Теплый животик

Тяжелая стеклянная дверь, усыпанная множеством крошечных отпечатков маленьких ручек маленьких ангелочков, которые забегали в магазин со своими мамами, поддалась с трудом. Сверкающая ручка абсолютно незаметна, отчего кудрявый посетитель также оставил парочку следов от своих ладошек на стекле. Посреди магазина была огромная и очень яркая детская комната, куда уставшие мамы сбагривали своих чад на пару часов, а сами шли расслабляться в ближайшую кофейню, спа-салон или падали на прохладную скамейку возле той же игровой. Громкие крики, что раздавались с мягких синих матов или из бассейна, переполненного разноцветными шариками, в который с радостью заныривали кровожадные пираньи, ничуть не пугали кудрявого, наоборот, заставляли пухлые губы растянуться в милой улыбке, а лазурь, притаившуюся в мутной глубине изумрудных глаз — сиять ярче обычного. Все дело в том, что он очень хотел себе такую кроху. Хотя бы одну. Очень хотел. И не он один. Гарри потер серебряное кольцо на безымянном пальце левой руки, вспомнив о любимом, и, схватившись за ручки пакета с новыми вещами внутри, побрел вглубь. За поворотом отдел маленькой, очень маленькой одежды, которая всегда так умиляла будущего-однажды-папочку. Маленькие воротнички на маленьких рубашечках, малипусечные штанишки, курточки, комбинезончики с практически невидимыми застежками и заклепками… Зеленые глаза разбегаются. Будь его воля и позволяй бы средства на карточке, которую муж великодушно даровал ему, к слову, пожалев об этом уже не меньше тысячи раз, он бы скупил здесь каждую вещичку для малыша, которого так сильно хочется водить за ручку по подобным местам, примеряя все новые и новые вещи. Он уверен, пришлось бы покупать отдельный гардероб для маленьких вещичек, и никакой Луи не смог бы ничего с этим поделать. Это точно. Гарри провел в магазине около получаса, расхаживая между рядами, пока не почувствовал головокружение и легкую тошноту. Эти вещи такие яркие и, боже, как же их много… Как же хочется что-нибудь из этого забрать домой. Лу ведь не осудит его, купи он что-нибудь для их малыша, который непременно очень скоро появится. Какую-нибудь очень милую вещь. Первую вещь их крошки. Полосатые носочки будто бы сами запрыгнули в руку. Их едва-то возможно натянуть на его длинные пальцы, настолько эта прелесть крошечная. Победный кивок, громкий выдох, счастливая улыбка и наличные. Его Ежику не должно прийти никакой СМС о покупке этих чудесных носочков за $1,05. Пусть это будет сюрприз, верно? — Прекрасный выбор, — мяучит девушка на кассе, — сколько вашему ребенку? — Эм… — Гарри теряется, потирая края свободной рубашки, что на нем, — моей принцессе уже три месяца, — легкий румянец вырывается наружу. — Скоро четыре. Он правда хочет малыша или малышку. Боже. Никто не смеет его судить. — Очень мило, только я не думаю, что они подойдут для четырех месяцев, — девушка снисходительно улыбается, глядя на милого кудрявого покупателя, и Гарри кажется, что его поймали на горячем. — Быть может, Вы возьмете пару на два размера больше? Эти совсем для новорожденного… — Нет, я бы хотел эти… — трясущиеся пальцы протягивают без сдачи. Кассир пожимает плечами, а кудрявый хватает розовый пакетик, в котором бултыхаются полосатенькие носочки, и скорее бежит домой. Всю дорогу он напрасно загружает свою голову мыслями о том, что девушка догадалась, что у него нет детей. Но придя домой, и, швырнув остальную кучу барахла, которую он накупил для себя, куда подальше, Гарри открывает этот самый пакетик и забывает обо всем на свете, потому что представляет, как миленькие ножки невинного крохотного существа будут смотреться в этих маленьких носочках «для новорожденного». Не судите его.

ღ

Чарующий запах свежеприготовленного ужина разносится по всей квартире. По радио играет любимый Robbie Williams, а на столе стоит полусладкое, но лишь в одном бокале. Только для его мужа, потому что его самого мутит отчего-то весь день. Не стоит поливать все это еще и вином. Последние штрихи, которые ему удается завершить с последним аккордом — предупредительным звонком в дверь. Кудрявый мчится к входной двери, сбрасывая с себя по пути небольшой фартучек, что летит на гостиное кресло — знающее и повидавшее много чего на своем веку, оно теперь видит только темноту — и врезается в железный косяк. Черт. — Ох, чудо мое, — Томмо закрывает за собой дверь и тут же кладет свою ледяную ладонь поверх локтя своего мужа, снимая кратковременную острую боль. — Не ушибся? Это было эпичное столкновение, — шатен сбрасывает тяжелую почтальонку с плеча и оставляет возле порога, притягивая к себе свою неуклюжую судьбу. — Нет, Лу, — он тесно жмется к своему Ежику, по которому скучал целый день. — Я скучал, — выдыхает он. — И я, любимый, — слегка вздернутый носик чует родной запах, ну а быстрое сердечко ощущает, что оно, наконец, дома. Здесь пахнет пряным миндалем, посыпанным корицей, источающей терпкий, но в то же время сладостный запах, если распробовать, а еще над всем этим кружат пары искренней любви и, пожалуй, сладкой карамели — новый парфюм кудрявого. — Идем, — загадочный, его муж протягивает свою огромную ладошку, тут же переплетая их пальчики, — я кое-что приготовил, — он сильно тянет на себя, так что у Луи есть только пара секунд аккуратно побросать свои вансы возле двери. И теперь, точно корабль в ночи, он следует за единственным светом — маяком, чьи кудри сегодня собраны в немного неаккуратный пучок на самой макушке, а на тонкой длинной шее островками налипла мука. Слишком милый, теплый, домашний, родной. Такой, с которым он хочет провести всю свою жизнь. Такой, витающий в облаках, чересчур окрыленный. Как хорошо, что у него на запястье веревка — стоит только привязать один конец к этому якорю и… хотя постойте, эту связь не разделить уже никогда. На столе давно дожидается курица, фаршированная моцареллой, завернутая в пармскую ветчину с домашним пюре, ну, а в духовке яблочный пирог, который вот-вот подрумянится, прямо как впалые щеки Лу сейчас. Пальцы все еще не расцепляются, потому что Ежик слишком взволнован. Все это было на их первом свидании, а затем, по его заказу в день их первого раза, а потом и в день предложения руки, души и сердца… Колени немного трясутся. Гарри и сам волнуется, ведь он готовил этот ужин целую неделю в своей голове. С раннего утра воскресенья, когда проснулся от жуткой боли в животе, и до сегодняшнего момента, когда оба, завороженные магией, стоят, не решаясь сдвинуться с места. Кудрявый нагибается и оставляет неловкий поцелуй на щеке мужа, точно в первый раз, когда тот купил ему сахарную вату несколько лет назад. Луи кладет руку на изящную талию и свойски притягивает Гарри к себе за поцелуем, таким, каким он и должен быть: сладким, нежным, слегка пошлым и головокружительным. А еще… ненасытным. Эти двое никогда не смогут насладиться друг другом сполна. Это точно. — Лу… — Гарри отрывается от мужа, отодвигая ногой стул для него, и смущенным взглядом приглашает его сесть. Луи отходит, становясь за стулом, и приглашает свою радость сесть первым. Целует в макушку и отходит к своему месту поблизости. — Приятного аппетита, — Гарри неловко хватается за вилку, и тут же чувствует теплое прикосновение любимого на запястье, тормозящее его. — Все будет хорошо сегодня, правда? — тихо спрашивает он, и улыбающиеся голубые глазки вселяют очень много уверенности, но еще больше сил. — Правда, — кудрявый улыбается, наконец, выдохнув. Маленькие свечки по всему столу придают уют, и, да, теперь он уверен, что все будет хорошо сегодня. Он уверен. Уверен, ведь рядом его смысл жизни, а внутри… В общем, он действительно уверен. Голова кружится, сердце колотится. Ерунда, ведь его Луи рядом. Тарелки в мойке, половина пирога в животах, а маленькие пальчики Луи перебирают шелковистые кудряшки мужа, глядя в его огромные зеленые глаза. И даже сквозь один бокал вина, затуманенные глаза, так или иначе, видят, как те взволнованы. — Луи, — начинает Гарри, — я кое-что купил сегодня... — И что же это? — маленькие пальчики обводят птичек, выглядывающих из-под безразмерной футболки, чувствуя как обладателя сильно трясет, и кажется, будто огромное сердце вот-вот выпрыгнет наружу. — Что-то для меня? — ох, да он уверен. — Да, конечно, — хитрая улыбка, — только обещай не смеяться, — Гарри заводит руку за спину, поддевая пальцами пару крохотных носочков, что все это время хранились в заднем кармашке. — Обещаю, love. Маленькие, сейчас они кажутся даже меньше, чем тогда, когда он покупал их. Крошечное полосатое чудо. Луи не может сдержать умиление, а также очень широкую улыбку, ну а Гарри — слез. Морщинки возле глаз, и теперь кудрявый боится, как бы не расстроить его… Ведь, кажется, ему нравятся эти крохи. — Хах, милый, я явно в них не влезу, — Луи кладет голову на плечо кудрявого, только шире улыбаясь. — Я знаю, ты ведь считаешь меня малышом… Гарри молчит. Все тело горит, а по рукам и ногам бегут мурашки. Не стоит судить его сейчас. — У меня не такой размер, кудряшка, — каждое слово пропитано любовью, Гарри не может не чувствовать этого. — Может, цвет другой?.. — теперь ему действительно страшно. Да, ему всегда страшно. Но только сейчас Луи замечает это. — Гарри?.. — Томмо берет носочки в руку, разглядывая и прощупывая их, точно он должен что-то разгадать, какой-то код или шифр, будь у него подсказка… Слезящиеся зеленые глаза, кажется, это она и есть. — Милый, ты… — голубые глаза встречаются с одиноким бокалом из-под вина на столе… Это еще одна, верно?.. Плечи слабо подрагивают, точно длинные ресницы на закрытых глазах, тонкая слеза скатывается по щеке, скорее волнение, нежели страх, ну а длинные пальцы слишком сильно впиваются в пальчики поменьше — волнение, никак иначе. «Малыш?» — Гарри широко открывает глаза, боясь пропустить это. «Малыш?» — повторяет Луи, точно для самого себя; теперь и его глаза полны слез. «У нас будет малыш?!?!» — кричит шатен, и со скоростью света прижимается к мужу, растворяясь в сильных и теплых объятиях. — У нас будет малыш… — не верит, и точно в бреду шепчет шатен, упираясь носиком в скулу кудрявого, который слишком сильно волновался сегодня. — Да, — шепчет будущий папочка. — Да, — повторяет другой, стирая тонкую слезку с улыбающихся вишневых губ своего любимого, после целуя их так нежно и мягко, точно боясь хоть как-то этим навредить. Маленькая ручка зарывается в ворох густых волнистых локонов, ну а вторая, поддевает ткань огромной футболки, в подобно которым его муж поселился навечно, и гладит маленький животик. — Я уже люблю его, — шепчет Ежик, бережно поглаживая кожу возле маленького пупочка. — А я вас обоих, — улыбается Гарри, опуская голову на плечо папочке малыша, который, он уверен, обязательно запомнит этот день. День, когда маленький животик был таким теплым…