Неуклюжесть, порой, полезна

      Мидлфорд намоченной в спирте ватой обрабатывала царапины на юношеском лице. Пострадавший шипел, хмурился, сетовал на самого себя. Затем поднимал глаза на невесту и стыдливо краснел. Кто же знал, что его проделка обойдется в болезненное падение с четырехметровой высоты?       Всего день назад Элизабет вернулась из Лондона и принесла хорошие вести: ее брат отправился в долгое путешествие со своей суженой, и поездка их займет не меньше месяца. Граф едва не сдержал облегченной улыбки, какую даровал своему слуге после раскрытия дел. Эдвард, этот назойливый старший брат, всячески препятствовал сближению Цепного Пса и его будущей супруги. Сиэля разве что не трясло от злости: уже и так прошло три года ухаживаний, подарков, еженедельных променадов, а до алтаря дело никак не доходит.       Не так давно Фантомхайв посмел открыто намекнуть на такую маленькую деталь, находясь в кругу родственников и отложив серебряное фраже после нарезки ветчины. Маркиз Мидлфорд промокнул лоснившиеся от жаркого губы и поддакнул, маркиза ответила на его замечание строгим одобрением. Лишь Эдвард невзначай обронил фразу, что свадьбы в мае не проводят согласно давним английским традициям. Чтоб его. — Сиэль, зачем ты полез на дуб?       Лиззи говорила тихо и томно. Ее глаза были прикрыты. Она завоевывала сердца хрупкостью, пшеничными локонами, изящными руками и тонкой шеей. Граф был готов покрыть поцелуями каждый ее сантиметр.       Фантомхайв вдруг почувствовал, как тело обдало жаром. Леди так спешила помочь ему, что шнуровка накинутого ажурного халата ослабла и его взгляду были предоставлены непозволительные женские прелести: линия ключиц, затянутая корсетом грудь — но как, должно быть, приятно прикасаться к ней — и, о Господи, завязки шелковых чулок. — Сиэль, — она произносила его имя нежнее всех, кто когда-либо испытывал к нему чувства. — Ты хотел посмотреть… — Элизабет закусила губу. Румянец стал насыщенней, непослушная светлая прядь едва скрывала ее стеснение. Конечно, мисс Мидлфорд льстило внимание жениха, но ей было непривычно. Года три-четыре назад все казалось проще: она носила ради него туфли на миниатюрном каблучке, одевалась в богатые на рюши и цветы платья, строила из себя капризную сентиментальную девочку.       Теперь граф возвышался над ней. Молодой человек дарил ей розы размером с чайное блюдце, приглашал в театр, выходил с ней в свет. Она любила сидеть в одной из многочисленных комнат его особняка, читать в его компании и смотреть на танцующие языки пламени в камине. Она любила все, что было связано с ее женихом. — Прости, Элизабет, — Фантомхайву наконец удалось неловко поймать ее за запястье. Немедля, он прислонился щекой. Кожа будто шелк. — Правда, не знаю, что на меня нашло. — Это гормоны, — пояснила она и замолчала. Повисла томительная тишина, пока оба решали, что произойдет дальше. Юноша мучился: с одной стороны, они зашли так далеко, что позволили друг другу прикосновения, носившие характер двойственный; с другой — до свадьбы рукой подать. Он так старательно подбирал последующие свои действия, что, казалось, вот-вот из ушей пойдет пар. Но внутренний спор разрешило касание чужих губ.       Элизабет.       Он мысленно отблагодарил девушку за отчаянный ее порыв, меж тем осторожно притягивая к себе и зарывая пальцы в ее волосы.       Лиззи пыталась отбросить всякие задние мысли. Их не потревожат, ведь она лично запретила слугам приближаться к господину после предложенных ими методов лечения. Рыбий жир, нашатырный спирт, крысиный яд — все это свидетельствовало об отсутствии под рукой Себастьяна, но Сиэль часом ранее отправил его в столицу.       Девушка робела перед неизвестностью. Она разок обнаружила весьма занимательные изображения на помятых карточках, принадлежавших Эдварду. Видимо, он обронил их, когда набрасывал плащ. Доложила о пропаже матери, чьи брови мгновенно дрогнули, стоило картинкам очутиться в ее руках. Позже вечером Элизабет слышала отрывки из беседы сына и родителей. «Ей рано об этом знать» и «Она же леди» особенно запомнились. Мама заговаривала только о беременности, а, что предшествовало ей, было окрещено тайной и условно обозначалось словом «боль».       Но пока, в руках своего жениха, девушка блаженствовала. Никогда не могла она себе представить, что поцелуи будут обжигать ее кожу, как и прикосновения холодных кончиков пальцев. Сиэль одним резким движением подхватил ее на руки и усадил на кровать, опустился перед ней на колени, принялся за банты на чулках.       На глаза попалось платье, закрывавшее половину зеркала, и юноша иронично заулыбался. Вещица, из-за которой было решено залезть на дерево и подсмотреть за переодевающейся Элизабет, из-за которой он едва не сломал ноги и из-за которой теперь они, раскрасневшиеся и увлеченные, собирались заняться любовью.       Он выдохнул раскаленный воздух, прильнув к желанной шее и даря воздушные прикосновения обветренными губами. Момент, и мисс Мидлфорд вскрикивает, а довольный граф проводит шершавым языком по месту укуса, шепча ласковые извинения. Тогда девушка дрожащими пальцами стягивает с законного супруга потрепанный пиджак, его хозяин облегчает работу, высвобождая руки. Одежда летит на пол, устилая его дорогими тканями.       Граф укладывает невесту на белоснежные простыни, устраиваясь поудобней между ее стройными ножками. Его туманный взгляд говорит Элизабет о безотчетности, и она сама поддается дурманящей голову страсти, вызывающе изгибаясь навстречу движениям его горячих ладоней. Спустя секунду остается без корсета, вдыхая полной грудью и оттого становясь беззащитной по собственной воле. Сиэль, так много раз ухитрявшийся находить зацепки в провальных ситуациях, с коварной улыбкой подхватывает девушку за талию и утыкается носом в ложбинку меж грудками. Его жертва взвизгивает от неожиданности, взъерошивает прямые волосы, замирает. Пальцы целеустремленно скользят вверх, пересчитывают ребра, чтобы в следующую секунду очертить ореол розовеющего соска. Женский стон — сдавленный под страхом быть услышанным — ласкает его слух. — Мисс Мидлфорд так красива, — мурлычет Фантомхайв, сантиметр за сантиметром покрывая молодое тело невидимыми отпечатками губ. Лиззи извивается под ним, сдерживаемая его же сильными руками. Вздохи сопровождаются звуками, слегка развратными и потому вгоняющими леди в краску. Юноша внезапно навис над ней. — Люблю тебя.       Она комкает простыни и полы халата, который был снят в последний момент, испытывает неведомые ощущения наполненности, дрожь пробирает каждую клеточку ее, несомненно, пылающего тела. Граф целует увлажнившиеся и прикрытые глаза его невесты и выжидает момента, когда она привыкнет. Движения медленные, равномерные, боль, пускай существующая, отходит на задний план, уступая место новым впечатлениям. Элизабет любила, любила до умопомрачения человека, который сделал из нее женщину, радовалась, что чувства были взаимны. Сиэль всматривался в ее черты с обожанием, одновременно погружаясь в девственное лоно и почти выходя из него. Их обоих пробирало до мозга костей желание продолжать предаваться сладострастному греху бесконечно долго и по многу раз. Стоны, неразборчивое бормотание, вскрики заполняли просторную комнату.       Кровать заскрипела вместе с участившимися толчками графа. Ради удобства женские ноги были сомкнуты за его спиной и колени выгодно сжимали бледные юношеские бедра, благодаря чему проникновение становилось все глубже и глубже. Будущая графиня молила двигаться жениха быстрее. Она уже предчувствовала скорую разрядку и страстно хотела, чтобы они сделали это одновременно. Последний толчок, и внутри нее разливается горячее семя, а юноша, повременив с разрывом их плотской связи, обнимает ее и ложится набок. Пару мгновений оба приходят в себя, будто пережили горячку или озноб, хотя на самом деле чувствуют невероятное блаженство. — Сиэль, — на выдохе обращается Элизабет, — в следующий раз, прошу, иди прямиком ко мне. В саду не хватит деревьев для твоих необузданных желаний.       И воцарившуюся тишину развеял заливистый смех молодых людей. — Все так, как и должно было произойти, — подытожил довольный дворецкий, проходя мимо господских дверей и заодно зашторивая окна. Солнце опускалось за горизонт.