Ричард

Шелест деревьев мешал думать, а внутренний драматизм достиг пиковой точки. Невозможно было придумать более пугающую ситуацию, когда ты страдаешь от боли, которую причинил сам себе. Дождь не думал заканчиваться. Ты просто ходишь под деревьями, а вода падает на тебя с неба. Сейчас — мокрый, но стоит лишь зайди в укрытие, переодеться, собрать мысли и все — сухой. Время, мы тратим время. Каждое наше решение или действие — трата времени. И если это бессмысленно, то вдвойне обидно. Потому что время закончится. Все когда-нибудь закончится. Сейчас ты высушенный до дна столь противным теплом жилища и надоевшей одеждой, обремененный на вечные страдания, отталкивающий от себя людей, но зато все еще живой. Ценность человеческой жизни переоценена, потому что все можно заменить. Но как можно заменить чувства, забыть боль и вновь ощутить радость? Наверное, в каждом углу комнаты валяются какие-то бумажки, смятые листы. Можно было подумать, что здесь живет кот, так как стены были немного исцарапаны, но в комнате было совершенно пусто. Вдруг кто-то хлопнул дверью. Когда Ричард вошел внутрь, он увидел, что на столе разлилось немного темной-красной жидкости. Кровь. Ричард был зависим от нее, как все остальные были зависимы от воздуха. Редкий люд, который видит вампира даже и не мог подумать, что ему далеко за сотню. Внешность действительно обманчива. Ричард все не мог успокоиться. Он нервно шагал из одного угла комнаты в другой, и обратно, чтобы отвлечься, но ничего не получалось. Юный вампир был разочарован. Как же больно, когда не можешь жить так, как живут все, когда ты вечно боишься. За окном темно. Темнота успокаивала и расслабляла, позволяя прожить еще одну ночь. Но стоит ли жить так, в страхе утра и солнечного света? Стоит ли жить, когда тебя никто не принимает таким, какой ты есть; когда тебя все боятся, узнав, кто ты? Страх — вот что управляет людьми. Страх руководит мышлением; ты боишься чего-то нового, но никогда не узнаешь, стоило ли бояться.

***

Было больно, когда Она бросила его. Все начиналось вполне хорошо. Когда он зашел внутрь, Она просто сидела и смеялась. Он был очарован. Пытаясь казаться мужественным, он подошел и улыбнулся. Она была красива. Ему показалось, что Она настолько чиста и невинна, что Она так добра и благоразумна. Наверное, это была любовь, если она существует. И они вдвоем вышли и решили прогуляться по той аллее. Сейчас он там уже не гуляет, но тогда все было хорошо. Так продолжалось недолго. Они часто встречались, узнавали друг друга лучше, но Она стала задавать вопросы. 'Милый, почему только ночью? ' 'Дорогой, тебе нужно поесть, ты исхудал.' 'Почему ты такой бледный? ' Это была одна большая ложь. Выдуманный он, который уже даже и не он, бледный с рождения, проблемы со здоровьем… Но он никогда не заботился о здоровье. Он не человек. Однажды он и Она сели друг напротив друга, и Она только лишь сказала: 'Ты можешь все рассказать мне, я пойму.' Она поймет! Так смешно. Но он устал. Он был честен. Но это была губительная правда. Люди не меняются. Они не принимают Других: тех, кто отличается. Они живут в своем бренном стаде, подвластные стереотипам, любящие только себя. Она не смогла принять его. Он не смог остаться.

***

Ричард прокручивал каждый момент этой истории в своей голове. Ломающее изнутри, ноющее чувство где-то в глубине груди, под ребрами. Было больно. Хотелось плакать, кричать, забыть. Ох, если бы она была единственной! Никто никогда не понимал его. Ричард помнит, как плакал однажды ночью. Прошло несколько месяцев после того, как он почувствовал укус на своей шее, и тогда пришло осознание того, кто он. Это было самое трудное — принять себя. Ричард боялся и ему пришлось скрыться. Его родители, люди преклонного возраста, не смогли пережить исчезновение сына. Как в доброй сказке, они умерли в один день. Ричард плакал той ночью, сидя на сырой земле и смотря в бездушный могильный камень, прожигая его взглядом. Вся жизнь проходила перед глазами вампира, а он был лишь наблюдателем со стороны. Это убивало парня, но он не мог умереть. Он лишь пил и плакал. Впереди вечность — поиски недостижимого смысла жизни. Легко ли быть вампиром, страдать сотни лет, жить с привкусом свежей крови на губах? На улице снова шел дождь. Капли воды разбивались об асфальт. Курс этой маленькой капли может сбить даже ветер, но итог все равно один. Она разобьется на тысячи маленьких осколков; ей придет конец. Асфальт лишь недолго остается мокрым. Вскоре люди будут ходить по нему, даже не думая о том дожде, словно он совершенно не важен. Асфальт уже высох. Эта ночь, такая долгая ночь. Сколько же бессонных мыслей, сколько слез. Сколько новых царапин на светлых обоях, сколько выпитой крови. Руки дрожат, будто от холода. Это смешно, ибо вампиры его не чувствуют. Но вот уже замерцало солнце за черными облаками. Солнце! Противное, ненавистное солнце. Да кому нужен свет, когда темнота все равно остается загадкой. Ричард замер, будто резко впал в кому, но он просто неотрывно смотрел в одну точку, не моргая. Вдруг он вдохнул и опрокинул голову, выдыхая столь противный воздух. Слишком долго. Вампир резко закричал; в окне можно было увидеть, как голуби на улице, пьющие воду из луж, сорвались со своих мест и улетели. Ничто уже не могло остановить Ричарда. Он словно с цепи сорвался, бегая по комнате в поисках чего-то давно утерянного. Вдруг дверь заскрипела и открылась, словно приглашая Ричарда выйти. Сквозняк или судьба? Давай парень, не дрейфь, проход открыт. Он резко остановился, повернул голову — все, решено. Вампир обматывает свой любимый клетчатый шарф вокруг шеи и медленно направляется в сторону выхода. Шаги даются легко. Вот уже и выход из дома. Вампир на секунду остановился, потом повернул дверную ручку; он резко подался вперед и побежал: бежал между домами, сквозь кварталы и через детские площадки; солнце поднималось над горизонтом. Силуэт вампира растворился в воздухе.

***

— Не догонишь! — во дворе были слышны радостные крики малышей. Они бегали друг за другом и смеялись. Было неважно, что произойдет с ними дальше или что происходило до. Важно то, что сейчас им хорошо. — Мааам, смотри, — невысокая женщина обернулась и посмотрела на свою дочку. Девочка заинтересовано разглядывала ветки деревьев, указывая пальцем на какой-то предмет. — Вика, показывать пальцем это неприлично, — ответила мама. — Да и что здесь такого, это же обычный шарф. — Его здесь кто-то оставил? — спросила девочка. — Не знаю, может быть. Девочка долго стояла и смотрела на клетчатый шарф, который застрял между ветками. Он развивался на ветру, но не мог выбраться, словно был заперт. Когда-нибудь шарф улетит и его никто больше не найдет. Он останется лежать и гнить, а потом просто исчезнет. Как и всё когда-нибудь.