Драбблы к Аутисту.

Надо признать, что жить дома Биллу быстро понравилось. Даже в силу природной капризности и упрямства, он не мог отрицать того, что сложившиеся обстоятельства почти полностью соответствовали его мечтам. Одно было плохо, его огромную бочку мёда портила крошечная ложечка дёгтя, которая называлась Том. Хмурый, вечно угрюмый, он ходил вместе с Биллом по разным инстанциям с таким видом будто разгружал в порту мешки. Билла очень смущала так называемая братская озабоченность. Мальчишка принимал его постоянно напряжённую физиономию на свой счет и был отчасти прав. Ему всё время казалось, что безумно раздражает брата, что тот уже пожалел о принятом решении и держится корректно только в силу хорошего воспитания. Биллу было бы гораздо легче, если б Том бывал дома пореже или, вообще, исчез, каким-нибудь волшебным образом. Но мальчик совершенно не представлял, как можно организовать такой странный вариант опеки и терпел присутствие старшего брата со стоическим терпением. Но ещё больше, Билл боялся стать обузой, бесполезным и лишним человеком, которого не за что ценить и уважать. Что его присутствие в доме не будет иметь ценности и его вернут в приют, как не оправдавшего надежд бездельника. Он совершенно не знал, как доказать свою нужность и таким образом заслужить право на своё место. Это немного раздражало — до сих пор Биллу не требовалось, что-то доказывать. По идее и сейчас от него ничего не требовали. Он мог бы жить, как и прежде, не ожидая благодарности и не пытаясь стать лучше, но, что-то кололо. Какой-то тощенький червячок сомнений. Пока ещё очень слабенькие амбиции, что он тоже чего-то стоит. Эти мысли посетили Билла в тот момент, когда он сидел в кухне на одном конце большого стола, а Том на другом и оба решали уроки. С одной стороны момент уютный и почти интимный, а с другой напряжённый и затянувшийся. Уютный, потому что Билл сидел в своей кухне, со своим собственным родным портфелем и даже ручка, которую он грыз, тоже была его собственная, а не казённая, купленная Томом в большом канцелярском магазине, довольно дешёвая и некрасивая, но зато своя. А вот тревожилось Биллу из-за того, что он не мог решить задачу по математике. Если честно, то довольно простую, но от того не ставшую понятной. Сегодня он весь урок витал в облаках и естественно пропустил новую тему почти целиком. У Билла была интересная задумка по поводу рисунка и он с нетерпением ожидал лекции по изо, что бы уточнить у преподавателя, как лучше оформить переход между двумя оттенками синего в изображении неба и воды. Какая уж тут математика. Предмет для Билла абсолютно сухой и бесполезный. Он не ощущал абстракции цифр и даже при таком простом действии, как умножение 7 на 8, у него каждый раз получался разный ответ. То 58, то 55, а то, вообще 63. Вот и сейчас у Билла не пошло после первого же задания, а ответ, в конце учебника, упорно не желал сходиться с ответом, который он получил сам. Учительница уже не раз намекала, что знания Билла позорно хромают и есть риск завалить по предмету годовую оценку. Как любой паникёр Билл страшился этого провала, словно вселенской катастрофы, обрисовывая её разными страшными подробностями. Вот и сейчас его живое воображение нарисовало жирную двойку в журнале, педсовет, изгнание из художественной школы и выдворение обратно в приют. Ему очень хотелось попросить помощи у Тома, но Билл стеснялся, полагая, что брат сочтёт его дурачком. В свою очередь, Том не менее напряжённо грыз карандаш и бросал на младшего откровенно злющие взгляды. Билл демонстративно повздыхал, потом взял небольшой перерыв во время, которого налил себе чаю и отрезал горбушку батона. Он уже приспособился к хозяйству и на всякий случай поинтересовался самым подхалимским тоном: — Тебе чаю налить? Неужели Том не догадывается, как ему трудно? На правах более старшего и более умного, он просто обязан помочь. Том заискивающих слов не оценил и снова сосредоточенно запыхтел, как паровоз, которому не хватает мощности. Билл нарезал по кухне пару кругов, сосредоточенно жуя простую, но очень вкусную булку и на всякий случай вытянул шею, словно гусь, что бы поглядеть брату в конспект. Вот же балбес! Билл даже не смог скрыть восторга своего открытия. Балбес и есть! Не может начертить какую-то совершенно простейшую схему. Всего-то пару осей координат и диаграмму больше похожую на горбатого бегемота. Для него, как для человека рисующего, это изображение было пиком примитивности. Билл даже шею обратно втянуть не успел, когда поймал разъярённый взгляд Тома. Старший дуралей не мог начертить пару, каких-то глупых линий. Билл уловил его немой умоляющий взгляд и неожиданно понял — старшему без него не справится. Том учился на экономиста и в плане чего-то художественного был полным профаном. У него даже почерк напоминал древние китайские иероглифы, которые без помощи специалиста не прочитаешь. — Не бери слишком мягкий карандаш, — Билл подошёл ближе и положил подбородок Тому на плечо. Старший братец иногда позволял ему такие вольности и пользуясь, своим превосходящим положением, Билл устроился рядом, с самым сочувствующим лицом. — Почему? — Жирная размазня останется от грифеля. Том отбросил толстый почти чёрный карандаш и схватился за другой. Тонкий, красивый, но непомерно жёсткий. Дурень безрукий! Даже линейкой воспользоваться правильно не может. И карандаш оставил не сколько линию, сколько глубокую бороздку. Ещё немного и прорвал бы бумагу. Ох, горе, ты, Том, луковое! — Сотри, — посоветовал Билл, — аккуратней, а то страницу порвёшь, резинку неправильно держишь. — Ну, и помог бы, а то раскомандовался, — пробурчал Том, — не умею я! — Сейчас. Ничего не трогай. Придётся тебе помочь! Билл сходил к себе в комнату, принёс мягкую белоснежную резинку, новенькую линейку и карандаш нужной твёрдости. — Как у тебя ловко получается, — похвалил Том, когда бороздка от жёсткого карандаша исчезла буквально от двух взмахов резинки. Билл посмотрел на старшего брата не скрывая своего превосходства и великодушно произнёс: — Дарю! И протянул ему ластик, который купил сам же Том, несколько дней назад. — Линейку прижимай по центру, — Билл проследил, как старший пытается нарисовать диаграмму по новой, — пальцы растопырь, что бы они захватывали побольше поверхности и не дави так сильно. Теперь черти. Одним движением. Мягче. Карандаш держи повыше и с лёгким наклоном. — Слушай, ты меня ведь не рисовать учишь! — возмутился Том, но Билл неожиданно жёстко перебил. — Делай, что тебе говорят. Вот здесь не спеши. Давай принесу лекало, нарисуем твой график красиво. Пока Том пыхтел над " горбом бегемота», высунув от напряжения кончик языка и прорисовывая, буквально каждую точку, Билл вытащил из буфета банку с арахисовой пастой. Сейчас он точно знал, что Том ему не запретит. — Красиво получилось, — на всякий случай, похвалил он и выудил из банки очередную порцию пасты, размером с хороший кулак, — ты, черти, черти, не отвлекайся! Работа получилась чистая и аккуратная. Окрылённый своим первым успехом, Билл в качестве бонуса, самолично нарисовал на чертеже буквы и обвёл всё это дело в рамку. — Спасибо, — довольный Том буквально сиял, — подумать только такой пустяк, а я промучился с ним целый вечер. Он немного помолчал, любуясь "работой Билла" и поинтересовался: — Ну, что там у тебя? Я же видел, что решить не можешь. Мелкий скромно опустил глаза и быстрым движением подсунул Тому алгебру, потом подумал и, как бы невзначай, очень аккуратным движением, пододвинул остальные учебники.