***
Если бы Кайдена спросили, в чем он находил мир и покой, то он бы ответил: в шуме моря. Волны, едва поднимаясь над бирюзовой гладью, лизали гальку и утаскивали мелкие камушки за собой, на темную, стылую глубину. Кайден не думал о глубинах: он смотрел, задрав голову, как в высоком чистом небе с воплями носятся жирные белые чайки, а края перистых облаков подсвечиваются розовым. Иден Прайм очень походил на Землю, которой больше нет. От городов и улиц остался только пепел. Тела людей — солдат ли, штурмующих Лондон, мирных ли жителей, прячущихся в развалинах, — намертво вплавились в бетон. Красный свет, исходящий от Горна, выжег все, не оставив на планете ничего живого. По предварительным подсчетам восстановление экосистемы заняло бы сотни лет — при самом благополучном раскладе. Те, кто смотрел на вещи более реалистично, заключали, что восстанавливать нечего: Земля стала обугленной могилой для миллионов, и человечество, смирившись с тем, что родной мир уничтожен безвозвратно, рассредоточилось по другим системам, едва восстановили ретрансляторы. Правда, воспроизвести древние технологии у современных специалистов не вышло, за счет чего снизилась и пропускная способность, и точность точки выхода. Но и это было уже что-то. — Не Рио, конечно, — посетовал Джейкоб. — Но вполне подходящее место, чтобы провести старость. Их осталось двое. Всего двое из всех тех, кто служил вместе с Шепард. И обоих она презирала. Огонь ее ярости сжигал любого, кто оказался поблизости, но миновал их — всего-то и стоило получить в свою сторону презрительный взгляд льдистых голубых глаз. Когда пепел еще не покрыл голову сединой, Кайден думал, что это с ним что-то не так, что это он недостоин стоять рядом с фигурой, которой прочили войти во все учебники истории: Торфанский мясник, первый Спектр среди людей, героиня Галактики. Тогда он видел как бы сквозь тусклое стекло, теперь же, когда многие годы утекли со дней решающей битвы, пелена стала спадать с глаз. Эрин Шепард была страшной женщиной. — Я иногда все еще думаю о ней, — задумчиво пробормотал Джейкоб, потирая изрезанный морщинами лоб. — Иногда просыпаюсь среди ночи в поту и вспоминаю, как она посмотрела на меня на Цитадели. Мы, знаешь, встретились после Аррае. Я тогда... никак не мог поверить, что Бринн больше нет. Думал, что надо было не слушать Эрин и идти вместе с ней, и плевать на раны. Помню, много пил всякой дряни в барах Цитадели. А потом пришла Шепард и так посмотрела на меня, что мне до сих пор капля в горло не лезет. Словно я все это заслужил. Никогда не видел, чтобы в человеке было столько... презрения. Кайден молчал, разглядывая парящих над головой чаек. Не рассказывать же Джейкобу, что несколько лет назад он с группой специалистов высадился в заброшенном исследовательском центре на Аррае. Во время войны все забыли о нем, оставив «Церберу» пустые стены и отформатированные системы. Специалисты прошерстили комплекс, нетронутый со дня эвакуации, и распластанные, истлевшие тела убрали в мешки точно так же, как убрали тела экипажа «Нормандии» месяцами ранее. Тело Бринн Коул тоже нашли. Джейкоб рассказывал, что она вернулась в комплекс, когда «Цербер» повредил системы запуска последнего шаттла и требовалось перезапустить их со станции вручную. У консоли «Цербер» ее и прижал. Шепард бросилась на выручку, оставив напарников прикрывать площадку, с которой их забирал Кортес. Вернулась она раненая — и одна. Сказала, что было уже поздно. Но вот ведь какие дела: у консоли нашли только три тела. Двое принадлежали бойцам «Цербера», и еще один — Бринн Коул. Эксперты заключили, что выстрел, ставший летальным для последней, был произведен не со стороны, где в момент атаки должны были находиться штурмовики — с той, где должна была, если верить видеозаписям с неповрежденных камер предыдущей секции, появиться Шепард. Не рассказывать же об этом Джейкобу, уже сумевшему примириться и сжиться с утратой, как не рассказывать же ему о том, что антропологи заключили: Бринн Коул ждала ребенка. Его внуки верят, что Шепард — героиня, достойная подражания. Да что там, старшая дочь мистера Тейлора названа в честь женщины, спасшей их всех от Жнецов. Так пусть страшные тайны, погребенные в архивах Альянса, такими и останутся. Шепард всегда выполняла приказ, выполняла любой ценой, совершенно не заботясь о том, что останется после оглушительной вспышки. Ненависть сжигала ее изнутри — о, теперь Кайден видел это, перебирая скупые воспоминания. «Ты слишком мягкотелый и правильный для этой работы, Аленко, — хмыкала она после Вермайра, опрокидывая в себя стакан с каким-то мутным пойлом. — Принципиа-а-альный. Я так и вижу, как ты боишься замарать ручонки в чужой крови. Саларианцы — пушечное мясо. Их задача — отвлекать Сарена, гетов, кроганов... прочую херню, какая только может завестись в лабораториях. Видел того одурманенного, который метался взаперти?.. Саларианцы — слабаки. Потому и подохли. Что до Уильямс — она исполнила свой долг. Солдаты мрут как мухи, лейтенант. Утри сопли». Потом ее расфокусированный взгляд затягивала поволока, и Шепард, уже плохо связывающая слова, спрашивала, такой ли он мягкий в постели. Она ненавидела всех: ксеносов, синтетиков, вышестоящих, тех, кто просто не пошел у нее на поводу. Иногда Кайден задавался вопросом — а любила ли Шепард вообще хоть что-нибудь в этом мире, находила ли покой в рисунке неба над головой или запахе озона, витающем по отсекам кораблей? Боролась ли за что-то или ей просто нравилось убивать, выпуская злобу, или она просто не умела ничего другого? Ее не волновала мораль, не волновала цена, не волновало, ради чего, во имя каких ценностей они все здесь исполняют свой долг. И на все она отвечала просто: «Я выполнила приказ, что еще ты хочешь от меня, Аленко?». Действительно, чего же он хотел? В конце концов, она спасла их всех от Жнецов. Но, оглядывая новый, выкупанный в крови и пламени мир, Кайден спрашивал себя — стоило ли оно того? Выжженная дотла Земля. Бесчисленное число жертв среди гражданского населения — как от взрыва, объявшего Цитадель, так и от пламени, прошедшего по Земле. Дальше — раненые, которым не сумели оказать помощи из-за отказавшего медицинского оборудования. Кварианцы, больше прочих рас пострадавшие из-за заклинившей техники: и без того тяжелое освоение Ранноха замедлилось, а вскоре и вовсе заглохло. А потом подняли голову кроганы: их женщины по-прежнему оставались бесплодными. Новая волна недоверия захлестнула всех: если Шепард, объединившая все народы, лгала, то много ли стоит союз, заключенный с ножом у горла? Галактика, наученная прошлым опытом кроганских восстаний, на этот раз действовала на упреждение, жестко и наверняка, признав генофаг неэффективной полумерой. Тучанка снова впитала в себя кровь своих детей. В конце концов, почти истребленных кроганов заперли в родной системе, и Кайден радовался тому, что, когда новые поколения отыщут дорогу в космос, он будет уже мертв и не увидит, как Галактика снова захлебнется в крови. «Что же ты сделала со всеми нами, Шепард?» Там, где она прошла, остались только пыль да пепел. Только смерть — и больше ничего.***
На корабле-музее, которым стала «Нормандия», еще никогда не было так светло. Когда фрегат рассекал черные небеса и зависал среди звезд, в углах отсеков ютился полумрак, а свет был мягким, не бьющим по глазам. Теперь же прожекторы выхватывали каждую деталь отреставрированной палубы: ни царапин, ни пробоин, ни вмятин, хоть сегодня снова в бой. Но «Нормандия» больше не могла летать. Все, что сумели сделать техники Альянса — навести лоск и вывести жуткую трупную вонь. За спиной Кайдена толпились школьники: и совсем еще дети, и подростки с мечтательным, устремленным вдаль взглядом. Десятки внимательных глаз с восторгом смотрели ему в спину: генерал, ветеран войны со Жнецами, один из тех, кто служил под началом Героини Галактики. Больше восторга было бы, если бы вместо него здесь стояла Шепард с суровым, покрытым шрамами лицом, кривой высокомерной ухмылкой и равнодушием в льдистых глазах. Внутренне Кайден содрогнулся. Нет, хорошо, что Эрин Шепард сегодня здесь нет. Мемориальная стена перед ним пополнилась именами. В руках Кайден держал табличку с последним: она жгла ладони, словно человек, имя которого было выбито на гладкой поверхности, напоминал о себе из самой Преисподней. Дети позади ждали рассказа: какой же она была, женщина, которой они все обязаны жизнью? И Кайден, скрепя сердце, расскажет им. Он расскажет о сильной, доброй и отважной Шепард, сражающейся во имя мира, расскажет о том, как принципы и идеалы вели ее сквозь яростный вихрь войны. Он расскажет о той Шепард, за которой бы и сам хотел идти. И пусть это будет самой страшной ложью во всей Галактике.