«Приятные» ошибки

За всю свою жизнь Хибари Кёя ошибся десять раз. Первый, когда еще в детстве на рассказ матери о соулмейтах — людях, предназначенных друг другу с самого рождения — он фыркнул, почесал нос и крикнул, что не нуждается в ком-то, кроме доброй любящей мамы и строгого, но такого классного, папы. Тогда мама покрылась красным румянцем и громко засмеялась, заливая комнату звонким смехом, после чего сильно-сильно обняла сына, отчего у того на глазах появились капельки слёз. — Больно, ма, — сказал он, прижавшись к мягкому телу. А папа хмыкнул, но в его грозном мужественном лице читалась тень улыбки. Родители были рады словам маленького сынишки, а Кёя был готов повторить свои слова тысячи и тысячи раз, лишь бы снова почувствовать тёплые обнимающие его руки мамы. Второй, когда Кёя, поступив в младшую школу, заявил, что он ненавидит всех людей вокруг себя, потому что считает их травоядными. В какой-то мере, это заявление было правдивым, но у парня всё же были те, кого он любит и бережет, так что авторитет одинокого волка — вторая ошибка Хибари Кёи. Затем на третий год младшей школы, Кёе признался в любви парень. Красный, как рак, мальчишка подбежал к нему, сунул в руки письмо и, поцеловав в щёчку, убежал в другом направлении, оставив Хибари отходить от шока. Кёя же, не уходя с места, открыл письмо и, прочитав его, сразу же разорвал листочки в клочья. На него с любопытством смотрели школьники, проходящие мимо, и ему было стыдно. В тот день, он, весь разъярённый, легко нашёл того паренька с запоминающимися веснушками, и избил его до полусмерти. Избил настолько сильно, что бедного забрали в больницу, а его родителей вызвали в школу. Устроили допрос. Кёя отвечал правду, и на вопрос: «Почему ты избил ни в чём неповинного мальчика?», он говорил: «Не люблю мальчиков. И никогда не полюблю». Родители сильно разозлились на Кёю, и в наказание, посадили под домашний арест. В школу ему нельзя было ходить две недели, и он, лёжа в своей кровати, заливался слезами, от всей души проклиная веснушчатого за то, что тот признался ему в любви и опозорил на всю школу. Это была третья ошибка Хибари. В средней школе все до единого стали обсуждать своих будущих соулмейтов, потому что именно в таком возрасте на запястьях или в любом другом месте тела появлялись аккуратные буквы с инициалами человека, связанного с тобой душой. Девушки радостно визжали от восторга, когда находили своих пар, и на всю школу трещали рассказы о любви, которые раздражали Кёю до дёргания бровей и чесания кулаков. Да и парни тоже то и дело сменяли тему насчёт имён соулмейтов. Кёя же фыркал, когда его спрашивали о его паре, и говорил, что оно у него не вышло и, наверное, даже не выйдет. Потому что ему не нужен соулмейт. Ни капельки. Эта фраза стала четвёртой ошибкой Хибари Кёи, потому что уже на следующий день его запястье начало сильно гореть и чесаться. Кёя проклинал весь грёбанный мир за его никчёмность, он не хотел находить свою пару от слова совсем. Он — хищник. Ему никто не нужен. Даже родители, которые умерли в автокатастрофе на четырнадцатый год его рождения. Запястье сильно жгло и нервировало, мешая Кёе сосредотачиваться на учёбе. В мыслях он не раз успел убить того, чьё имя высветится на его руке. Успокаивало одно — в эту минуту не только у него болит рука, но и у его пары. Через неделю Хибари узнал первую букву в имени своего соулмейта — на его запястье аккуратно красовался шрам в виде буквы, написанной катаканой — «Тсу». Кёя в тот же день бритвой сбрил это место. До крови. И надел на руки напульсники, чтобы не было видно кровоточащей раны. Бритьё — четвёртая ошибка Кёи. Из-за неё в средней школе Намимори ходило два идиота с напульсниками в руках, старательно избегающих взглядов одноклассников. Твоя рана отражается на теле соулмейта, как на своей… Хибари, как идиот, забыл это великое учение. Поэтому он был несказанно удивлён, когда во время принятия душа в тесной кабинке, его пронзила резкая боль около груди. Боль не исчезала несколько минут, и Кёя подошёл к зеркалу, чтобы посмотреть, что же там случилось. Крови не было. Однако сильно пульсировавшая надпись: «Ты — идиот?!», разозлила Хибари ещё сильнее появления инициала на запястье. Весь день Хибари ходил, как чёрт, швыряя раздражавших личностей направо и налево, так что одноклассники и кохаи дали ему еще одно прозвище после «Неуправляемый» — «Страшила». Его побаивались. Все до единого. И перевод в среднюю школу ничего не изменил. Вся школа трещала о том, что неконтролируемый бунтарь-Хибари однажды избил парня до полусмерти, а растёт он еще и без родителей на попечительстве опекуна, который и навещает его только раз в месяц. — Ужас! — говорили девушки, качая головой. — Круто же! — кричали парни, хлопая его по плечу. — Несносный ребёнок, что тут поделаешь, — разводили руки учителя. А он просто бесился, в мыслях называя каждого «травоядным». Когда надпись «Ты — идиот?» исчезла, Хибари уже с облегчение вздохнул, но его ожидания не оправдались — и после этого, запястье начало ныть пуще прежнего, — тысячи иголок вонзали в него свои острые концы, изнутри разъедая кожу. Появлялось продолжение имени. На этот раз оно высветилось намного быстрее — за день, но и намного больнее. «На» Кёя хмыкнул. «Тсуна»? Разве это не мужское имя?! Или, всё-таки, женское? Хотя, какая разница, он всё равно никого не примет в свою жизнь, — пятая ошибка. Напульсник был давно снят, ведь смысла носить его не было — он в любом случае не сможет стереть инициал, который высекается, словно шрам, на коже, нет, прямо в костях. Да и теперь Хибари уже хотел увидеть своего соулмейта. И наказать. Наказать за идиотскую надпись и за пренебрежительное к нему отношение. Пусть люди видят имя «Тсуна» на его запястье и жалеют парня/девушку, которой/- ому не повезло оказаться его парой. Кёя, сидя на уроке, вытащил маленький канцелярский ножик, спрятанный в рюкзак, и резким движением дёрнул им по руке. Пошла кровь. Алая, красивая… Учитель обеспокоенно подбежал к нему и, накричав за безрассудный поступок, велел идти в медпункт, напоследок забрав себе острый предмет. Одноклассники шептались, шушукали за его спиной. — Кошмар, он — псих?! — Зачем он это сделал?! — И вправду безрассудный поступок. Он из ума вышел! Кёя фыркнул и засмеялся. Громко. Кровь шла из раны, не останавливаясь, но это ничуть не беспокоило. В соседнем кабинете послышался чей-то болезненный вопль. И Хибари был уверен, что знает — чей. Его соулмейт оказался парнем. И Хибари от такой «приятной» новости снова хотелось смеяться. Этого парня тоже отправили в медпункт, потому что неожиданный крик от боли — уже повод считать тебя больным. Парень испуганно визгнул, когда заметил, что в кабинете он находится не один, а рядом с грозой школы Намимори — неконтролируемым Хибари Кёей. Хибари же, увидев зашуганного парня с карамельными глазами, усмехнулся, не поверив своим глазам. И этот «неженка-травоядное» написал у себя на груди такую длинную фразу и выдержал невыносимую адскую боль только ради мести?! Уму непостижимо! Хотя, соулмейты должны подходить друг другу по всем параметрам. И, очевидно, его соулмейт должен выдерживать боль, какой бы сильной она не была. А с характером ведь, чёртов парнишка. — Тсуна? — лениво протянул тогда Кёя, а парень удивленно посмотрел на него и, помедлив секунду, робко и тихо сказал: «Кёя?», и оба они, посмотрев на запястья друг друга, улыбнулись. Тсуна улыбнулся, но в его глазах Кёя прочитал: страх, неизбежность, разочарование. Сам же Кёя улыбался победно, счастливо, с неприкрытым злорадством. — Эй, давай расстанемся? — сказал тогда Хибари. Эта фраза звучала очень нелепо в тот момент, ведь они даже не начинали встречаться, но парни поняли само её значение, суть. Эта фраза стала шестой ошибкой Хибари Кёи, о которой он и по сей день жалеет. Тсуна искренне улыбнулся и угукнул, присев на свою койку, справа от Кёи. А Кёя облегченно вздохнул, обдумывая в голове план мести. Этот парень, кажется, в мечтах видел в своём соулмейте принцессу, которую он всю жизнь будет защищать и лелеять. Хибари не позволит ему жить припеваючи. Та фраза действительно задела его за живое. «Ты — идиот?!» — Сам ты идиот. Кёя стал наблюдать за Тсуной — позже выяснилось Савадой Тсунаёши. В школе было скучно, а учителя сами побаивались его характера, так что он мог свободно прогуливать уроки, и за это его никто не ругал — оценки-то были на высоте, и того достаточно. Лишь бы другим не мешал. За несколько дней на запястье Хибари уже вовсю красовалось имя «Тсунаёши», так что Кёя перестал злиться, зная, что теперь оно не будет жечь и болеть. Но оно болело… Потому что Савада Тсунаёши признался в любви девушке по имени Киоко, и они начали встречаться. Хибари ненавидел Тсуну. Но боль он ненавидел сильнее. Так что в тот же день, он взял паренька за руку и потащил в более укромное место. Запретил встречаться с кем бы то ни было. Сказал, что забьёт до смерти в случае неповиновения, грозно сверкнув сталью глаз. Парень сглотнул слюну и кивнул, словно зачарованный. После расстался с девушкой, как шарманка, повторяя извинения. Девушка и сама была не против расстаться, ей не особо нравились худощавые и низкие шатены. Такие больше подходят под статус «Друг и ничего более». Хибари был доволен. Рука больше не болела. Они, как бы, начали встречаться. Иногда ходили на свидания. Иногда целовались. Иногда держались за ручки… Но Кёя не чувствовал страстной любви и это его беспокоило. В рассказах одноклассников обычно были радостные возгласы о жгучем желании, обжиманиях в укромных местечках и горячих мокрых поцелуях. Кёя был раздосадован. Он злился. Зашуганный и дрожащий от страха пацан ничем его не привлекал. Даже желания целовать не было. С ним было интересно разговаривать, общаться, проводить время, но заниматься любовью — нет. Да и Тсуна не горел желанием отдаваться ему. Он всё еще боялся Кёю. Потому что Хибари Кёя — бунтарь. Хибари Кёя — неконтролируем. Хибари Кёя — страшен в гневе. Они «встречались» год с лишним месяцев. И Хибари взял парня, когда они должны были разойтись по домам после очередного «свидания», которое на самом деле не свидание. Тсуна сопротивлялся, кричал, что не готов, плакал. Но Кёе было всё равно на его страдания. Год. Целый год он терпел. Достаточно. Слёзы лились по щекам Тсуны, но Хибари в нём было так приятно, что плевать на слёзы, плевать на кровь, плевать на всё… Плевать. Этот случай — седьмая, и самая большая ошибка Хибари Кёи, о которой он жалеет сейчас сильнее всех остальных. Однако, как бы то ни было, происшествие дало понять Кёе, что, как такового, сексуального влечения Тсуна у него не вызывает. В тот раз был алкоголь (несмотря на малый возраст), была атмосфера, было внутреннее, разошедшееся месяцами, желание. И всё же после случая, наутро, когда Кёя застал рыдающего в три ручья Саваду, желание пропало на корню. И Хибари на секунду пожалел, что не сдержался. Что не послушался. Он понял, что секс — в их отношениях не самое главное. У них были тёплые вечера, приятные и весёлые свидания, интересные и запоминающиеся разговоры. А похоть… Это ведь грех, так? Кёя с жалостью оглядел беспомощного парня, валявшегося голым в кровати. Подошёл к нему, сел рядышком и сказал: — Прости. А в голосе ни капельки сожаления. Это ведь был всего лишь эксперимент. Чего жалеть? Тсуна ударил его кулаком в живот. И, всхлипнув, выкрикнул: — Ненавижу тебя! В сердце укол. В глазах шок. — П-прости, я н-не это имел ввиду… — подрагивающие мокрые ресницы. Кёя ухмыльнулся и встал с кровати. — Тогда… может, снова разойдемся? — Хи? Что?! Тсуна вытер руками слёзы и удивлённо взглянул на него большущими глазами, а Хибари лишь пожал плечами: — Ну, знаешь ли, мы ведь год уже встречаемся. Мне поднадоело чуток, да и ты, как оказывается, ненавидишь меня. Сексом мы вообще не занимались до сего момента, а как занялись, ты весь день плачешь с самого утра. В наших отношениях нет той страсти, которая должна бы быть. Ты не задумывался, а что если мы даже не пара? Может, всё, что было, случайности? — Такое… невозможно! — А как насчёт любви? Тсуна, ты меня вообще любишь? Тсуна замешкался при ответе. Открыл рот и снова закрыл. — Люблю, — пробормотал он, но ответ звучал так неправдоподобно, что Кёя со злости опрокинул вазу, стоявшую на тумбочке. — Не ври мне! — крикнул он, отчего Савада зажмурился и вжался в клубок. Хибари Кёя страшен в гневе. Лучше его не злить. — Тогда… — Тсуна сглотнул и, набрав силы, продолжил: — Тогда давай разойдёмся. Я не люблю тебя. — Окей, отлично, — сказал Кёя, — И я тебя. Хибари вышел из комнаты. — Ненавижу, — закончил Тсуна, дрожа от нахлынувших слёз. Восьмая ошибка Хибари Кёи. После этого Хибари на следующий же день нашёл себе девушку. Красивую, милую, женственную и отдающую себя без остатка. Девушка была старше него и намного опытнее в любовных делах. Она зажигала в Кёе страсть. Она умела ласкать, умела трогать в тех «сокровенных» местечках, умела возбудить. Хибари встречался с ней месяц, каждый день они занимались сексом, потому что говорить было не о чем. Хибари Кёя любил разговаривать о прочтённых книжках, просмотренных фильмах-боевиках и о культуре западных стран, тогда как девушка — Азуми — любила современную моду, дорогую косметику и красивых парней. Они виделись, приветствовали друг друга и сразу же переходили к поцелуям. То были жаркие, горячие поцелуи, о которых Хибари и мечтал. Насчёт соулмейтов Азуми не волновалась — у неё не было инициала. Такое случалось, хоть и редко. Многие «бракованные» люди плакали и рыдали в подушку, но Азуми была другой. Она радовалась такому «счастью» и благодарила Бога, за то, что он подарил ей способность выбирать… Хибари нравился такой тип мышления, Хибари вообще нравилась Азуми. Она была красивой, она была высокой, она была страстной и неординарной. Она не походила на других травоядных. Она была очень и очень возбуждающей. Нет. Хибари ни капельки не жалел о расставании с Савадой, наверное, Бог ошибся. И они с Тсуной тоже «бракованные». Им тоже выдался счастливый шанс «выбрать» себе пару… Но и встречи с Азуми — ошибка Кёи. Девятая, и не последняя. Ведь тогда Кёя и понятия не имел, что каждый раз, когда он обнимал Азуми, когда прикасался к её мягкому женскому телу, запястье Тсуны горело и жгло так, что он не мог нормально заснуть, заливая подушку слезами. Горячими жгучими слезами… Прошёл месяц, Азуми бросила Кёю, сказав, что ей наскучили их отношения и она хочет найти какого-нибудь нового красавца-любовника. Он был рад, потому что ему тоже наскучили их отношения. Почему-то в последние дни он стал скучать по свиданиям с Тсуной, почему-то ему было тяжело смотреть ему в глаза. А ведь они уже в старшей школе… Хибари отбросил ненужные мысли, ведь он ни в чём не виноват, правда ведь? Они расстались добровольно, и отношения с кем-то другим не являются изменой? Так чего ему стыдиться?! В школе Кёя пошёл прямиком в класс Тсунаёши и спросил, зайдя внутрь, где Савада находится. Тот, в свою очередь, испуганно визгнул, но всё же вышел в коридор, чтобы поговорить. — Ну, что, встречаешься с какой-нибудь красоткой? — задорно спросил Кёя, завидев унылого Тсуну. Из-за его порядком усталого лица, ему стало чуть-чуть неуютно. — Вообще-то нет. Ты бы сразу же понял, — ответил Тсуна на вопрос с присущей ему серьёзностью и дрожанием в голосе. Кёя дрогнул. Сердце неприятно сдавило в тиски. — Хах, вот значит как? Может, тогда снова начнём встречаться? Тсуна вдруг заалел, и его лицо показалось Кёе как никогда милым, пробуждая в теле какое-то странное щемление, желание прикоснуться к пухлым губам и примкнуть к ним, затем сильнее, сильнее…, а потом прикусить нижнюю губу, зализать ранку, грубо втолкнуть язык и начать изучать его уже изнутри. Да, благодаря Азуми, Кёя превратился в самого настоящего извращенца. Он наклонился, чтобы поцеловать Тсуну, как и планировалось, но вместо крышесносящего обмена слюнями получил сильный удар кулаком в живот, из-за чего ноги перестали его держать и он свалился на колени на пол. — Т-ты! — заорал Хибари, прожигая в шатене, который нахмурил брови, дыру, обещая, если понадобится, за такие действия вырвать огромные глаза и избить хрупкое тело до смерти. — Я, я! — сказал в ответ Савада, задрав нос, в глазах его плескала такая же жгучая ярость, что и у него. Кёя шокировано уставился на парня, — Да, я ударил тебя! И ударю не раз, если еще раз приблизишься ко мне! Ублюдок! Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Тсуна вернулся в класс, громко хлопнув входной дверью. Ветер от неё Кёя почувствовал, даже находясь на достаточном расстоянии. Прижав руки к животу, Хибари встал с места, горя яростью и желанием прибить зазнавшегося… Тсуну? Зверька? Надувшееся пухлое и злое личико сильно напоминало хомяка… Точно, нужно было прибить зазнавшегося зверька. Да только. Хибари со злобой пнул дверь, и она с треском сломалась, открывая ему путь, медленно, с грацией хищника, он подошёл к месту, где сидел Тсуна и прорычал: — Как ты посмел меня ударить, зверёк? Поплатишься ведь. — Делай, что хочешь. Но в обиду я себя не дам. Кто ты вообще такой, чтобы со мной так разговаривать?! — Я твоя пара! — Никакая не пара, раз шлялся с не пойми кем каждый день! — Мы же расстались! — А кто дал тебе права изменять мне, а потом требовать с меня что-то?! Раз мы расстались, то я ничего тебе не обязан! Могу бить, могу и убить, если надо! — Что. Ты. Сказал?! — Буду бить, сколько захочу, если еще раз придёшь с идиотскими заявлениями! — Я предложил тебе встречаться! — А я не соглашался! — Ты! — Я! — А тебе не давали права соглашаться! Кёя схватил Тсуну за правую руку и, не обращая внимания на его дергание и сопротивление, потащил к выходу. Ученики восторженно галдели и обсуждали устроенный двумя спектакль, а учитель качал головой, обдумывая «сколько же средств уйдёт, чтобы починить дверь?» Дойдя до раздевалки, они остановились. Кёя был зол. И всё это происходило чисто из-за чувства заденутого мужского достоинства, чисто из принципа он снова захотел показать своё превосходство перед Савадой, который за время его отсутствия стал намного привлекательнее внешне, и намного храбрее внутри. Это возбуждало. То, что он хотел с самого начала, появилось. Страсть. Желание. Любовь. Кёя припёр Саваду к стенке и начал горячо выцеловывать парню шею, плавно переходя к ключицам, кое-где прикусывая и снова зализывая, и чувствуя при этом нарастающее возбуждение. Тсуна хотел вырваться, но Кёя не позволял ему даже дёргаться, опрокинув вверх руки и крепкой хваткой не отпуская их. Да и со временем Савада стал млеть под его натиском, и только силой воли заставлял себя не стонать в голос. Хибари перешёл к губам, которые Тсуна поначалу с силой сжимал, чтобы не впустить внутрь язык, но он жёстко надавил на руки шатена, отчего тому пришлось открыть губы. Язык в тот же миг проник внутрь, закружив голову Тсуны пуще прежнего. Кёя перестал контролировать себя, что, впрочем, и раньше было не особо заметно, и стал переходить к более сладкому, запретному. И плевать, что они в школе. Плевать, что потом зверёк разозлится еще сильнее. Он хочет его. Сейчас. Немедленно. Сию же секунду. После, отдышавшись, весь довольный, испачканный в собственной и чужой сперме, Хибари произнёс свою десятую и последнюю за сегодняшний день ошибку. — Забудь всё это, ладно? Со стороны Тсуны ничего не послышалось. Он молча встал, надел свою разбросанную по комнате раздевалки одежду и вышел, что удивительно, даже не хлопнув дверью. Кёя удивленно моргнул пару раз, тоже встал. Оделся. Ощущение грязи не раздражало, наоборот, доставляло какое-то садистское удовольствие, даже мысль помыться не пришла в голову. Осознание того, что он натворил после марафона секса пришло только спустя минуту. Чёрт! Что он наговорил! Хибари со всей силы ударил стену кулаком. По фалангам потекла кровь, которая ничуть не успокаивала. А только сильнее раззадоривала. Он — идиот. И тут Хибари Кёя понял, как был прав Тсунаёши, написав тогда ту фразу, с которой всё и началось. Истеричный смех. Кёя смеялся, не щадя глотку. Нужно попросить прощения. Как бы то ни было. Чего бы оно не стоило… Десять идиотских ошибок, благодаря которым теперь Хибари осознал, насколько он сильно любит Саваду Тсунаёши, насколько тот был чертовски прав, и насколько он, Кёя, оказался полным дебилом…

***

Он — идиот. Настоящий. Но станет еще большим идиотом, если не попытается что-либо исправить. Хибари горько усмехнулся и направился домой, чтобы обдумать план возвращения Тсуны в его руки. Сейчас действовать не стоило — зверёк пока слишком зол и вряд ли захочет его выслушать. Скорее еще раз ударит в живот. А кулак его, черти, сильный. Хотя, Кёя бы не отказался от небольшого избиения, чтобы Тсуна смог успокоиться и вывести наружу ту злобу и обиду, которые накопились за год с лишним месяцев его ужасного поведения. Хибари Кёя за всю свою жизнь совершил совсем немного ошибок. И он не умел вымаливать прощение, он не умел раскаиваться, он не умел искренне выражать свои чувства. Так что добиться «прощаю» от Тсуны оказалось для него слишком уж тяжёлым заданием. Что надо делать в первую очередь? Петь серенады под окном? Дарить букеты красивых и отвратительно пахнущих (по мнению самого Кёи) цветов? Писать романтические стихи? Звать на настоящие свидания, заканчивающиеся обжиманиями при свете заката? Что надо делать?! С чего начать?! Хибари мучился над такими вопросами целую ночь, а потом забил. Как всегда. Составлять планы не его предназначение. Хочу — значит, возьму. Кёя яро растрепал чёрные, как смоль, волосы, недовольно пробурчал, что ненавидит ломать голову над любовными утехами, и закрыл глаза, утопая в объятьях Морфея… — Зверёк, — позвал он Тсуну в очередной раз, — Давай снова встречаться? Тсуна сверкнул карамелью глаз, закрыл книгу, чтобы положить её в сумку, и повернувшись к Кёе, твёрдым голосом произнёс: — Нет! Кёя бесился. Этот Савада!.. Уже в двадцатый раз отвергнул его предложение! — Может, хватит, а? Мне, что, серенаду спеть, чтобы ты хотя бы выслушал меня?! — Не надо никаких серенад! Мне нужно совсем другое… — И что же? — Самому додуматься слабо? — Ха? Тсуна сжал губы в одну линию, покачал головой в стороны и, сказав «Безнадёжен», ушёл. Кёя же смутился. Он ведь не тупой. Но в делах чёртовой любви со всеми вытекающими последствиями он не смыслит ничего. Тсуна — его пара. Его первая любовь. И как ему вообще узнать, что же зверёк от него хочет, если он не умеет читать мысли?! Он фыркнул, и с силой пнул стоящую рядом парту. Избить бы кого-нибудь… Вернувшись домой, Кёя решился на отчаянный поступок. Он зашёл в свою комнату, включил компьютер и… Прочитал несколько любовных романов… Найти их было легко: ввёл в строку «дамские романы», нажал на первый попавшийся сайт и принялся читать работы, которые занимали первые места. Спустя три часа мучений от сопливых признаний в любви и клятв служить любимой верой и правдой, Кёя выключил друга-машину и проклял себя прошлого, который додумался до никчёмной глупой идеи вроде этой. — Что, правда, что ли? — задал он себе вопрос. — Ты, действительно, хочешь э-т-о-г-о?! Во всех любовных романах, мужчины-потенциальные любовники/мужья, первым делом, всегда признавались своим парам в своей вечной к ним любви, которая убивает их изнутри, мешая спать по ночам. На протяжении в-с-е-х романов, которые он тупо перелистал, мужчины то и дело признавались в любви! И всё! — Да неужели?! — гаркнул Кёя, лежа в кровати и пялясь в потолок. Если подумать, то он ни разу не сказал Саваде, что любит его. Ну, конечно, любит, не так, как в этих извращенских новеллах, но достаточно сильно. Достаточно, чтобы изводить себя месяц мыслями об объёкте любви днями и ночами, когда обычно в это время он занимается чепухой, вроде «сна» и «просмотром фильмов». Кёя ухмыльнулся сюжетам прочтенных книг. Всё, что он узнал благодаря им — это «валить-и-трахать», жертва всё равно влюбится в насильника. Но этот способ уже проверен. А «жертва» изводит своего насильника похлеще любого другого прирожденного садиста. Хибари покачал головой и, выбросив дурацкие содержания дамских произведений, придумал собственное признание в любви. И почему он раньше не додумался?! Ведь с него всё, кажется, и началось… Тонкое лезвие легко резало кожу, по ранкам в ту же секунду начинала течь кровь, оставляя красный след. «Я» Кёя ухмылялся. «И» Боль была не сильной. «Ди» Даже терпимой… «От» И приятной. «Прости» «Люблю тебя» Не важно сколько крови ушло. Главное, это признание уж точно лучше серенад под окном. К тому же, слух у него ужасный, а голос при пении — еще хуже. Через минуту и пятнадцать секунд телефон Кёи затрещал по швам. Десять. Пять. Три. Два. Один… — Алло?! С той стороны несётся вопль, и Хибари относит сотку подальше от своего уха. — Ты — идиот?! Не мог придумать что-нибудь менее болезненное?! Знаешь ведь, мне тоже больно было! Ты вообще не думаешь о чувствах других! И!.. И!.. Неужели не слышал, слово «Сотовый»? — Я люблю тебя, зверёк. И в конце концов, признание всё равно вышло таким же, как и в чёртовых романах. — Хи?!.. Кёя буквально видел перед собой раскрасневшееся лицо Тсуны, и вся напускная храбрость, злость и чёрствость, что он разыгрывал специально для него, растаяла под силой заветной фразы, вернув в мир милого, стеснительного и влюблённого в Хибари по уши зверька. Хотелось, как в дешёвых порно-фильмах, оказаться сейчас рядом с Тсуной и, хах, «Валить-и-трахать», но Кёя сдержался, да и не смог бы телепортироваться. — Люблю, — повторил он, лишь бы смутить Тсуну еще сильнее. — Тогда… иди ко мне, — выдохнул Савада, пунцовея от смущающей фразы. Хибари Кёя не мог транспортироваться в дом Тсуны сию же секунду. Но появление в светлой квартире совсем "не неожиданно" и не через секунду, а пятнадцать минут — считается ли за «телепорт»? Хибари уверен — да. Потому что эти пятнадцать минут — ничто, по сравнению с годом и нескольмими месяцами, которые им пришлось пройти, чтобы дожить до этого дня… За всю свою жизнь Хибари Кёя ошибся десять раз. И он не собирается совершать их больше. Ему не нравится жалеть. Так же как не нравится чувствовать боль и видеть по-прежнему укоряющий его временами взгляд карамельных глаз… За всю свою жизнь Хибари Кёя ошибся десять раз — три из которых до сих пор не прощены. Три, из-за которых Тсуна продолжает недоверчиво на него смотреть. Три, из-за которых в мягком и добром лице любимого проскальзывает боль. Три, из-за которых Хибари, по-прежнему, продолжает стремиться к полному счастью…