***
Целитель Настоящей Московской Библиотеки ответил на его вопрос сходу, даже не дослушав, что говорил юноша. — Patria meam. С латинского — «родные души». Древнее, как черт знает что, явление, известное, конечно, только магам. Неудивительно, что нормальные врачи не смогли тебе ничего сказать. — Звучит как диагноз, — расстроился Антон. — А то, что с тобой только что произошло — не диагноз? — целитель кивнул на забинтованную грудь парня, где под слоем марли пылал накануне полученный экслибриум. — Это во сто крат хуже того, что у тебя болят синяки, которые набивает себе тот, другой. Могу лишь пожелать удачи в его поисках. Я своего до сих пор не нашел. — У вас тоже… такое же? Целитель поднял свою руку, безвольно висевшую на перевязке, и через усилие помахал. — Она сломала руку полторы недели назад. Болело адски, но уже терпимо. К слову, я в восемь лет ногу сломал, так что теперь мы квиты. — Откуда вы знаете, что это она? — А я не знаю, — целитель пожал плечами. — Я нутром чую.***
Антон часто задумывался, как, должно быть, тяжело пришлось другому в жизни, и что тот, скорее всего, ни секунды не подозревал о его существовании — Антон получал травмы так редко, что для того дискомфорт от них вряд ли был бы заметен на фоне собственных, вполне ощутимых повреждений. На какие-то две недели боль вдруг стихла. Лишь изредка ныл нос, успокаивая Антона, который было запаниковал, что с тем случилось что-то непоправимое. Он вернулся, дав о себе знать невыносимой мукой, пересчитавшей позвонки по одному и ударившей кинжалом где-то между лопаток. Первый приступ был такой силы, что сбросил Антона с кровати на пол. Владя проснулся мгновенно — он спал очень чутко, а такой грохот смог бы разбудить и беспробудную обычно Тамару. В панике глядя на лежащего на полу соседа по комнате, он следил, как тот безмолвно выгибается, будто в грудь ему дают электрический разряд. Понимая, что стоит бежать за помощью, Владя беспомощно смотрел на друга, парализованный страхом бросить его в одиночестве, надеясь, что это лишь страшный сон. Кровать их третьего соседа была пуста — он, как всегда, проводил ночи в женском крыле, ночуя у девушки. Владя насчитал про себя четыре приступа. Антон, прокусивший губу до крови, попробовал поднять себя на руках, и снова рухнул на пол. Владя бросился к нему, подставляя плечо, чтобы помочь. За дверью послышался топот ног и крики. Дверь в комнату с треском распахнулась. — Что тут у вас случилось? — ошалела Тамара, повисшая в дверном проеме. Владя поднял глаза — Леска была ещё более взъерошенной, чем обычно, пучки растрепаны, в глазах — возбуждёние и страх. За её спиной пробежали несколько человек, и в коридоре стало тихо. — Антону стало п-плохо. — Я в порядке, — прохрипел тот. Тамара кинулась помочь, но тот, страшно исказившись в лице, поднялся сам, тут же оперевшись на Владю. — Просто приснилось, что спину сломал. — Четыре… Н-нет, пять раз подряд? — изумился Владя. Антон пропустил вопрос мимо ушей. — Ты идти можешь? — выпалила Тамара, подпрыгивая на месте от нетерпения. — Могу. — Тогда побежали! — она потянула обоих парней в пустой коридор. Ослепший от боли Антон разглядел лунный свет, лежащий на дощатом ледяном полу. Общага зимой плохо прогревалась, а в коридорах и вовсе гулял ветер. — Куда ты нас тащишь? — приступ слабости на миг заставил Антона повиснуть на Владе, но он быстро справился и пошёл сам, через силу переставляя непослушные ноги. — У нас новенький!***
Главная зала Библиотеки была битком набита проснувшимися студентами. Такова была традиция — из Костяного Дома встречали всей огромной семьей, сочувствующей новому пленнику чернил. Решив не проталкиваться сквозь толпу, а обойти её, Антон с помощью Влади доковылял до сектора документальной литературы и обессиленно опустился на пол, прислонившись к торцу шкафа спиной. Тамара скрылась среди студентов, ища Зою. С другой стороны зала стояли Порфирий Петрович, уже знакомый Антону целитель и несколько боевых магов Круга, доставивших зараженного чернилами новичка. Антон печально осмотрел собравшихся, заметив обособленную группку старшекурсников, которых было совсем немного по сравнению с более младшими ребятами, и задумался, сколько уже новых студентов и новых теней они повидали за все это время в Библиотеке. Их лица не выражали абсолютно ничего, кроме тоски, в то время как перваки щебетали, зевали, громко ржали и шутливо дрались. Все было так же, как и три недели назад, когда сюда прибыл он сам. Рядом оказалась обеспокоенная Рита. Антон редко видел ее такой — она приземлилась рядом с ним на колени и взволнованно начала расспрашивать, что случилось. Антон выглядел так, будто вот-вот упадет в обморок. Объяснивший ситуацию Владя нервно кусал пальцы, переводя взгляд с друга в центр залы. В облаке зеленоватого дыма в воздухе выросла бирюзовая дверь портала. Ангелина Евгеньевна по своему обыкновению распахнула ее костылем, и заметившие ее выражение лица студенты мгновенно смолкли. Следом показался Соловей. Его светлые волосы, на церемониях всегда собранные в тугой конский хвост, были рассыпаны по плечам и спутаны, будто он побывал в эпицентре урагана. Какие-то недавно появившиеся в Библиотеке девчонки неподалеку от Антона томно вздохнули, через миг взвизгнув от ужаса, когда тени вынесли из портала тело. — Опять пацан… — в толпе пронесся ропот. Ангелина бросила на студентов неодобрительный взгляд. Антон вытянул шею, чтобы рассмотреть мальчика получше. Он лежал в неестественной позе, так, будто у него были перебиты ноги и сломана спина. Он был жив, мало того, открытые голубые глаза были широко распахнуты, и в них до сих пор отражались ужасы Костяного Дома. Из-под наспех наброшенного сверху покрывала свешивалась длинная тонкая рука, вывернутая запястьем наружу. Увидев на нем тонкий рисунок экслибриума, Антон поморщился, когда правое запястье будто прижгло — на секунду ему захотелось зубами содрать зудящую кожу. Немного разглядев лицо новичка, Антон ощутил, что внутри все заныло. — Владь, дай руку, пожалуйста… Антон поднялся на ноги и нетвердой походкой направился к носилкам. Ангелина стояла к нему спиной, что-то обсуждая с подошедшим целителем, который уже снял с шеи платок — видимо рука зажила. Боевые маги испарились сразу как увидели, что новый студент жив. Соловей смотрел сквозь пространство в темный южный угол залы, и не двигался, не моргал, не плакал — он никак не показывал всю ту боль, что испытывал после каждой инициации, переживая ее где-то глубоко внутри. Привычным жестом проведя по своей вечно пульсирующей переносице, Антон коснулся пластыря на кривом, многократно перебитом носу рыжего новичка. Тот смешно скосил глаза, и гневно уставился на непонятного парня, словно издевающегося над ним. — Варчук, что ты делаешь? — строго одернула его Ангелина Евгеньевна, прервавшись на полуслове в разговоре с целителем. Они увидели, что Антон аккуратным, почти нежным движением подворачивает новенькому рукав футболки, обнажая покрытое синяками предплечье. Найдя там шрам от открытого перелома, он устало опустил ткань и взял ладонь неподвижного парня в свою, посмотрев на костяшки пальцев, которые были стесаны так сильно, что по цвету отличались от кожи на руках. Обессиленный парень, казалось, даже не мог возмутиться и послать нахала к черту. — Варчук, ты весь трясешься. Ты заболел? — в по-прежнему строгий тон Ангелины закралась тревога. Антон покачал головой. — Что с тобой? — главу Библиотеки явно поразила такая реакция. — Ты его знаешь? — Лазурь, крылья, — коротко сказал целитель, с пониманием следя за подопечным. Слова отозвались в голове Антона эхом, будто их крикнули в пустой колодец. — Да, знаю. Он, представлявший этот момент себе тысячи раз, вместо радости и облегчения почувствовал себя разбитым. Давление воздуха на плечи усилилось — на них словно свалился тяжкий груз. Маг огня отступил от носилок и, пошатываясь, вышел из залы, унося в сердце не счастье от долгожданной встречи, а беспомощное инвалидное отчаяние.~ *** ~
Августовская ночь обволакивала его свежестью приближающейся грозы — Матвей чувствовал это даже через сон. Одеяло намокло и потяжелело от опустившейся из воздуха росы, а воздух наэлектризовался. Матвей шмыгнул, и не покидая светлой полудремы, повернулся на другой бок, поерзав на прохладном камне балкона и положив под голову руку. Ему виделось что-то невразумительное, но доброе и солнечное — кажется, самое начало жизни в Библиотеке. Матвей невольно расплылся в улыбке. Режущая боль в глотке, которую будто располосовали надвое, нещадно выдернула его из сна. Он широко открыл рот, пытаясь вдохнуть, но воздух не шел в легкие. На долю секунды ему показалось, что он лежит в кровати, а не под открытым небом, и, пытаясь разбудить привидевшегося рядом Антона, Матвей в панике хлопнул ладонью около себя, больно ударившись о камень. Кислород хлынул в грудь, опьянив и закружив голову. Матвей ощупал горло, медленно осознавая, что произошло. Небо треснуло, и, опередив раскат грома, хлынула вода, горячая и кроваво-вязкая, мгновенно залившая Матвея с головы до ног. Он невесомо подскочил и увидел над лесом исполинских размеров медведя и крокодила, брюхо которого пылало изнутри желтоватым светом. Сиганув с перил головой вниз, Матвей на крыльях спланировал к верхушкам деревьев, выравнивая полет. Сердце билось как бешеное, а резь в горле медленно утихала. Кончиками пальцев держась за невидимую рану, зная, что если он перестанет чувствовать эту боль, то он больше уже ничего никогда не почувствует, Матвей неловко приземлился, издалека увидев убитую горем Риту, и бегом приблизился к студентам. На земле, у их ног лежали разноцветные динозавры на голубом фоне его пижамы и упавшие в мокрую траву разбитые очки. — Он мертв, — Ангелина Евгеньевна поднялась с колен. Увидев за спинами студентов Матвея, ошалело сжимающего горло обеими руками, она отвела глаза и открыла портал в Библиотеку. — Уходите, немедленно. Он не стал подходить, чтобы увидеть лицо — он знал, что увидит навсегда застывшую усталость, ярко-алую кровь и зиящую рану на шее. Он не хотел запоминать его таким. Он не хотел заставить себя увидеть правду. Днем они поругались, громко выматерившись друг на друга, и разбежались в разные углы замка. Матвей долго гулял привидением по заброшенным коридорам, пугая мышей и пауков, а настолько же отходчивый, насколько вспыльчивый Антон уже через час благополучно забыл причину их ссоры. Безрезультатно попытавшись вызвонить Матвея, он до заката проиграл с девочками в карты, а затем отправился спать. Он знал, что надувшийся Матвей перед тем, как демонстративно завалиться на один из балконов, повисел возле предусмотрительно распахнутого окна его комнаты, подумывая влезть внутрь. Гордая обида пересилила. Засыпая под затянутым облаками темным небом, он даже не помнил, из-за чего они повздорили. Это было не важно. Дождавшись пока все скроются за бирюзовой дверью, Матвей опустился рядом и застыл, уткнувшись лбом в холодное плечо. Обманываясь тем, что его тело еще теплится внутренним огнем, он прижался к нему и заплакал.