Где моя тачка, чувак?

      Вот уже несколько недель, как Вейлон должен был забыть о том кошмаре наяву.       Он не вернулся к жене и детям, ведь потерял интерес к семейной жизни, да и смысла-то всё это уже не имело: дорогим Вейлону людям и так достанется немало неприятностей, так ещё и своим внезапным появлением настроение портить.       Парк устал до томной боли в глазах и раздражения. Устал, потому что до сих пор просыпался с криком и в холодном поту от преследующих его доселе ночных кошмаров, так или иначе связанных с лечебницей «Маунт-Мэссив». Каждую ночь Вейлону приходилось заваривать себе чай или кофе, потому что он знал, что этой ночью больше не заснёт. В нос внезапно ударяло множество запахов, с какими бывший программист столкнулся в стенах кошмарной психбольницы: от запаха гниющих где-то деревянных досок и до крепкого запаха крови. В ушах нарастал то звук дисковой пилы, то реплики какого-то психа с раздвоением личности. А перед глазами то и дело мелькали маунт-мэссивские пейзажи и портреты, например, занимательная картина «Каннибал за обедом» или портрет «Эдди Глускин с заточкой». Всё это Парк переживал каждую ночь снова и снова, от этого же он и просыпался с резким вскриком.       Однако этой ночью Вейлон не успел досмотреть своё кино, проснувшись от чего-то более жуткого — его легонько трясли за плечо. Не отойдя ото сна, бывший программист открыл глаза и увидел над собой чёрного призрака с горящими глазами. Состояние полусна сразу развеялось, и Парк коротко взвизгнул, натягивая одеяло до носа и задерживая дыхание, уступая любопытству и давая себе возможность рассмотреть сущность. Неровно выдыхая, бывший работник «Маунт-Мэссив» заметил, что где-то видел лицо этого чёрного силуэта, причём видел неоднократно.        — Не бойся, чувак, я не собираюсь тебя убивать. Только верни мою тачку, — услышал знакомый до дрожи, но слегка размытый и гудящий, голос Вейлон. Неужели?       Прищурившись, Парк с трудом осознал, что перед ним сам Майлс Апшер — тот самый, кому Вейлон отправлял злополучное письмо, выдавая себя за поклонника со свежей сенсацией за спиной. Неужто Апшер решил нанести визит Парку, только чтобы забрать… машину?        — Ну так что, парень? Верни мне мою собственность, — снова нарушил тишину этот изувеченный хрипом и гулом голос, но звучал он уже чуть ближе.       Отшатнувшись влево от источника звука, Парк скинул с себя одеяло и свесил ноги с края кровати, потирая кулаками глаза и после потягиваясь, кряхтя. Чёрный призрак не сводил пустого взгляда с бывшего программиста, склонив голову набок и непонимающе сводя брови, наблюдая за, видимо, шёпотом разговаривающим с самим собой Парком. Наконец сдавшись и бросив попытку найти мягкие тапочки, Вейлон ступил на холодный пол босыми ногами и поплёлся, первые две секунды шатаясь, в соседнюю комнату, оставив Апшера одного на полминуты.        — М-м-м, вот. — войдя в комнату, бывший работник психбольницы протянул своему гостю ключи от взятой без спроса машины. — И-извините, что Вам пришлось искать машину, я…        — Молчать, — тут же усмехнулся Апшер, выхватывая ключи из рук блондина, — вежливый мальчонка. Хе-хе.       Утомлённо выдохнув, Вейлон всхлипнул и присел на край кровати рядом с Майлсом.        — Вы можете идти, — выдавил Парк, явно собираясь продолжить просмотр надоевшего ему кошмара. Именно сейчас Майлс решил всмотреться в лицо бывшего программиста, замечая чёрные круги под его глазами и это несчастное выражение лица.        — Что случилось? — проигнорировав слова Парка, произнесённые секундами ранее, спросил бывший репортёр с некой заботой и беспокойством, на что Вейлон закатил глаза и легко толкнул в плечо Майлса, отнекиваясь — мол, я в порядке, Вы свободны.       Увы, намёков упрямый Апшер, как оказалось, не понимает. В один миг бывший работник лечебницы оказался зажатым между кроватью и холодным телом бывшего репортёра. Вейлон с какой-то неловкостью и злостью пихнул в грудь бесстыжего хихикающего Майлса и зло зарычал что-то обидное, чувствуя, что под его пижамную кофту забирается холодная рука, которой явно не хватает одного пальца.        — Ну же, я такой любопытный, — смеялся Апшер, ведя рукой к груди бывшего программиста. Действительно, любопытства у него — хоть отбавляй, иначе как бы он продолжил идти вперёд после слов какого-то левого, что встретился в библиотеке. Да и чего терять теперь Апшеру, ведь он не жив, но вроде как и не мёртв — зато стыд и совесть он уже успел где-то потерять.       Осознавать своё положение и бессилие Парк не собирался. В конце концов, во сне всё тоже может быть настолько реальным: прикосновения, поглаживания, нагло взятый без предупреждения поцелуй…       …ударивший по голой коже ветерок, дующий из приоткрытого на ночь окна. Нет, это было слишком реалистично, слишком чересчур.        — Кончай придуриваться, — незаметно для себя перешёл на «ты» Вейлон. — Забирай свой проклятый джип и уходи.        — Гм, дай подумать, — нарочно надавливая коленом на пах блондина, щурился Майлс. — Пожалуй, раз ты зажлобил от меня какую-то мелочь, я возьму чу-у-уть больше.       «Бери и уходи», — мысленно ответил уставший, нахмурив брови и увереннее уцепившись за плечи бывшего репортёра. Вслух же Парк ответил совсем по-другому:        — Что именно тебе нужно кроме этой треклятой машины?        — Ты, — будто ожидая этого вопроса, промурлыкал Майлс над самым ухом бывшего работника психбольницы, проводя языком по его щеке.       Ни капли от мерзкого, замечает Парк, и ни капли от противного — весьма привычно. Действительно, каждую ночь к тебе приходит какой-то там парень, прося вернуть машину, а потом нагло целует тебя. Привычно. И неестественно холодные руки, гладящие твои щёки. Привычно. И лежать абсолютно голым под едва известным тебе мужчиной. Привычно.       Нет, не привычно и не знакомо — просто приятно. Даже Лиза не могла доставить такое удовольствие. Никто. Никто не смог бы так точно угадывать, где лучше погладить и где с усмешкой шлёпнуть. Как правильно поцеловать, когда разорвать поцелуй, куда мазнуть губами в утешение.       Никто.

***

      Вот уже несколько месяцев, как Вейлон забыл о том кошмаре наяву.       Парк выспался за все потерянные ночи, вдобавок ко всему нашёл себе живой утешитель. Холодный, иногда грубый и слишком дерзкий, но Парка и такой неизмеримо радовал. Да и с появлением Апшера лечебница «Маунт-Мэссив» осталась где-то в тени подсознания, ведь чёрный призрак высмеивал этот случай, подбодряя бывшего программиста, каждый вечер.