и ароматный, пусть и немного подавленный, с устами, просящими жадного и колючего поцелуя.
Люцифер засмеялся, выдержав паузу, и толкнул Вельзевула в грудь. Тот схватил его за руку и резко притянул к себе. Денница оказался в холодных и жёстких объятиях советника, похожих по степени уютности на медвежий капкан. Это показалось юноше забавным, и он коротко поцеловал Вельзевула в подбородок, после чего ехидно прищурился, ожидая реакции.
Миг — и Люцифер забыл, как дышать.
Вельзевул заключил его лицо в ладони и мягко коснулся губ своими. Это обескуражило Люцифера, ноги его подкосились, но советник держал крепко. И целовал до тех пор, пока Денница не начал скучать по воздуху. Тогда он позволил падшему отстраниться, чтобы сделать глубокий вдох.
— Это было… странно, — утирая губы, произнёс Люцифер. — Очень. Это было не так, как со всеми. Ты… вкусный. Интересно, везде ли? — с прищуром хмыкнул он.
Вельзевул помолчал, немного очарованный губами Денницы. Ему хотелось ещё, но нельзя хватать всё сразу — не унесёшь. Лучше так, мозаично, по кусочкам. Собрать витраж внутреннего костёла, изображающий прекрасного, пусть и далеко не невинного, Люцифера. С любовью прикладывать кусочки стёкол друг к другу, пока не проявится милый сердцу портрет. Да, именно так.
Вельзевул почувствовал себя пастырем в холодном и одиноком костёле. На кресте — его распятый возлюбленный, которому каждую службу лобызают ноги. Денница улыбается, считая себя великим и непобедимым, да только гвозди уж слишком глубоко вошли в руки. Вечно приветствующая поза. Добро пожаловать, последователи. Вельзевул сам бы касался ступней губами, ведь они так же великолепны, как и всё остальное. Влюблённость в жестокого и распятого бога, именуемого Денницей.
Никогда, слышите, никогда не позволяйте никому распинаться в вашем храме — устанете молиться. Когда труп догниёт, останетесь в одиночестве, как будто и не было ничего, кроме ледяных стен церкви. И все пламенные клятвы любви в том же небытии. Останется самому залезть на крест, принести себя в жертву одиночеству. Смотри, одиночество, какой я смелый, смотрю тебе в лицо.
Орган потихоньку играет откуда-то сверху, превращая распятие в таинство. Больше, больше гвоздей в замозоленные руки. Чтобы только сердечная связь со своим личным богом в собственной церкви. Чтобы — упоительные свидания.
Вельзевул очнулся, когда Люцифер, что-то пьяненько напевая, удалился. Остался недопитый стакан с коньяком, который советник опустошил за секунду. Слишком уж гулящий у него Христос в душе.