Огни в далеке

Дым распространялся с чудовищной скоростью, и вскоре не было видно ни холодных серых стен, ни низкого потолка. Только он, крыса и застилающий сознание чад. В эти минуты нельзя было сказать, что Гнас счастлив или опечален. Нет. Так вечно тревожный, уставший бродяга находил покой, наслаждаясь отсутствием собственных мыслей. Но все когда-то кончается, так и трава догорала, а спасительный дым рассеивался. Гнас со вздохом поднимался с пола и, вдохнув напоследок остаток дурмана, принимался за работу. Столько всего нужно было сделать: почистить меховые плащи, приготовить новый бочонок настойки из мугу, разлить по бутылкам уже настоявшуюся кровь. Да ещё эта скотина человеческая еды просит. Кроха, огромный серый грызун и по совместительству проводник Гнаса, вскакивает одним мощным прыжком на плечо хозяина и пищит себе под нос разные проклятья, и вместе они отправились на кухню. Стол у стены, да самодельная плита для жарки — вся мебель, что там присутствовала. «Даже стулья поскупился купить», — в очередной раз причитал Кроха, больше из привычки, чем из желания пожурить. Так этот день не был отличным от других, проведенных Гнасом в городе. Здесь повседневность тянулась однообразной серой массой: Гнас выполнял мелкую работенку и продавал настойки, а Кроха выражал своё недовольство жизнью, парфомами, жильём, которое построил для них юнец Гнас, или ещё чем-то. Можно сказать, что это была его способность — находить недостатки даже в самой незначительной вещи. Но вот ближе к полудню, разливая по бутылям остаток красной густой жидкости, Гнас услышал стук в дверь. Кроха незамедлительно помчался проверять личность незваного гостя. «Ракхен! Пришел втюхать нам очередной бесполезный хлам!» — раздался в голове юноши раздраженный писк крысы. Делать было нечего, и Гнас с большой неохотой отправился к двери. На пороге, улыбаясь и нетерпеливо притопывая ногой, стоял невысокий паренек. — У меня великолепные новости! — затараторил он, как только распахнулась тяжелая деревянная дверь. — Для начала: прриветствую, — последовал холодный ответ. — Да-да, и это тоже! Так хочешь узнать, что за новость?! Гнас, не будь таким холодным. Оттай, пожалуйста! — Первое: новость узнать не хочу. Второе: оттаивать мне некогда, я занят, — и уже было, захлопнул дверцу, но нога болтливого агбаджо помешала. — А долг-то? Долг вернуть хочешь?! — протиснулась лопоухая голова Ракхена в образовавшуюся щель. — Уверрен, опять бакалеей или фрруктами имбиррровыми отдать попытаешь, — речь приобрела угрожающие нотки. — Хватит с меня твоих штучек. — И ничего они не имбировые были! Самый сок! Не мои проблемы, что ваше племя шигнарское ест так мало, — улыбка не сползала с его лица. – И, кстати, я нашел кое-что посерьёзней. Ты, может даже, мне доплачивать будешь. Лукавый блеск в глазах паренька начал выводить Гнаса из себя. Задолжал агбаджо ему не мало: одиннадцать-де. Что же может он такого предложить за доплату. Любопытство пересилило, и Гнас вновь распахнул дверь, да так, что должник чуть не упал на каменные ступени. — Говоррри. — Живой товар. Ливпи со среднего уровня! Уж не знаю, за что он сюда попал, но состояние у него отличное. Говорят строптивый, правда, — паренек покосился на Гнаса, - но, думаю, тебе боятся нечего. Бродяга задумался. Не похоже, что Ракхен врет. Что-то он определенно не договаривает, но…. Ему нужна была прислуга. Помощник. Собеседник, в конце концов. — А где ты его взял? Парень в подробностях изложил историю, про деда пекаря, который купил раба по бросовой цене, а тот, оказалось, не переносил специй, а «хлеб без не-не не хлеб». И хотели собакам скормить бедолагу ливпи, но пришел Ракхен и положил конец живодерству. И решили они отдать ливпи самому добропорядочному и честному парфому, которого только знали. — Ладно-ладно. Похоже, я последний, к кому ты решил обрратиться. Веди этого «перррвоклассного работника». А там посмотрим, кто кому должен останется. Ракхем кивнул и умчался в южном направлении.