Leave me alone (I'm lonely)

      Сколько Себастиан себя помнит, он ни разу не поднимался на крышу многоэтажного здания, в котором он жили с Хантером уже вот второй год, ночью, чтобы посмотреть на звезды или насладиться чудесным видом неспящего Нью-Йорка. Может, дело было в том, что ночью находились дела поинтереснее, чем какая-то пустая крыша и никому ненужный вид, а, может, в том, что Смайт постоянно затыкал так не вовремя просыпавшегося в себе романтика, зная, как все окружающие, в том числе и Кларингтон, на это отреагируют. Раз за разом молодой человек одергивал себя, списывая все это на чрезмерную усталость, и продолжал спокойно заниматься своими делами до той поры, пока желание насладиться прекрасным не просыпалось вновь. Себастиан нервно смеялся над собой, хотя где-то в глубине души безумно хотел наплевать на все: на мнения, на привычные представления, на последующие усмешки Хантера, и подняться к заветной двери, ведущей на крышу, откуда можно было хорошо разглядеть ночной город, словно он у тебя на ладони. ***       Неделя выдалась довольно сложной. Очень сложной, сказал бы Смайт, правда, сил не осталось совсем. Даже на то, чтобы жаловаться на своего начальника-идиота, который не принимает своих подчиненных за людей, или пустоголовых коллег, которых по умственному развитию можно поставить наравне с обезьянами, ведь они так же застряли на пути эволюции. Придя домой, Себастиан упал на диван, гипнотизируя стену напротив пустым взглядом. Настроение упало ниже плинтуса. Хантер должен был вернуться ближе к полуночи, по его словам, отчего на душе становилось совсем тяжко, ведь все, что Смайту нужно было в подобные дни, это сильные руки Кларингтона и его низкий голос, который успокаивал и усыплял, заставляя с головой окунуться в теплое чувство уюта и защищенности. Шумно выдохнув и мысленно послав все, в том числе и Хантера с его работой, Баст поднялся на ноги и поплелся в сторону прихожей. Накинув на себя пальто и обвязав шею объемным шарфом, молодой человек бросил взгляд на свое отражение и усмехнулся, понимая, как же это все-таки глупо.       Как Себастиан и ожидал, живя на предпоследнем этаже высотного жилого здания, вид был замечательным: широкие улицы, освещенные миллионами ярких огней, казались тонкими горящими нитями, переплетающимися в замысловатом узоре и приковывающими внимание. Движение не прекращалось даже поздним вечером, что, в принципе, не удивляло. Смайт заинтересованным взглядом пробежался по открытому пространству крыши, после чего, не обращая внимания на отсутствие стула или любой другой более-менее чистой и гладкой поверхности, опустился на пол, скрещивая ноги и кутаясь в свой шарф. Крыша обдувалась сильным и довольно холодным для начавшейся недавно весны ветром, пробирающим до костей, но последнее, что сейчас собирался делать Себастиан, так это уходить. Задрав голову, молодой человек застыл, любуясь. Звезды, маленькие и большие, тусклые и яркие, бисеринками были разбросаны по темному бархатному покрывалу ночного неба. Подобное зрелище завораживало, не позволяя отрываться ни на секунду. И Смайт просидел бы так всю ночь, до самого рассвета, если бы не тихая мелодия, заигравшая в кармане пальто. Проворчав себе что-то под нос, Бастиан замерзшими пальцами достал сотовый телефон, на экране которого засветилось имя Кларингтона, оповещающее о звонке.        — Бас, — в трубке послышался взволнованный голос Хантера. — Где ты? Все в порядке? Я уже минут десять стучусь, где тебя носит? — голос Кларингтона стал принимать привычную ему твердость.        — Поднимись на крышу, — коротко говорит Себастиан, сразу же бросая трубку и надеясь избежать всех разборок и ненужных вопросов, которые последуют бесконечным потоком, как только Хантер переступит порог.       Себастиан потерял счет времени, разглядывая высотные здания вдали. Прижав колени к груди, парень шумно выдохнул, погружаясь в свои мысли и из последних сил стараясь не уснуть прямо на бетонном полу. К реальности его вернул звук приближающихся шагов. Вскоре Хантер оказался рядом и прижал к себе, приобнимая за плечи и согревая.        — И что ты здесь потерял? — тихо спросил Кларингтон, будто бы боясь нарушить дивную атмосферу чуда и волшебства, которые дарили все мерцающие огни Большого Яблока.        — Здесь красиво, — спустя пару минут молчания подал голос Смайт, чувствуя, как начинает засыпать на плече у возлюбленного. — Смейся, сколько тебе угодно, но мне нравится.       Но Хантер не смеется и не подшучивает. Лишь слегка улыбается, целуя Себастиана в висок, когда тот, в свою очередь, что-то бормочет себе под нос еще несколько секунд, после чего замолкает, нагло запуская замерзшие руки под тонкую ткань кофты возлюбленного и грея их подобным образом под недовольные комментарии вздрогнувшего от холода Кларингтона. Спустя четверть часа, когда сильно уставший Смайт все-таки засыпает в объятиях молодого человека, Хантер дает обещание, что они поднимутся сюда снова, понаблюдать за городом и мерцающими звездами, и бросает еще один взгляд на небо, прежде чем покинуть это место и вернуться домой со спящим Басом на руках.