Обход

— Что ты делаешь здесь, приятель? Санс ожидает встретить брата, — тот не показывался на работе уже несколько дней — но это всего лишь Фриск. Вот, значит, кто теперь поливает цветы в тронном зале вместо Папируса. Кто-то же должен этим заниматься в отсутствие короля. Ладно тронный зал, но комната за ним стала запретной зоной с самого дня нападения. Тогда как она попала сюда? Да и... важно ли это? Последний человек, упавший в Подземье, прошел трудный путь только для того, чтобы в его конце отказаться от награды. Обменять свободу на жизнь под землей в окружении монстров. Санс уважает Фриск за это, но сам он не уверен, что смог бы на ее месте сделать правильный выбор. Слишком тяжело бороться до последнего и не поддаться искушению отказа. От борьбы, от ответственности, от самого себя. — Похоже, я недооценил твое желание вернуться домой, — выходит холоднее, чем хотелось бы, но Санс честно пытается добавить в голос сочувствия. Она могла вернуться давным-давно, если бы нашла в себе смелость забрать душу Азгора. Но шанс упущен, король восстанавливается телесно и душевно, и больше ни один монстр не согласится отдать человеку свою душу добровольно. А забрать ее силой Санс не позволит. Выбор сделан, есть ли смысл жалеть о нем, если ничего нельзя изменить? — Нет. Ответ неожиданный. Фриск не оборачивается, она продолжает смотреть на пульсирующее сияние барьера. Санс подходит ближе. — Хм? Иногда полезно подумать в одиночестве. Хочешь, чтобы я ушел? Я буду снаружи, если понадоблюсь. Он разворачивается и уже собирается уйти, но тут Фриск качает головой и протягивает руку, словно хочет поймать его за рукав. — Не о доме, — нехотя говорит она, — мой дом здесь, с вами. Я просто... не могу выбросить его слова из головы. Санс сразу понимает о ком речь, объяснения не нужны. Он даже уже почти не злится, вся его злость постепенно сошла, как и синяя краска с нежной человеческой кожи. А впрочем, немного синевы за ушами все-таки осталось. — Он много чего говорил, — сухо произносит он, — это была твоя идея — признаться ему во всем. Ты, по правде говоря, поставила нас в трудное положение своим неумением держать язык за зубами. — Я просто хочу, чтобы между моими друзьями не было секретов, — Фриск пожимает плечами, виноватой она себя явно не чувствует. Наверное, трудно чувствовать вину после смертельных догонялок с Андайн и ее копьями. Выжить второй раз оказалось даже сложнее. — Это не значит, что можно вот так мимоходом перевернуть мир моего брата... Санс тогда не стал спасать ее от праведного гнева капитана стражи. И правильно сделал. — Ты помнишь, что он сказал? — Насчет Барьера? А как же: «Почему они должны быть мертвыми». — Угу, никак не могу перестать думать об этом. Фриск оборачивается, протягивает руку ладонью вверх и на ее обычно трудночитаемом лице появляется легкая улыбка. — Ты шутишь? Думаешь, за столько лет мы не догадались бы? И тут Санс понимает: да, не догадались, просто не было возможности. Его величество все эти годы никого не подпускал к Барьеру, люди умирали раньше, чем могли приблизиться. Но если никто еще этого не делал, почему бы не попробовать? Когда-то он был ученым и любил эксперименты, с тех пор много воды утекло. Он уверенно сжал теплую детскую ладошку. — Если ты разобьешь себе лоб, сама будешь объясняться с Тори. — Она все еще сердится на тебя за выходку с краской, — смеется Фриск. Улыбка Санса становится чуть шире, а затем привычно примерзает к лицу. Он позволяет чрезмерно целеустремленному ребенку тащить его к сияющей стене в последней нелепой попытке выбраться на Поверхность, ни секунды не веря в успех. Люди не могут жить взаперти. Такова их природа, они вечно куда-то бегут. Санс хочет закрыть глаза, но почему-то не может и в какой-то момент он видит: двое детей, человек и монстр, держась за руки, шагают в слепящий белый свет. Но видение разлетается осколками, Санс хорошо знает, как ведут себя воспоминания о том, чего никогда не происходило, и его левый глаз пронзает болью. Нет никаких детей. Юный принц Дримурр пересекает Барьер в одиночку. В его груди бьется алая человеческая душа, а по щекам текут слезы. А затем все исчезает. Его вновь ослепляет, но это уже нечто другое, не похожее на магическое сияние Барьера. Руки человека, что вела его, больше нет, и Санс совершенно теряется. Он не видит ничего. Его черепа касается одновременно жар и прохладный ветер — вокруг слишком громко, слишком ярко, чтобы удержаться на ногах, и поэтому Санс позволяет себе упасть на удивительно мягкую землю. Что произошло? Он мертв? Его душа сейчас рассыпется, не выдержав всех этих эмоций? — Санс! Санс, что с тобой? Он слышит свое имя словно издалека, испуганная Фриск трясет его за плечи, пытаясь привести в чувство. — Я в порядке, малыш, — слова даются с трудом. Он чувствует под собой мягкую траву, здесь она невыносимо зеленая. Чувства постепенно возвращаются, он смотрит вверх и видит там, между ветвями, лоскуты голубого неба и раскаленную сферу, настолько яркую, что смотреть на нее невозможно. Но Санс все равно смотрит и кивает Солнцу как старому приятелю. — У нас получилось! Получилось! — удостоверившись, что Санс в порядке, Фриск решает предаться радости. Она скачет вокруг и смеется, как обычный ребенок. В Подземье она была совсем другой. — Поверить не могу, — настроение Санса ползет вниз, возвращаясь на привычную отметку, — мы на Поверхности. Мы просто взялись за руки и прошли через Барьер. — Ты понимаешь, что это значит? Вы все теперь свободны! Я могу вывести каждого монстра из Подземья! Нет, я найду людей, которые мне помогут! И мы вместе спасем всех вас! Фриск говорит быстро и решительно, но Санс в ответ лишь вздыхает. — Ты слишком много времени проводишь с моим братом. И как я только не заметил, насколько вы похожи? Ха, все эти годы мы убивали людей, которые падали к нам, чтобы попасть сюда, но все, что нам нужно было, это просто попросить?.. Происходящее настолько нелогично и глупо, что Санс не может удержаться от смеха. Он смеется громко, горько и весело, смеется так, что по щекам текут слезы, смеется, пугая стайку пестрых птиц и маленького человека. Но Фриск все понимает, сложно не понять. И ей хватает ума ничего не говорить вслух и терпеливо дождаться, пока он не успокоится. Ему холодно под теплым солнцем Поверхности, и источник этого мертвенного холода — он сам. Санс хочет провалиться сквозь землю от стыда. — Я не заслуживаю такой чести, — хихикает он, — лучше бы ты взяла с собой Папируса. И бедняга Папирус расстроился бы еще больше, если бы узнал, какую глупость натворили Санта и все монстробщество. — Тогда одним снарядом с краской я бы не отделалась, — улыбается Фриск, не совсем понимая, насколько Санс серьезен. — Ну надо же, как хорошо ты меня знаешь! — Так вставай! — требует Фриск и тянет его за руку, — я знаю, где мы. Здесь неподалеку станция, мы должны вернуться и рассказать всем. — Вернуться? Уже? — Санс не уверен, что после случившегося сможет смотреть в глаза соплеменникам. Нет, разумеется, во всем этом нет его вины, но все же это неправильно. Санс чувствует: все происходит не так, как должно быть. Он медленно садится и впервые смотрит туда, откуда они с Фриск вышли. Это пещера, нет, скорее нора в корнях древнего дерева. Дыра в земле, из которой веет затхлостью и безысходностью, отсюда магический барьер выглядит непроницаемой пеленой тьмы. Хорошо, что им не придется лезть в этот могильник, Санс не удивился бы, если бы узнал, что местные жители считают это место проклятым. — Давай, нам нужно торопиться, — повторяет Фриск упрямо, оглядываясь в поисках тропы, — вы и так пробыли взаперти слишком долго. Санс только сейчас понял, что она очень повзрослела за эти несколько месяцев под землей. А может просто прошло куда больше времени? — Мы поедем на гору Эббот на поезде, — продолжает она, — помнишь, что я рассказывала про поезд? Это не так быстро, как твои короткие пути, но люди тоже кое-что могут! К вечеру мы уже будем... Санс? Он стоит на месте, не в силах заставить себя двигаться. Это не может быть правдой. Все сон или иллюзия, солнце отражается в его глазах синевой, Санс вспоминает, что видел уже это небо раньше. Неважно, сколько раз они выбирались на Поверхность, рано или поздно они всегда снова оказывались под землей. — Все не может быть настолько хорошо, малыш. Фриск истолковывает его слова по-своему. — Ты... счастлив? Это ведь счастье, да? Ты раньше всегда говорил... поэтому ты так боишься. — Ты видишь меня насквозь, — улыбается Санс, — буквально. Я же скелет. Говорил раньше? Фриск долго смотрит себе под ноги, не реагируя на шутку, затем бросается к нему и заключает в объятья. Утыкается головой в синюю толстовку и бормочет куда-то в ребра. — Фриск? — Боишься, что потеряешь что-то важное тебе. Из-за глупой случайности, когда ты делаешь все правильно, но все равно что-то идет не так и приходится начинать сначала. Снова и снова, — Санс прислушивается, ее слова трудно разобрать, — еще ничего не закончилось, плохие вещи все еще могут произойти. Я пыталась найти другой путь, как-то обойти, но... но... я тоже боюсь, Санс. Я боюсь, что вы снова все забудете. Так значит, он был прав. Все это уже происходило раньше. Или нет? — Ну-ну, не реви только. Если Тори увидит тебя заплаканной, то я точно труп. — Я должна рассказать тебе все. Всем вам. Чтобы на этот раз... — Никаких секретов от друзей, да? — Санс успокаивающе гладит ее по спине, — выслушаю тебя в поезде. Я слышал, что человеческие поезда очень медленные. Фриск всхлипывает и отстраняется, вытирает слезы рукавом. — Но у нас ведь даже нет денег на билеты. — Не проблема. Я уверен, что Спаситель монстров что-нибудь придумает. Мы не позволим каким-то билетам встать на пути между нами и нашей свободой. И... — он наклоняется к ней, говорит серьезно, погасив огни в глазах, — если ты знаешь о тех плохих вещах, которые могут произойти, то мы можем их предотвратить, верно? И... прости за краску. Но шутки с подушкой-пердушкой я не брошу, ты же знаешь, они всегда смешные. И затем идет идет прочь, медленно, но Фриск все равно приходится его догонять. — Санс! — на лице ее снова улыбка, какие же эти дети непостоянные, — ты идешь не в ту сторону, там овраг. — Упс, ошибочка вышла. Похоже, придется тебе быть моим экскурсоводом на Поверхности.