Как всё было на самом деле...

      Он стоял на каминной полке. Одинокий, забытый... Сколько лет его не брали в руки?.. Старая уродливая игрушка, покрытая облупившейся краской, со сломанной рукой. Бесполезная вещь, которую уже давно хотят выбросить. Да только хозяйка не позволяет это сделать. Она может часами рассматривать Щелкунчика, каждый изгиб, каждую трещинку. И иногда, когда её оставляют одну, подносит к уху грудь игрушки и напряженно вслушивается в мёртвую тишину.       Она одна его берегла, заботилась о нём. Вон, даже сломанную руку перевязала. Сколько Щелкунчик себя помнил, он всегда восхищался Ею. И всегда верил, что вот она — Спасительница. Вот оно — Чудо, способное разрушить проклятие.       Часы пробили полночь. Есть ровно час, один час, чтобы добраться к единственной освещённой комнате в доме. К её комнате. Он пробовал каждую ночь, и каждое утро уродливую игрушку находили на лестнице или в коридоре, недоумённо поднимали брови и с пренебрежением ставили на место.       Старое тело скрипело и болело. Деревянные руки и ноги не хотели слушаться. Но Щелкунчик упорно, со смоляными слезами на глазах, спускался с камина и, превозмогая боль, шёл, полз к своей Спасительнице.       Оставалось совсем немного. Вот он уже перед приоткрытой дверью. Сейчас она его увидит и сможет… сможет, наконец-то, расколдовать его. Щелкунчик верил в это всем своим игрушечным сердцем. Верил всю свою проклятую жизнь. Большая комната, заставленная старинной дорогой мебелью. Возле окна в большом кресле сидит пожилая женщина. Седые редкие волосы собраны в пучок, руки и лицо покрыты густой сетью морщин. Старая женщина с удивительно красивыми глазами. Когда-то она была первой красавицей при дворе юного принца. Он ясно помнил день, когда впервые увидел её восемьдесят лет назад…       Этот был здесь. Щелкунчик не помнил, откуда он знает Этого. Единственное, что мелькало в голове принца об этом человеке: раньше, когда-то очень давно, Этот возил Щелкунчика в своей карете. Этот всегда был старый и принц не знал, сколько ему лет. Куранты на башне пробили час. Внимание мистера Гофмана и Марии привлёк странный глухой звук из коридора. Старик исчез в нём на секунду и вернулся, неся в руках уродливую куклу.       Женщина взяла Щелкунчика в руки и чуть слышно прошептала: «Не бойтесь, мой принц. Я знаю, как вам помочь. Пообещайте мне потерпеть до завтра».       Но завтра не было. Чёрный гроб выносили в молчании, прерываемом тихим плачем. На кладбище среди наследников и слуг стояла незнакомая никому красивая женщина, одетая во всё чёрное. Её хорошенькое личико светилось странной улыбкой, а в тёмных глазах пылал огонь.        В эту ночь Щелкунчик не слез с камина. Он стоял неподвижно. Полночь принесла ему воспоминания о Ней. Любил ли он её? Сейчас он понимал, что да. Но тогда, много лет назад Мария была для него лишь очаровательной, очень доброй девчонкой. И вместе с этим светлым образом память услужливо рисовала чёрную статную фигуру герцогини, лицом похожую на милую мышку.       Окна пронзили пурпурные лучи рассвета. И что-то стукнуло: глухо, коротко. Щелкунчик напряжённо прислушался. Стук повторился ещё и ещё. Оказалось, что звук доносился из его деревянной груди. Это негромко стучало сердце. Живое сердце в деревянной груди Щелкунчика. Он пошевелил пальцами, руками, ногами. Боли не было, совсем. Принц спрыгнул с камина и засмеялся. Первый смех за столько лет. Он свободен! Проклятья нет! Слеза, настоящая, тёплая и солёная скатилась по щеке.       Писк, до слёз знакомый писк привлёк внимание Щелкунчика. Страх пронзил счастливое сердце. Принц знал, кого он увидит. И всё равно повернул голову: в нескольких метрах от него, на подоле тёмно-синего шёлкового платья сидела крыса. Он взглянул вверх и зажмурился, встретившись с чёрными глазами герцогини.       Она наклонилась и бережно подняла вмиг одеревеневшую куклу. — Ты изгрызен и переломан, мой принц. Жаль, что с тобою так обращались в этом доме, — голос её обжигал льдом и с каждым словом боль стальными тисками сдавливала сердце Щелкунчика. — Тебе некого позвать на помощь, как и тогда. Ведь игрушки — просто вещи, а принцесса… твоя принцесса умерла сегодня ночью.       Двое рослых мужчин в серых камзолах, шитых серебром, втолкнули в комнату мастера Гофмана. Старик трясся от страха, взгляд его молил о пощаде, а губы дрожали, как в лихорадке. — Вы дописали сказку, мастер Гофман? Сделали её счастливой, верно? — она резко развернулась к нему, взяла из рук слуги свечу и наклонилась к его лицу, шепча: — Но есть такие, кто точно помнит, как всё было на самом деле. Ваше перо возьмут чужие руки — я даю им право переписать, — взгляд её с презрением остановился на Щелкунчике и герцогиня выронила куклу из рук, — хронику чужой тоски и муки.       Десяток чёрных теней выскользнул из охваченного пламенем дома. Серебристый снег, лежащий под ногами и белыми звёздами падая с неба, скрыл всадников, покидающих поместье.       Изломанная, уродливая игрушка плакала невидимыми слезами в горящей комнате. Огонь подступал всё ближе и ближе и Щелкунчик ясно почувствовал, как он прикоснулся к его деревянному телу.