Прикосновение.

Я, никогда не обдумывал, что буду чувствовать когда погибнет дорогой сердцу человек. Какие будут мысли, эмоции, чувства. Да, важно ли это в целом? Это настолько больно, что хочется исчезнуть, забыться. Потеря близких — самая жестокая и страшная смерть для человека, больнее клинка и страшнее чумы. Если бы погиб другой, я бы долго не мог подобрать слов, потратив половину жизни. Микаса… она же совсем ребёнок, но горела ярко, чутко. Знаете, в её душе был порох, а в сердце огонь, ровно так же как и в глазах. В серых, словно пепел после пожара в далёких городах. Я никогда не понимал Аккерман, почему она робко, но в тоже время смело закрывает Эрена грудью от ударов? Что это? Она любила брата, он был её семьёй. И сейчас, ради него, она погибла. Пыталась одолеть Энни. Знала, что прольётся кровь, но молчала. Укрывала страх так умело, что любой мог бы сказать что эта девушка без души. Никогда не понимал. Боже, в её последние минуты, я был рядом. Но ничего не сделал, понимаете? Видел как она кричала не от боли, а от обиды что не сумела спасти любимого брата. Видел как она дрожит, словно испуганная лань, под холодными лучами заката. Видел… как плавилась жизнь страхом в её глазах, цепляясь за жалкие нити надежды. Выгибалась в тонкой талии от жгучей агонии в хрупкой на вид теле. Как дрожали её бледные губы от ужаса, прося меня найти её брата. Я кивал, соглашался, стоя перед её телом на коленях. Она умирала долго. некогда живая ' кукла побед ' сгорела в огне боли, обиды, разочарования в этом лесу, опороченном запахом крови. Она не должна была умереть. Не такая смерть должна убить её. Нет. Она была — надежной человечества, была сравнима с отрядом бойцов по силе. Только одна. Аккерман хотела жить, гореть огнём. Быть нужной, быть рядом с ним. Знаете, я часто видел её поздно ночью на улице. Она стояла на коленях возле небольшой клумбы роз. Она пела. Так тихо, но так нежно и ласково, будто мать поёт своему ребёнку. А потом, она тихо оборачивалась, стрия слёзы. Именно тогда, я посмотрел на неё по — иному. Я впервые увидел её слабой и маленькой девочкой. Всегда хотел обнять за талию, подобную молодой берёзке. Гибкой и тонкой. Всегда хотел зарытся пальцами в шёлковые, мягкие пряди волос, что напоминали мне самые тёмные ночи. Мечтал вдохнуть свежий запах горького шоколада её тела. Желал коснуться бледной и мраморной кожи, боясь ненароком поцарапать её. Мечтал просыпаться и видеть её спокойное, по — детки милое личико. И даже тонкий шрам на скуле, ей не мешал быть желанной для всей Сины. Ревновал когда она просто разговаривала с другими мужчинами. Дёргался, будто от ударов тока, когда эта сумасшедшая лезла под удар, защищая братца. Мне было страшно упустить её, но гордость не позволяла мне признать тёплые чувства. Я часто обижал её, бросаясь колкими словами. Замечал, как она сжимает кулаки, поджимая нежно — розовые, чуть пухлые губы в тонкую полоску, сдерживая ненависть. Ненависть ко мне. Я ненавижу её, но безумно люблю. А вы слышали её голос? О боги, я ещё никогда не слышал такого голоса. Ровный, мягкий, спокойный… всегда на одной волне, и без единых дефектов. Нет, это не означает безразличие, просто она особенная. А глаза, вы видели эти глаза? В них была жизнь, чувства, эмоции. Их цвет менялся в ярких лучах солнца, переливаясь всеми цветами мира, отдавая загадочным блеском. Ах, а эта улыбка… я видел её всего несколько раз, но она безумно. Детская, наивная, единственная. Азиатка верила в победу больше всех. Обычно, эти люди дети или же идиоты. Она ребёнок. Настолько чисты и светлый, что казалось бы, её сущность нечто иное, нежели земная. А, её смех звонкий — звонкий, чистый — чистый. Я люблю его. Слышал лишь раз, но так полюбил. Микаса — стоимость дозы. Дорогой, недоступной дозы. Я люблю её. Люблю всё. Эти аккуратные изгибы тела. Люблю горящие блеском любви глаза, робкую улыбку, лёгкую и изящную походку. Люблю мягкий голос, шёлковые локоны. Они напоминают мне кровь, блестят так же. Люблю запах… А что сейчас? Даже сейчас, она прекрасна. Зелёный плащ, раскрылся подобно крыльям ласточки. Ей подходит, такая же грациозная всем как и эта пташка. Тёмные, блестящие локоны послушно покоились на её плечах, закрывая порезы. А широко распахнутые глаза, так и горели небывалым огнём жизни. В них можно было увидеть всю историю её жизни. Даже после смерти. Бледные губы, казалось, тронуты в лёгкой улыбке, зная что её Капрал, выполнит обещание. Я выполню его. — Не волнуйся, я верну его. — Капрал склонился над телом девушки, целуя её в лоб. После, он закроет её глаза, и уложит под дерево, под котором росли цветы. Прости меня Аккерман. Я должен был тебя уберечь, не дать подставить спину под плеть смерти. Ты прекрасна моя леди… прекрасна даже сейчас. Мне больно, в душе лишь черная пустота, что выпускает липкая яд боли и ненависти. Я не смог её уберечь. Я ненавижу её, но безумно люблю.