Я твой котёнок, Юнги-хён.

— Я и так спокоен, хён, — с какой-то долей чертовщины произносит макнэ и ухмыляется. — А ты спокоен? Чонгук улыбается, невесомо касаясь Юнги у самого основания шеи и скользит пальцами ниже, слегка оттягивая тонкую кофту. Макнэ не знает, откуда в нём столько пошлости, но он задирает ненужный предмет одежды и осматривает идеального тона, кожу. Язык проходится по подсохшим губам и младший подаётся вперёд, будто бы хочет лечь на Шугу, но на самом деле он припадает губами к коже на грудной клетке и облизывает широким мазком, как бы пробуя её на вкус, дабы убедиться, что ничего не изменилось. — Безумно спокоен, — отозвался старший, всё ещё стараясь сдерживаться. Макнэ наверняка тоже перевозбудился от короткой вспышки страха, что их заметят в такой провокационной позе. Впрочем, ему подумалось, что в крайнем случае можно перевернуться на живот и сделать вид, что макнэ всего лишь баловал его массажем. Баловал, как же. Как сейчас, беспрепятственно задирая его одежду, отчего она неудобно скомкалась ближе к шее, но язык младшего искупил любые неудобства. Юнги громко выдохнул, запрокинув голову. Его откровенно повело от вопроса и дыхания макнэ всё ниже, хотя ничего сверхъестественного в простой ласке не было. Просто это Чонгук, на которого хён не мог не реагировать сильнее в сотни раз. Талантливо дразнящий шаловливыми пальцами, на что Юнги только рассмеялся тихо и мстительно сместил ладони дальше по его телу, кладя на ягодицы и поглаживая, будто легко и ненавязчиво. — Так ты куда-то собирался, Юнги? — усмехается младший и уже кончиком языка скользит по плоскому животу, преодолевая пупок и опаляя дыханием чувствительное место. Брюнет улыбается, поднимая глаза на хёна, невинно так, безобидно, а внутри него черти пляшут. Проворные пальцы цепляют джинсы вместе с резинкой белья, но так и не стаскивают их со светловолосого, а просто отпускают обратно, как бы дразня. — Мой котёнок думает, что я смогу сбежать от него теперь? Разве что в кровать. Знаешь ли, так хочется погладить своего макнэ в более уединенном месте, — пальцы ощутимо сжались, а Юнги нарочно приподнял бёдра, издевательски потираясь. Он не потерял голову окончательно и сомневался, что они продолжат день чем-то более весомым, но хотелось приятно раздразнить себя и макнэ. — Расскажешь мне о своих желаниях, котёнок? Чонгук как-то странно мычит, когда ощущает, как пальцы сминают его бёдра и закусывает губу, стараясь не выдавать себя раньше времени, ведь хён так бесстыдно и безжалостно трётся о него. — А хён будет их исполнять? — мурлычет макнэ, резче опускаясь на пах Юнги. Глаза стали чёрного цвета, не иначе. — Я бы хотел, чтобы хён погладил своего котёнка против шерсти, потрепал за шкирку, — начинает Гук, прикрыв глаза и замедляя дыхание. Ему кажется, что он перестаёт дышать на какую-то долю секунды. — Котёнок будет послушным… А может и не будет. На лице младшего расплылась блаженная улыбка, которая очень странно сочеталась с покрасневшими щеками. Брюнет проводит рукой по своей шее и зарывает её в волосах, тем самым разлохмачивая их. — А чего бы хотел мой хён? — макнэ вновь оказывается лицом к лицу с Юнги, опаляя его губы дыханием. — Хён обязательно исполнит, если твои желания мне понравятся, — Юнги с замиранием сердца и тяжелым дыханием разглядывал макнэ, наконец думая о том, что тот неплохо смотрелся бы в этой же позе без одежды. Особенно если и старший будет не совсем одет, а прижмется так же тесно. — Вот так погладить, котёнок? — ладони с нажимом огладили бедра, провели по спине и снова спустились на законное место. Вверх с большим давлением и вниз, запуская пальцы под ткань штанов и белья. Не слишком глубоко, ведь поза не позволяла стащить их, но заметно холодя разогретую кожу. — Если котёнок будет непослушным, как мне его наказать? — Юнги судорожно вдохнул, но не остановил себя. Пальцы скользнули между ягодиц макнэ, не стараясь проникнуть и не давя, но намекая откровенно. — Сделать ему массаж, только не такой мягкий, ммм? — добавив пальцев и заставив всё же младшего коротко вскрикивать и кончить от одного только давления изнутри. Юнги хотел бы посмотреть на это, хотя любовался младшим и сейчас. На его раскрасневшиеся щеки, на такую открытую позу. Огладив напоследок нежную кожу, Юнги вытащил руки из-под одежды и коротко шлепнул Чонгука, демонстрируя другой вид наказания, который вроде бы пришелся ему по вкусу. Такое наказание не причиняло боли, но подначивало непослушного котёнка. Но пока повторять свой замах старший не стал, вместо этого обняв приблизившегося снова макнэ. — Дай-ка подумать, Гуки, — он с улыбкой приподнялся, прикусывая губу младшего, как тот играючи делал совсем недавно. — Я хочу попробовать тебя всего, мой макнэ. Расцеловать и заласкать, чтобы ты своё имя забыл. Только и мог мяукать, как хорошо тебе делает Юнги-хён. Но это совсем не страшно, ведь так? — он смотрел пристально и с самоуверенным прищуром, но тепло и нежно, если приглядеться. Чонгук уже давно раздел Юнги в мыслях и даже принялся делать это в реале, задрав его кофту. Младший блаженно закрыл глаза и расплылся в улыбке, ощущая прикосновения своего хёна. — Как тебе угодно, хён. Мне нравится всё, что ты делаешь, — брюнет закусывает губу и лукаво смотрит на старшего. Тело Чонгука задрожало, как только холодные пальцы светловолосого скользнули меж ягодиц, так же как и его голос. — Любое наказание для меня — поощрение, — уверенно шепчет брюнет, и разочарованно вздыхает, когда Шуга убирает руку, но не надолго. Он получает шлепок по бедру, от чего глаза судорожно закатываются, а горло издаёт непонятный скулёж. Хочется попросить ещё, но пока рано. Макнэ выслушивал желания Юнги и краснел ещё больше, показывая как он хочет исполнить все его желания. Ему безумно нравился такой хён. Властный, открытый, с наигранной ноткой грубости. — А ты хочешь чтобы мне было страшно? — Так мой макнэ хочет быть непослушным котёнком? — старшего это ничуть не расстроило, слишком уж занимательной была картинка с явно поймавшим волну возбуждения Чонгуком. Он резко немного запрокинул голову и завёл глаза, будто ничего лучше или сильнее в жизни не испытывал. Должно быть, младший даже не отдавал себе отчёта, что выглядит слишком развратно, но очаровательно невинно в своей неискушённости. С таким котёнком хотелось устраивать приятные смущающие эксперименты. Совсем не неловкие, ведь макнэ совершенно не стеснялся собственного тела, а Юнги было некогда отвлекаться на такие детали, когда Чонгук нуждался в его уверенных направляющих руках. — Я хочу, чтобы тебе было приятно, котёнок, и совсем не хотелось бояться, — старший не уставал повторять эту простую истину, не уставая и гладить макнэ везде, куда дотягивался. Пальцы скользнули по бёдрам и мимолетно провели по паху младшего. Чтобы после короткой заминки повторить этот путь, почти невесомо дотрагиваясь и не торопясь даже прижать ладонь, усиливая трение. Сам Юнги привык и пристрастился к чувству постоянного напряжения, щекочущего нервы, а Чонгука ещё стоило научить наслаждаться этим. Заставив снова скулить и просить ещё немного. — Если я буду непослушным, ты будешь меня шлёпать? — игриво произносит макнэ, совершая телодвижение, напоминающее волну, и проходится ягодицами по уже напряжённому паху Юнги, от чего в глазах Гука чертята скачут. — Мне приятно хён. Я люблю открывать что-то новое. Особенно, если с тобой. От ощущения рук Шуги на своей попе, Гук вновь прерывисто вздыхает и закрывает глаза, а когда светловолосый проходится по его твердому возбуждению, что уже вот-вот начнёт болезненно давить из-за тесноты джинс, брюнет вновь скулит, показывая, что он хочет больше. — Мой хён же научит чему-нибудь сегодня, так ведь? — макнэ приподнимается и вновь садится, все время задевая плоть хёна сквозь одежду, дразня. — Знаешь, котёнок, — другой рукой Юнги снова огладил бедро и без перехода надавил пальцами между ягодиц прямо через слои одежды, — тебе бы не помешал хвост. Знаешь о таких? Может, плохие хёны даже показывали тебе видео с девочками, которым такие вставили? — пальцы снова поддразнили лёгкими прикосновениями, пока старший вкрадчиво допрашивал Чонгука. — Хён бы посмотрел на тебя, раздетого и с одними только ушками и хвостом. Как только младший слышит о хвостах и ушках, щеки краснеют ещё больше и он вспоминает, как Хосок-хён прибежал в гостиную со своим планшетом и заставил смотреть макнэ-лайн фильм, в которым были задействованы кошечка и лисичка, что так старательно вылизывали друг друга во всех местах, куда могли достать. От этого вдруг становится жутко стыдно и Чонгук прячет взгляд, как маленькая девочка. — Хоуп-хён показывал мне это. И. Если честно, я бы лучше справился с этой ролью. — Я могу начать и прямо сейчас, — ладонь действительно легко шлепнула макнэ по всё тому же месту, а старший усмехнулся. Если он будет повторять, пока кожа совсем не раскраснеется и не станет сверхчувствительной, Чонгук продолжит неконтролируемо тереться о его пах, выбивая судорожные вдохи? Он несдержанно сделал так ещё и ещё, не сильно, но ощутимо, оставляя следы от своей ладони. За то, что младший самовольно ерзал, провоцируя Юнги то ли не сдержаться так рано, то ли сорвать с него эти чертовы мешающиеся джинсы. Старший предпочёл второй вариант, пока всего лишь расстегивая ширинку тесной одежды макнэ и с интересом проводя кончиками пальцев по его явно очерченному возбуждению. — Посмотри, котёнок, ты уже готов на всё? — он чуть оттянул ткань белья, давя на кончик и размазывая каплю смазки, прежде чем потянуть пальцы в рот, демонстративно слизывая вкус Чонгука. — Не сомневаюсь, что ты справишься лучше, Гуки, ты ведь мой котёнок, — что бы такого смущающего не вытворяли на том видео, что коварный и бесстыдный Хосок показал младшему. Ведь макнэ оказался исключительно талантлив и во всем, что касалось постели. — Только ты упускаешь кое-что, мой макнэ. Этот хвост… он растянул бы тебя для хёна. Чтобы ты был готов принять меня, чтобы сам просил, приподнимая свои чудесные бедра и напрашиваясь. Ты был бы таким красивым, котёнок, — Юнги выдохнул почти мечтательно, представив это и взглянув на младшего окончательно потемневшим взглядом. — Снимешь свои джинсы для хёна, котёнок? Хочу посмотреть на тебя всего, — он специально не касался Чонгука больше, давая ему изныть в нетерпении на своих коленях. А сам с затаенным желанием ждал, когда сможет развернуть макнэ к себе спиной и добавить ещё пару красных следов, любуясь на свое соблазнительное творение. — Хё-ён, — хнычет Чонгук, получая лёгкие шлепки, что глухо раздаются в квартирной тишине, разбавляя скулёж младшего. Пальцы Юнги ловко расправились с пуговицей и ширинкой на джинсах брюнета, а когда они же проскользили по возбуждению макнэ и наконец коснулись открытого участка кожи, то Гук совсем потерял голову, жестоко закусывая губу. — Готов, хён, и мне очень стыдно, — макнэ и впрямь не перестаёт краснеть. Парень нервно втягивает воздух и слегка закатывает глаза в очередном приступе фантазий, от которых дрожит все тело. — Юнги-хён. Я хочу почувствовать тебя, — голос низкий, бархатный, с лёгкой хрипотцой. Чонгук с желанием смотрит на Шугу, всем видом показывая, как он доверяет ему. Именно поэтому он сейчас встаёт с излюбленного места на старшем, и еле держась на ногах, стягивает с себя тесные джинсы. На тёмном белье появилось небольшое пятнышко, оставленное естественной смазкой. Юнги смог распалить своего макнэ настолько, что тот и не подумал сопротивляться приказу. Чуть дрожа и стыдливо краснея, но разделся, пусть еще не до конца. Но и этого вида хватило, чтобы старший сел на диване и облизнулся с горящим взглядом. — Это нам тоже не нужно, котёнок, — он уверенно потянул белье вниз, цепляясь краем за возбуждение и откровенно разглядывая, как прокачивается плоть макнэ. — Видел бы ты себя сейчас, Гуки. Такой красивый и раздетый красуешься перед хёном, — Юнги наклонился ближе, без прелюдий касаясь губами кончика и втягивая его в рот с пошлым влажным звуком. Старший сам простонал в этот момент, жмуря глаза. Приятно, даже двигать головой, неглубоко принимая в себя головку и стискивая её губами. Но недолго, лишь для того, чтобы Чонгук не мог стоять на ногах перед ним. — Ах, мой макнэ, хён скоро пристрастится к этому. Будет заходить к тебе в душ, чтобы полакомиться тобой, — язык обвел плоть по кругу, и старший отстранился, поднимаясь и настойчиво подталкивая макнэ обратно на диван. Заставив встать на него на колени и вцепиться в обивку руками для равновесия. А сам Юнги огладил не скрытые тканью бедра, шлепая по обеим ягодицам с коротким замахом. — Мой хороший. Послушный котёнок, но ты ведь не против парочки шлепков? — ладонь огладила раздраженную кожу мягко и ласково, а потом вновь жестко хлопнула. А Юнги тем временем решил прижаться к чужой спине губами, ловко задрав одежду. Спускаясь поцелуями ниже и ниже, доходя до поясницы, а потом оставляя влажный след поверх красного следа от удара. — Котёнок же помнит, что хён обещал вылизать его всего? — старший поинтересоваться вкрадчиво и почти ехидно. — Можешь смущаться, сколько хочется, мой макнэ, но хён это сделает сейчас. Его ладонь погладила с нажимом поясницу, будто прося прогнуться сильнее и выставить себя напоказ. Все обычно скрытые места макнэ оказались расцелованы, прежде чем Юнги раздвинул пальцами его ягодицы и коснулся входа в его тело языком. Нарочито влажно обводя по кругу, но держа Чонгука за бёдра крепко, чтобы и не думал отстраниться. Старший отбросил все мысли о стыде, негигиеничной и тающем времени наедине, вместо этого наслаждаясь дрожью младшего. Это вызывало самодовольную усмешку и желание довести макнэ до края, поэтому его язык бесстыдно надавил на сжатые мышцы, снова и снова, смачивая и будто пытаясь проникнуть внутрь. Его пальцы не без удовольствия мяли нежную кожу, а потом одна ладонь плавно скользнула вперед, обхватывая возбуждение младшего и грубо проводя по длине. Только Гук переводит дыхание, как Юнги стягивает с него бельё, задевая плоть. Он стискивает зубы и сильно сжимает спинку дивана, до побеления костяшек. Горячий плен хёновских губ выбивает очередной гортанный стон и блаженное «хё~н» из уст брюнета. Макнэ слышит этот чертовски пошлый звук и закатывает глаза от стона Шуги. — Хён, стони почаще, — хрипит Чонгук, опуская взгляд на светловолосого сверху вниз. Юнги специально подливал масло в огонь, выражаясь так пошло и грязно. Чонгук стонет и запрокидывает голову лишь от того, как звучит голос хёна. — Я не против, хён. Разве я могу возразить тебе, — произносит тот и получает сразу два шлепка, от чего Чонгук стонет во весь голос, совершенно не стесняясь. Мышцы спины напрягаются под руками старшего, от чего тот мог почувствовать всю прелесть юношеского тела. Сильная, широкая спина, которая казалась непреодолимой преградой, податливо таяла в руках своего хёна. Влажный язык скользит по промежности макнэ, в тот момент, как он широко раскрывает глаза и открывает рот в немом крике, испытывая миллионы разных чувств. Ему хочется податься назад, чего он не позволяет себе, а лишь начинает постанывать в такт движения языка и сжимать обивку дивана ещё сильнее. Он с недовольством выдыхает, пытаясь привести себя в чувства, но прикосновение к и так ужасно тянущему паху, выбивает из парня сдавленный полу-крик. — Ты такой милый, когда издаешь такие пошлые звуки, котёнок, — давая себе передышку, Юнги отстранился, но задвигал рукой в быстром темпе, старательно добавляя младшему острых ощущений. А потом и вовсе легко прикусил покрасневшую от недавних ударов кожу, не сдержав улыбки — пусть Чонгук покрасуется таким красноречивым следом, пусть поразглядывает его в зеркале в ванной. — Я слышу, что тебе нравится, котёнок… — движения ласкающей плоть макнэ руки замедлились, когда Юнги прижал ко входу младшего палец. Обводя влажное от слюны местечко и надавливая. В этот раз у него получилось лучше, ведь Чонгук был расслаблен и раздразнен его языком. — У нас нет того специального хвоста, мой макнэ, но пальцы хёна тоже неплохо смотрятся внутри, — старший плавно скользил в нём уже двумя, старательно растягивая, но ещё не до боли. Ведь он готовил макнэ не к жестоким играм, после которых он не смог бы ходить, вовсе нет. Такие горячие развлечения стали для старшего не мечтой, а планом на будущее, который он обязательно исполнит со своим котёнком. А здесь и сейчас он с легким сожалением вытянул пальцы, чтобы заменить их снова своим языком. Очерчивая сжимающиеся мышцы и проникая неглубоко внутрь. Юнги ведь обещал, что сделает своему макнэ хорошо везде. Ласкающим языком или не нежничающей рукой, которая настойчиво гладила самый кончик плоти, будто готовясь собрать в ладонь всё, что изольется из Чонгука, чтобы не испачкать диван и не выдать их отношения остальным. Чонгук шипит, когда укус приходится в уже и так раздраженное место после шлепков. — Мне нравится ощущать себя наказанным, — признаётся макнэ, и добавляет: — Да и наказание мне по душе. Пальцы проскальзывают легко, но всё равно вызывают дискомфорт наполненности, который потом сменится дискомфортом пустоты. Только сейчас пальцы старательно растягивают макнэ изнутри, от чего становится жарко. На лбу брюнета появляется испарина, а сам Гук слегка кривится, ощущая пустоту в себе. Он слегка подаётся назад и не остаётся разочарованный, ведь пальцы заменяются языком, от которого влажно и чертовски приятно. — Хён, мне тебя мало. Я смею просить тебя большего? Я хочу всего тебя. В себе, — басит Чонгук бесстыдные слова, поворачивая голову в бок, дабы хоть как-то видеть Юнги, и демонстрируя свой нисходящий румянец. — Мой котёнок наверное и не знал раньше, что он немного мазохист? — Юнги оторвался от своего занятия, переводя дыхание и для проверки легко шлепая ладонью снова. И ухмыляясь от того, как сжимался Чонгук, вздрагивая. — Но хён не садист, поэтому тебя не обидит, — он поцеловал горячее бедро и коснулся его языком, охлаждая кожу и вызывая мурашки своим дыханием. Но кто бы остудил самого Юнги? Старший не хотел останавливаться и думал только о новых способах доставления удовольствия своему котёнку. Понравится ли ему, когда рука соскользнет с плоти ниже, накрывая ладонью напряженное и поджавшееся? Или снова выше, сжимая у основания, вызывая вспышку неудовлетворения, потому что хён не разрешает кончить, даже если пока не хочется? А его язык проникал и выскальзывал понемногу, имитируя всё те же пошлые движения. И звук влажной ласки звучал отчетливо и раззадоривающе. Только вот макнэ стало мало, и Юнги отстранился, чтобы посмотреть на него. С ненормальным темным взглядом и влажными красными губами, которые он облизнул, глядя в глаза макнэ. Старший мог восхититься предлагающей позой Чонгука и его невинным румянцем. Мог строго объяснить, что для этого ещё рано. Но он расстегнул свои джинсы и чуть приспустил их вместе с бельем, не говоря ни слова, раньше, чем пришел в себя. С выставленной напоказ твердой плотью было сложно строить из себя правильного хёна. И Юнги оставалось только гладить чужие бёдра, стараясь убедить себя, что ничего серьезного не сделает. Всего лишь прижмется сзади, разок развязно потеревшись, и доведет жадного макнэ до разрядки рукой. А сам в наказание испачкает его ягодицы семенем, долго восхищенно разглядывая белесые следы на покрасневшей коже. Старший почти видел это наяву, а потом заозирался, хватая валявшийся неподалеку тюбик крема, видимо, Сокджина, и изводя почти четверть его, чтобы смазать себя и вставить щедро измазанные два пальца в Чонгука. Крем даже на пальцах Юнги ощущался холодным, что уж говорить о горячем теле Чонгука. Контрастно и наверное немного неприятно, но всё случилось слишком быстро, чтобы успеть всерьез засопротивляться. У старшего будто второе дыхание открылось и тут же пропало, когда он вжался в своего макнэ. И настойчиво надавил головкой, раздвигая всё равно тугие мышцы. — Ты правда хочешь такого, котёнок?.. — руки беспорядочно огладили ягодицы, спину и сжали бока, когда Юнги запрокинул голову, сдавленно простонав. Он правда был внутри своего макнэ, пусть на одну только головку, не больше, и не собирался проникать глубже. Но его накрывала эйфория до дрожи от этого осознания, до желания излиться сейчас, чтобы не принуждать Чонгука терпеть его размер, больно раздвигающий стенки. И он огромным усилием подался бедрами назад, медленно выскальзывая с разочарованным стоном. — Прости, котёнок. Ты такой честный и желанный… что хён не смог удержаться. — Не знал, хён, — шепчет тот, но получает очередной шлепок и уже громче вскрикивает: — Хён! От прикосновения языка к разгоряченной коже становится невозможно дышать и Чонгук пытается вдохнуть хотя бы грамм кислорода, раскрывая и закрывая рот как рыбка. Макнэ не хотел признавать свою зависимость от Юнги, а ведь ему и впрямь нравилось всё, что делал хён. То, как рвано двигал рукой по его плоти, то, как облизывал его во всех самых постыдных местах, и он без ума сходил от стонов Шуги. Для него это было слишком сладко и желанно. Низ живота скручивает в морской узел, а изо рта вызывается гортанное мычание, когда брюнет устремляет свой взгляд на возбуждение Юнги. — Хочу хён, очень хочу, — стонет макнэ, жалобно смотря на своего хёна. — Я хочу тебя внутри, Юнги-хён. Холодный крем, что быстро оказывается в нём, не вызывает неприятных ощущений, а лишь отвлекает от того, что пальцы быстро сменяются внушающим размером головки члена хёна. Стоны, что вырываются из Шуги, отвлекают парня от тупой боли, которая будет присутствовать в любом случае, и заставляют его плоть рефлекторно вздрагивать от накатывающего возбуждения. — Щщ~ — шипит Чонгук, но как только старший отстраняется, выходя из него, тот вновь подаётся назад, вдавливая возбуждение хёна между бёдер. — Юнги~ Юнги выдохнул тяжело, цепляясь за бёдра младшего, то ли вдавливая свою плоть в него, то ли просто стараясь удержать равновесие. Его возбуждение скользнуло между ягодиц, измазывая их тем самым кремом. Не изумительно приятное чувство, не такое сильное, как горячая теснота внутри Чонгука, но всё же лучше, чем просто стоять столбом и крепко жмуриться. Поэтому он двинулся вперед, стараясь теснее прижаться к коже своего макнэ, медленно выдыхая. И назад, чтобы снова плавно толкнуться навстречу. Кончик плоти прошелся по чувствительному входу и снова соскользнул, оставляя старшего взбудораженным и неудовлетворенным. — Я так хочу в тебя снова, котёнок, — одну ладонь старший перенес на своё возбуждение и крепко обхватил его, направляя. Чтобы провести с нажимом по сжатым мышцам, опасно надавить, почти разрешая себе проникнуть вновь. И с не утихающим восторгом чувствуя, как макнэ жаждуще подается навстречу. В Юнги не было нерешительности в плане своих чувств и желаний, но он всё ещё хотел уберечь младшего от разрывающей боли, даже если тот стал привыкать к шлепкам и укусам. — Мой горячий, тесный макнэ, — Юнги вдохнул, сдаваясь самому себе, и медленно, но необратимо потянул Чонгука на себя, почти натягивая его на край возбуждения. Не больше, чем в прошлый раз, пока Юнги не зашипел, толкаясь чуть глубже. Трясти меньше его не стало, зато искусывание своих губ стало необходимостью, хотя один глубокий стон всё же вырвался из приоткрытого рта. — Котёнок… Хён и наполовину не в тебе, но как же приятно, — его пальцы неконтролируемо сжались, оставляя следы на коже, а бёдра пришли в движение, давая плоти чуть выскользнуть и позволяя Чонгуку передышку, и снова врываясь в его тело на треть. — Гуки, скажи мне, что сможешь это выдержать. Хён так хочет остаться в тебе, — признание звучало почти нежно, но затем голос Юнги изменился, снова обретая интонации для грязных разговоров. — Когда-нибудь хён заполнит тебя полностью и втрахает в этот диван, котёнок. Мой котёнок ведь хочет этого? Чтобы хён вставил ему до конца и как следует отшлепал? Хён так любит тебя, что заставит долго мурлыкать и кричать от удовольствия, — Юнги будто не заметил, как вошел во вкус, действительно начав размашисто двигаться внутри макнэ, но всё ещё оберегая его и не входя глубоко. Чонгук хотел было разочаровано простонать из-за нехватки близости, но не успел, так как Юнги быстро восполнил небольшой промежуток между ягодицами макнэ и возбуждением хёна, от чего младший стонал уже блаженно. Склизкое ощущение внутри себя и на коже заставляет поежиться, выдавая всю чувствительность брюнета наружу. Чонгук собирается податься назад, показывая, как он желает своего хёна, но Шуга опередил его, вжимаясь в него, и отдалившись, вновь толкается вперёд, имитируя неимоверно смущающие движения. Гук как-то жалобно всхлипывает, ощущая резкое, но мимолётное давление на входе, что совершает светловолосый. Ему ужасно не терпится, хотя понимает, что это будет больно, ведь его тело еле-еле справилось всего лишь с одной головкой. — Да хён, вот так, — говорит брюнет и блаженной закрывает глаза, ощущая как внутри все расслабляется, в предвкушении удовольствия. — Продолжай. Макнэ облизывает губы и вновь поворачивает голову, дабы смотреть на хёна в такой смущающий момент. Гуки чувствует острую боль, но не произносит и слова против, лишь хмуря бровки, как маленький, ведь его глазам представлена такая прекрасная картина, на которой Шуга дрожит и кусает свои красивые губы. Юнги вновь выскальзывает из него и в этот небольшой промежуток, Чонгук забирается коленями на диван, оставаясь в такой позе. Он наклоняется вперёд, и как бы складываясь пополам, ложится головой на диван, не сводя взгляда с хёна. — Хён, ты такой большой… — хнычет макнэ, когда Юнги продолжает, и протяжно стонет от слов, что говорит старший. — Хочет, Юнги. Твой котёнок хочет, что бы… Ах~ — осекается Чонгук, принимая в себя ритмичные толчки. — Что бы его хён оттрахал непослушного котёнка, не жалея шлепки. В какой-то момент сердце Гука пропускает удар, после того, как он слышит «хён так любит тебя» и чувствует, как его начинает переполнять чувствами и он не может дышать, из-за чего из него вырываются стоны-хрипы, от которых срывает голову даже самому макнэ. — Юнги-хен. Макнэ решил немного сменить позу, и это сыграло только на руку Юнги. Давая полюбоваться на чуть раскрывшиеся под его напором и покрасневшие мышцы. Которые точно будут красиво смотреться, плотно обхватывая его плоть. Старший никогда не понимал прелести съемок соединения двух тел в порно, но сейчас чуть ли не облизывался, разглядывая свое возбуждение, понемногу проникающее в Чонгука. И комплимент размеру только подталкивал его раздвинуть разгоряченные ягодицы, вжимаясь до упора, до невозможно пошлого шлепка кожи о кожу. Или шлепнуть ладонью, чтобы младший сжал его внутри почти до боли, не давая ни двигаться, ни отстраниться. Но он и так дышал слишком сорвано, врываясь в тело макнэ уже на половину длины. И сбился с ритма, наконец разглядев выражение лица своего макнэ. Не плачущего, чего стоило бы бояться, не измученного непривычной лаской и тяжелой для юного тела лаской. А пристально смотрящего на самого Юнги, несмотря на неудобство позы. — Мой котёнок, — Юнги на секунду зажмурился, толкаясь плавно и как никогда глубоко. Медленно почти вытаскивая плоть до конца, чтобы услышать жалобное скуление Чонгука. — Мне нравится, когда ты так мило грязно просишь своего хёна, — теперь и он не отводил взгляда, хотя безумно хотелось зажмуриться и застонать в голос. Но, конечно, не сильнее, чем он желал довести котёнка до полуобморочного состояния, когда тот только и сможет, что постанывать имя хёна. Ладонь коротко огладила возбуждение младшего, которое никуда не делось, провела пару раз по длине, и всё же шлепнула его как следует. — Когда-нибудь хён будет трахать тебя так часто и растянет так сильно, что тебя придется постоянно шлепать, котёнок. Чтобы ты был узким, как в первый раз. Мой больше не невинный макнэ, — Юнги наклонился, чтобы прижаться губами ко взмокшей спине младшего, со всё ещё задранной футболкой. Но, стоило ему услышать хриплый стон и своё имя, как старший выпрямился, пристально глядя в глаза своему макнэ. И двинулся почти грубо, вгоняя в него плоть, но быстро исправился и сделал толчки быстрыми и не настолько глубокими. Он держал чужие бедра крепко, не давая Чонгуку двигаться и насаживаться самому до упора. Но не сбавлял темп, пусть лаская изнутри однообразно, но до накатывающей волны удовольствия. Которая становилась всё сильнее, не ограничиваясь твердой и горячей плотью, но и распирая щемящим восторгом грудную клетку. — Мой котёнок… так хорошо… — он повёл бедрами по кругу, чувствуя дрожь в пальцах, и сбился на бесконтрольный торопливый ритм, от которого шумело в ушах и сдавливало легкие. Такая поза давала свободный доступ Юнги к его невинному (уже не совсем) телу, показывая, на сколько он доверяет своему хёну. А макнэ не смотрел порно, как бы странно это не звучало. Ему не приносило никакого удовольствия, даже эстетического (да-да, красивое порно никто не отменял), смотреть на два, а то и больше, совокупляющихся тела. На деле оказалось все куда более красочно. Одни звуки чего стоят. Звучат ярче и пошлее, чем в наушниках. Чонгуку откровенно больно, что выдаёт его слегка сконфуженное лицо, пот, что стекал по разгоряченному телу, впитываясь в задранную футболку, и болезненные стоны, что вырвались из брюнета, когда Юнги вошёл наполовину. Он ведёт бедрами в одну сторону, затем в другую, приглашая войти в себя, что Юнги собственно и делает. — Твой, котён. Ах~ котёнок. Больше ни чей, — скулит младший, зажмуриваясь, ощущая как его распирает изнутри. — А моему хёну… Агх~ н-нравится? Нравится быть во мне? Глаза в какой-то момент наполнились влагой, но так и не проронили ни единой слезинки. Рука на возбуждении, и Гук чуть ли не плачет от того, как сильно накрывает его волной экстаза. А шлепок подливает масла в огонь, от чего макнэ с силой сжимает Шугу внутри, не давай сделать и движения. — Такими темпами котёнок позорно кончит, пачкая диван, мой хён, — хрипит брюнет, стараясь смотреть на Юнги. Небольшая пауза, в момент которой, брюнет успел расслабиться, стала ловушкой, ведь затем старший делает широкий толчок, от которого чуть ли слёзы в разные стороны не летят. — Чёртов хён, — сдавленно ругается макнэ. — Когда-нибудь я тебя так оттрахаю, что забудешь обо мне таком. Голос Чонгука доходил до ушей и мыслей старшего будто через вату и с задержкой. Но он решил, что будет честно притормозить, снова срываясь на разговоры и не давая себе кончить первым, когда макнэ ещё не готов. — Ещё как нравится, котёнок, — плоть заскользила внутри почти издевательски медленно и неглубоко, зато ладонь Юнги плотно обхватила возбуждение макнэ, водя ею в такт движениям бедер. — Ты тесный и горячий здесь, с хёновой рукой не сравнится, но всё же, — ладонь спустилась до основания, но скоро вернулась на чувствительную головку, быстро водя по ней сомкнутыми в кольцо пальцами. А старший тем временем и не думал прекращать растягивать макнэ собой, но делал это запоздало заботливо. Не делая резких движений и не стремясь вставить по самое основание, пока его свободная рука поглаживала кожу на бедре Чонгука. Но долго терпеть и бесконечно оттягивать свой предел старший не мог. Пусть у него был опыт и выдержка, но с макнэ это малого стоило, ведь он не мог устоять перед очарованием своего котёнка. — Котёнок так хочет кончить, что готов испачкать диван? — это открытие льстило, и старший решил стянуть свою футболку, щедро уложив её под живот макнэ. А потом сильно толкнулся вперед, заставив бедра младшего судорожно дернуться, — Хён разрешает, котёнок. Кончить прямо здесь, пока хён трахает тебя, — ещё один сильный толчок и Юнги тихо рассмеялся на возмущенные угрозы. — Хочешь быть на месте хёна, мой макнэ? Только если ты очень хорошо попросишь, котёнок, — его бедра задвигались с новой силой, пусть старший и не погрузился в фантазию о смене ролей. Это его не пугало и не принижало мужественность, хотя представить себе такое он толком не смог. Но Чонгук всегда делал невероятное, мог сотворить и на этот раз, раз уже подчинил себе Юнги морально. И физически тоже, если судить о том, как старший терял голову. — Котёнок, прости, хён не продержится долго, — его движения и вправду вернулись к прежнему ритму, неглубокому и быстрому, от которого плоть иногда выскальзывала полностью, ударяясь о ягодицы. В один такой момент, возвращая плоть на законное место внутри макнэ, он вдруг низко простонал, жмурясь и наощупь кладя пальцы на чужое возбуждение. — Гуки, хён хочет, чтобы ты сам решил… Хёну можно кончить на свои любимые отшлепанные бедра? Или котёнок будет жестоким и скажет не пачкать его? — он запрокинул голову, коротко постанывая, но всё равно прислушиваясь с замиранием сердца. — Я хочу слышать, как тебе нравится, — как-то не рассчитано жёстко прозвучал голос, без всякого официоза. Вдобавок ко всему, Чонгук подаётся вперёд, дразняще выталкивая из себя плоть Юнги, позже всё-таки разрешая вернуться на прежнее место. Внутри стало куда просторнее, чем раньше и боль уже не ощущалась так остро, за то, когда Юнги начал медленно двигаться и тщательнее исследовать нутро Чонгука, то наконец-то добрался до заветной точки, от чего макнэ очень громко вскрикнул, и зажмурившись, задрожал всем телом. Коленки тряслись так, что было сложно устоять на затекших руках, из-за чего Гук практически падает на диван, как в самой грязной и постыдной порнушке. — Хён, я так тебя хочу, Боже… — выстанывает макнэ, смахивая мокрую челку со своего лба. Возбуждение Чонгука не прекращает подрагивать, сообщая о приближающейся развязки. — Именно, хён. Я оттрахаю тебя так, как тебе и сниться не могло. На концерте ты не сможешь станцевать и партии, — забавно угрожает младший, с страстной любовью в глазах смотря на хёна. Каждый толчок — новая вспышка удовольствия и искр в глаза макнэ, от чего тот забывает как дышать. Он сжимает хёна внутри, заставляя стонать ещё громче. Гуки слышит, как Юнги спрашивает у него разрешения испачкать его тело, но тот не отвечает, а чувствуя приближение развязки, делает один резкий рывок назад, полностью насаживаясь на член Юнги, позволяя кончить внутрь, а сам изливается на, заботливо постеленную, хёновскую футболку, так и не притронувшись к себе. Он кричит так, что даже сам на секунду перестаёт слышать. Это невероятное чувство, от чего сердце пропускает несколько ударов, а тело начинает трястись в судорогах. — Юнги… Я так люблю тебя. Чонгук под ним дрожал и вскрикивал, и Юнги расслышал в его голосе болезненные нотки, но не мог заставить себя остановиться. Старший не замечал и своей усталости, но громко сглотнул, стоило макнэ почти улечься на диван грудью, давая отдых рукам. Изгиб его спины, будто нарочно подставленные под шлепки ягодицы, беззащитно растянутые твердой плотью, настойчиво долбящейся внутри. И выразительные взгляды, на которые не скупился котёнок. Глядя на это стоило любить макнэ нежно и осторожно, памятуя о первом разе для невинного котёнка. Но Юнги хватало лишь на то, чтобы не сойти с ума окончательно, буквально отодрав младшего ради только своего удовольствия. На такое он точно не пошел бы, как бы сильно не хотелось кончить. А сможет ли Чонгук держать себя в руках, впервые проникнув в чужое тело? Не подчиняясь старшему, а подчиняя его себе. Выдержит ли он хоть пару минут в жаркой тесноте или сразу же с громким стоном зальет Юнги собой? — Мой котёнок хочет сделать хёну так же больно и приятно? — замечая, что макнэ стал подрагивать сильнее, старший постарался проходиться плотью внутри ровно так же. — Если котёнок будет послушным и заласкает хёна так, что он будет просить, умолять сделать это. Мой макнэ такой талантливый, что это обязательно случится… Но не в этот раз, — он заставил макнэ сжаться новым сильным шлепком, но наказал сам себя, ведь сдерживать хриплые стоны было невозможно. Только радовать уши макнэ пошлыми звуками он смог недолго, ведь распахнул рот в беззвучном крике, когда Чонгук позволил ему проникнуть до упора и тесно сжал его внутри. Макнэ кричал, но так сладко, что у Юнги хватило выдержки лишь на пару судорожных движений на всю длину, прежде чем его семя выплеснулось внутрь. На секунды Юнги потерял слух и зрение, он почти не мог дышать и только сдавливал пальцами дрожащие бедра Чонгука до боли, чтобы не навалиться на него всем телом. — Котёнок… Ты свел меня с ума, Гуки… — он сорвано простонал, чувствуя, как стенки приступами сжимаются вокруг до боли чувствительной плоти. И нехотя, с трудом выскользнул из тела макнэ, размазывая семя по его раскрытому входу. Ладони огладили бедра совсем ласково, пока Юнги любовался на результат свои трудов — пошло-красивый и немного болезненный на вид. Но было еще кое-что стоящее особого внимания, ради чего старший перевернул макнэ на спину, почти уронив его на диван и подложив под ягодицы многострадальную футболку, которую сложил пополам. И внимания заслуживала даже не тяжело вздымающаяся грудь Чонгука. Не недоласканная плоть, но испачканная белым плоть младшего, которую Юнги несдержанно облизнул, собирая языком знакомый вкус. Теряющая твердость плоть его самого уже была надежно спрятана под ткань белья и расстегнутых джинсов, а вот одевать младшего он не торопился. Касаясь его ладонями везде, куда мог дотянуться, но глядя на лицо своего макнэ. — Котёнок… Повтори для хёна, что ты мурлыкнул, когда стало совсем хорошо? — вот это было важнее всего, если Юнги не ослышался. — Я люблю тебя, Юнги-хён.