Каплями на коже

      Юнги клялся себе который раз, что оставит все накопившиеся чувства, все моменты, связанные с их невинными прикосновениями, отзывающимися покалывающей дрожью в груди, все долгие взгляды, все томные вздохи, что так упорно связывали эти две противоположности воедино. Но тысячное пустое обещание утопало в лавине его слёз, что не было сил уже сдерживать. Они катились по его щекам молча, оставляя солёные, обжигающие, мокрые дорожки.       Это был абсолютный и бесповоротный тупик в огромном, тёмном, запутанном лабиринте. А он в нём лишь уставший путник, который двигался на только что погасший свет, ныне потерявший всякую надежду на спасение. Выхода нет, и времени тоже. Оно растворяется в ледяном звуке удара мёртвых капель о мутное стекло, завешанного искажённой, плотной шторой неугасающего ливня.       Он открыл окно, впуская в комнату редкие порывы ледяного ветра, и крупные слёзы ночного неба, словно недостаточно было собственных. Он протянул, ставшей вмиг мокрой, руку, желая дотянуться до блестящей луны, искренне надеясь, что она в силах решить все его невыполнимые задачи. Но она провожала его далёким свечением, но, как он догадался, предназначенным вовсе не ему.       Он чувствовал, что разбивается на кусочки, подобно упавшему на пол стеклянному графину, который вряд ли удастся собрать вновь. Он совершенно чётко осознавал, что не сможет вернуться назад, всё забыть, двигаться привычным течением. Он не сможет больше смотреть на мир теми же глазами, не сможет больше думать и дышать так, как делал это до него. Юнги уже сам забыл тот момент, когда Чимин, подобно огромному цунами, сносившему всё на своём пути, вывернул его мир наизнанку и хорошенько встряхнул; Чимин полностью изменил взгляды старшего на обыденные, казалось бы, до их разговоров вещи, и что самое главное, он переменил отношение Юнги к самому себе. Когда он видел мальчишку, хотелось сорваться с места, почувствовав огромный прилив энергии, начать что-то делать, работать над собой... теперь же Юнги видел надоевшие стены, слышал раздражающие ноты дождя и ощущал собравшуюся в огромные тучи вокруг него серость каждого дня.       "Так не должно быть. Мы поспешили. Я не должен был начинать..."       Юнги не мог разговаривать с мальчишкой, не мог слышать его шаги в коридоре, не мог встречаться с ним взглядом. До того, как он стал задумываться над тем, что же он чувствовал к Чимину, и тем более до того, как он стал предпринимать какие-либо действия к завоеванию младшего.       Лучше бы ничего не было, лучше было бы, если б я просто всё забыл.       Юнги выпадает из реальности, желая выпрыгнуть из окна, летя вниз так быстро, не успевая ни о чём подумать и вернуть всё назад, намеренно лишая себя всех мучений. Наверное, так было бы лучше: сделать шаг туда, откуда обратного уже не вернуться. Чем тот страшный перекрёсток, на котором постоянно горел жёлтый свет, но, несмотря на это, Юнги не был готов двигаться куда-либо. Более того, он не знал, куда ему двигаться. Впереди виднелся лишь густой, белоснежный туман, застилавший все возможные дороги.       Это тупик.       Порывистый ветер всё сильнее трепал его высветленные сырые пряди, пронизывая всё стройное тело через тонкую, разношенную футболку. Юнги забрался с ногами на холодный подоконник, облокотившись горячим лбом о гладь стекла.       Скрип двери кажется каким-то нереальным в этой пустой комнате, что Юнги даже не реагирует на этот звук. Но когда на его спину опускаются обжигающе тёплые ладони, парень вздрагивает всем телом, резко поднимая голову, отрываясь от окна. - Что ты делаешь? Заболеешь, - Чимин быстро закрывает окно, лишая Юнги единственного источника кислорода. Сейчас же старший совершенно переставал дышать, раздражаясь и хмурясь, что не скрывается от глаз младшего. - Мне уйти? - Чимин смотрит преданно и немного грустно, быстро взмахивая длинными ресницами, а у Юнги сердце уходит в пятки. Хочется заключить в свои объятия этого мальчишку и укачивать, словно готовя младшего к крепкому сну.       Юнги колеблется: прогнать или попросить остаться? Было ли ему хорошо без него? Определённо, нет. Он изводил себя своими же мыслями так, как только мог. Будет ли ему лучше с Чимином. А самое главное, будет ли Чимину комфортно с ним? - Не думаю, что так будет лучше. Останься, - слова вырываются сами собой, а Юнги запинается на последнем слове, теряя всякую уверенность и привычную холодность.       Чимин чуть заметно улыбается, а Юнги чувствует, как вмиг становится теплее и светлее, что ему самому становится страшно за то, какой эффект одна улыбка младшего производит на него. - Я точно могу? - Юнги чувствует, что это очередная уловка, что Чимин хочет услышать что-то ещё. Потому старший обрубает его затею на корню: - Можешь.       Чимин недовольно цокает языком, а Юнги отмечает для себя, как же красиво отражается в чарующих глазах младшего далёкий, потускневший на фоне стоявшего перед Юнги, свет луны. Но Чимин так легко не сдаётся: - Но как?       Юнги поднимает на него глаза, внимательно разглядывая с секунду, а затем понимает, что бесконечно нуждается в этом мальчишке. Юнги понимает, что не видит в Чимине ничего раздражающего и невыносимого. Старший находит в нём всё настолько милым и родным, что сам парень желает взорваться на месте, от переполняющих его чувств. Яркая улыбка Чимина окончательно сносит крышу, и Юнги вскакивает, немного пугая неожиданным порывом младшего, и крепко его обнимает, находя заледеневшими губами его шею. Чимин дёргается от холода, но затем заметно расслабляется. - Прошу, останься каплями дождя на моей коже.       и Чимин остаётся, а Юнги слышит, с какой бешеной скоростью колотятся их сердца. Больше нет смысла искать выход из выдуманного лабиринта или же лететь вниз из открытого окна. Смысл остаётся лишь в Чимине, что так яростно отзывается на его прикосновения.