Демоны ищут тепла и участия

Не заладилось у меня сегодня, ни с чем не заладилось. Ни с плитой, ни с утюгом, ни с кассиршей в магазине. Слишком манерен, груб, циничен, холоден, высокомерен, безграмотен и всё прочее, вот только я так не думаю. Я вообще сегодня не думаю ни о чём, кроме как о сдохшем аккумуляторе в машине. Я грешник, конченый грешник, которого интересует коммунизм и морковный сок на завтрак из газеты и на ней же оранжевыми разводами по печатному тексту. Что можно подумать о высоком, накаченном, небритом парне с чёрным волосом и бородой, синими глубокими глазами и наколками на плече? Вот полицейский видимо подумал, что я эмигрант. - Ваш паспорт, пожалуйста. - Да, всегда, пожалуйста. Полицейский смотрит на мои документы, потом на меня и снова на документы, пролистывает несколько страниц и отдаёт мне. - Приятного дня, мистер Хоукин. - Спасибо и вам того же. Полицейский уходит к своей машине и даже не подозревает, что я понятия не имею, какой из паспортов ему дал. Паспорт - это фальсификация личности. Мелкая, пакостная выдумка правительства. В тот день, когда придумали вести учёт людей, придумали, как подавить индивидуальность. На самом деле это чёртов поводок, что сжимает шею и держит в рамках, может и помогает, но я тот, кто не рождался, имею таких поводков больше сотни в своей жизнь и ни один не смог так сильно привязать меня к этому городу как обычная кружевная резинка на чёрных чулках вокруг ножки. Каждый решает за себя и для себя, что его выбирает. Сам же человек не выбирает, он лишь интересуется и интерес либо выбирает его, либо нет. Всё просто в голове маньяка, это для вас непонятен мотив его лингвистической схемы. Его сообщение закодировано правильно, лишь ваша ошибка в декодировании уродует смысл слов. На моих коленях лежит лекция, что я взял почитать из маленькой чёрной сумочки той самой девушки, что носит чёрные чулки. Однако прагматическое значение десигната, денаната и конотата я понял, а вот семантическое значение для меня осталось загадкой и поэтому, захлопнув толстую тетрадь, я решил пораньше прийти к месту встречи. Я иду от одного кафе к другому, от одной чашки американо в другой чаше двойного эспрессо. Мелкое существо, как всегда опоздает, потому, что будет примерять весь свой гардероб: то полнит, это скрывает грудь, это слишком вульгарно, это слишком длинное, это слишком яркое, в этом как ребёнок. И она даже не догадывается, что она и есть ребёнок, что всё равно больше всей её одежды я ценю и смотрю только на кокетливое кружево чулок. Кафе, что выбрала Эрика, совсем маленькое, всего девять столиков и барная стойка, две официантки, щебечущие в уголке, и ни одного посетителя. Сажусь за столик у окна, чтобы было видно крыльцо и заказываю двойной эспрессо. Из всего кофе, что подают в кофейнях, я пью только чёрный - труд чёрнокожих детишек и женщин, которые падают от усталости и жары в обмороки. А я тут сижу и попиваю этот кофе, даже не подозревая о том, что эти зёрна для меня собрала та самая Хуанита, мужа которой я, возможно, пристрелил, когда был в Бразилии и штурмовал виллу одного наркобарона. Цикличность жизни, как то самое колесо Сансары, как полупрозрачное кружево на привлекательной ножке. Да что такое то! Какого чёрта у меня засело в голове это кружево?! Эрика подбежала к кафе в тёмно-синем платье и с явно испорченной ветром причёской. Перед тем как войти, она достала зеркальце и подкрасила губы, а я сидел и лишь улыбался тому, как смешно выглядит эта девочка. - Привет, давно ждёшь? – она чмокает меня в щеку, и садится напротив. Опускаюсь на стул и молчу, улыбаясь. Сколько я ещё смогу просидеть и не заржать? Эта женщина никогда не поймет, почему я смеюсь, она никогда не узнает, куда я исчезаю порой на несколько месяцев. Ей абсолютно не обязательно знать, что парень, который платит за неё в кино, головорез. Ей хватает знания о том, что она мне нравиться, и я сильнее всего на свете хочу обладать сокровищем её тела, нежели золотом Соломона. И кто скажет, что это глупая девушка? Того я лично упакую в коробку и отправлю в Гондурас, жариться на пляже… по частям. Мы выходим из кафе, и моя спутница сразу хватается за свой длинный чёрный волос, который подхватил ветер в своём быстром мимолётном танце осенних листьев и тёплых потоков. Она и не догадывается, как красива, когда вместо напыщенного начеса на её голове царит свобода. И, через несколько минут, плюнув на испорченную прическу, она берёт меня за руку, тыкается носиком и щёку и тихо шепчет. - Ты решил отрастить бороду? Тебе не идёт. - Тебе не идёт начёс. - Тебе не идёт эта дурацкая футболка. - Тебе не идёт эта яркая помада. - Тебе не идёт быть хмурым. - А тебе быть взрослой. - А ты мне сегодня снился. - Наверное, потому, что я думал о тебе, когда дрочил ночью в душе. - Может потому, что я люблю тебя? - Ну, такая неприятность тоже могла с нами случиться. Эрика толкает меня в грудь и улыбается, возможно, своим мыслям, возможно, моим словам. Я не знаю куда иду, ведомый ею во всех смыслах этого слова, наверное, в ад. И ещё не до конца аморальные уголки моего сознания говорят мне идти в другую сторону. Я сам задаю себе вопрос: «Стив, какого хера ты творишь?». Сам привожу весомые аргументы, почему сейчас я должен купить ей мороженое и уйти, удалив её номер из телефона. Вспоминаю, что ей девятнадцать, а мне тридцать два и… иду дальше рядом, обняв за талию и слушая, но не слыша, её болтовню. Я думаю о её богатой семье и о своём детстве в приюте для бездомных животных - по-другому это место не назовёшь. Я думаю о её высшем образовании, и о том, что я даже пишу с ошибками и до сих пор путаю русские слова с английскими. Думаю о том, что она отдыхала в Италии на каникулах в детстве. А я лазил по горам где-то на Кавказе. Сейчас начнётся нытьё про то, что мы разные, но вместе? Ха, нет! Сейчас я просто скажу, что не выбить мыслей из моей упрямой головы об этой девушке. Я приезжал к ней из кромешного ада, из огня и дождя из металла. Я прилетал к ней с того света. И даже если на моём пороге снова нарисуется её папаша с охранниками и изобьёт меня, я всё равно приду, забрав его дочь из колледжа, и пойду с ней туда, куда она потащит меня. И чего всем так не нравиться, что мы вместе? Люди любят травить чужое счастье. - Я не видела тебя четыре дня и так соскучилась. - Я тоже, детка. - А ты бы мог меня забыть? – Эрика теребит подол платья, сейчас в её голубых глазах я вижу ту самую проницательность, которой боюсь. Кажется, она читает мои мысли, и у меня холодеют пальцы на руках, начинает выступать пот на лбу. И я ведь прекрасно понимаю, что она не экстрасенс, я вообще в эту херню не верю, но, кажется, я не совсем в здравом уме, я становлюсь безумным, когда она смотрит на меня этими глазами, полными тоски, любви и любопытства одновременно, что мне ничего не остаётся как просто поднять её на руки и быстро свернуть в первый попавшийся тёмный переулок, чтобы прижав к стене, прикрыть глаза рукой и требовательно целовать. Я знаю, что она не любит, когда я убегаю от ответа, она не любит, когда я мараю её одежду о грязную землю, стену, траву, лавочку, стол, однако всегда послушно раздвигает коленочки, обхватывая меня руками за шею. Вот и сейчас, когда она сама первая обхватила меня рукой, я не хочу останавливаться. Я не буду слушать шум машин за углом, гул людей и выхлопных труб, шипение кошек на пожарной лестнице над головой, я буду слушать биение её сердца и сладкие стоны на ушко, когда я провожу рукой по той самой кружевной части чулок, о которой мечтал весь день. Ах вы, тонкие пальчики-бабочки с коготками по моей спине! Что стоит её внимание? Чего стоит моя любовь? И скидывая футболку на грязный асфальт, я задираю её платье, подхватывая Эрику на руки повыше и вдалбливаюсь в нежное тело под тихие стоны той, от которой я хочу детей, под тихий шёпот о том, что я снова ушёл от ответа и что она скоро обидится, что она чувствует себя игрушкой в моих руках. Жалко, что она никогда не узнает того, как сильно нужна мне в этот момент, как сильно я её люблю, и что если я когда-нибудь её забуду, то тогда я уже не смогу ничего помнить, потому что я умру. Мы поправляем помятую и немного грязную одежду, как идиоты улыбаясь и вытирая влажными салфетками сперму с чёрных чулок, вытекающую из влажного тёплого места. Эрика бьёт меня своей сумочкой, громко смеясь. - Ты совсем идиот?! - Да. - По тебе всегда было видно, зверьё, но чтобы сам в этом признался… - А почему я не должен признавать правды? - Ты снова издеваешься надо мной? - Нет. - Выкинь сигарету! Надоело приходить домой и пахнуть твоим чёрным алжирским табаком, а не дорогими английскими духами. - Так не ходи ко мне на свидания. - Снова издеваешься или прямым текстом посылаешь? - Отстаиваю свою свободу как американец перед британскими духами! - Сейчас договоришься, умник, – Эрика опустила сумочку и пошла прочь из переулка. - Куда теперь? - Хочу в кино! - Если ты мне снова скажешь, что там идёт интересный мультик, я всем буду говорить, что ты моя дочь, поняла?! Эрика ничего не сказала и лишь пошла впереди меня. И зачем я говорю глупости? Ведь я знаю, что там мультик, знаю, что через два дня улечу во Вьетнам, знаю, что когда вернусь, она кинется мне на шею, совсем забыв про мои ожоги, и сделает минет в конце вечера. Вот только как много я не знаю о том, как внутри эта девушка улыбается мне – человеку, который приговорён к смертной казни и давно бы умер, бродя по этим улицам без неё.