Пересадка

      23:40       — Лёш, ку-ку! — навис надо мной брюнет. — Очухивайся давай, слыш!..       Я не помню с какого момента я лежал неподвижно, с какого момента я перестал чувствовать прикосновения. Мой мозг, моё горло, мои мышцы — всё болело. Кожа и вовсе пылала огнём, а я и не особо различал, где конкретно, боль слилась воедино. Я ощущал только её и больше ничего. Боль, с которой я и сейчас мог бы пропереться, не имея способности думать о чём-то ещё. Честно говоря, надоело уже чувствовать что-либо. Я так устал, мозг мой был выключен, глаза остекленели, в памяти даже не всплывали картинки прошедшей сессии этих двоих над моим телом, в которую входили всяческие издевательства. Я просто лежал.       Но, покинутый чувствами и мыслями, быть может, и здравым рассудком, я лежал от того, что меня добил окончательно последний час наедине с этими людьми… Людьми… Я уже не решаюсь их так называть.       За сессию они оба кончили раза по два-три, я думал, что всё уже завершено, и я даже был ещё во вменяемом состоянии, чтобы самостоятельно начать одеваться. Но вдруг Артуру внезапно что-то взбрело в его пьяную голову. Он задал мне вопрос, а я, огрызнувшись, ответил в своём фирменном стиле, от чего у него что-то щёлкнуло внутри. Не от злости, а от какого-то больного азарта, его безумная улыбка пугала больше, чем его поведение за всё время нашего знакомства. Он схватил меня за волосы и поволок по полу, просил, чтобы я встал на четвереньки, как собака. «Грязная псина» точнее. Затем он сказал Максу, чтобы он начал завязывать мои руки колючей верёвкой в заумный узел, заломив их за моей спиной. Между лопаток больно упиралось его колено, я не мог податься назад. Артур снова схватил меня за волосы, чтобы я держал голову, затем уже изнемогая от удовольствия, он пихнул свой член мне в рот. Я настойчиво сопротивлялся, потому что на ещё один сеанс мы не договаривались, но эти мои жалобные протесты только воспламеняли ребячество такого серьёзного на вид Артура. Максим же начал трахать меня сзади, спустя некоторое время мышцы ног не выдержали, и я уже просто упал на пол не в силах дотянуться до члена Артура. Затем он упал на колени следом за мной и держал мою голову за волосы, так как он вошёл во вкус. После того, как Макс излился внутрь, Артур швырнул меня, уже сломленного, слабо сопротивляющегося на спину. Я пытался ещё как-то противиться его хваткам, насколько был способен, молил его прекратить, не решившись использовать стоп-слово. Я ведь за этим и пришёл. За этими мучениями. Поэтому использовать стоп-слово мне запротиворечил только что родившийся принцип не делать этого. На этот раз в руках Артура красовалась некая плеть, из ручки которой исходили бесчисленные переплетенные лоскуты кожи, которые больно и жгуче врезались в кожу. Боль буквально рассыпалась по плечам, спине, шее. Артур снова принялся меня трахать, оставляя кровавые следы на моей груди плетёнными косицами. Я чувствовал, как слёзы неконтролируемо катятся по щекам. Кажется, я пару раз терял сознание, я будто плыл по волнам. Я кричал, но силы быстро заканчивались. Он наслаждался тем, как медленно меня покидала воля, а вместе с тем всё рос его азарт. Казалось, что если отнять у него эту игрушку, он заплачет как ребёнок, настолько он казался мне безумным. В порыве этого экстаза, наслаждаясь каждым нервом своего тела от получаемого удовольствия, наступил оргазм, с которым Артур одарил меня ещё одной порцией спермы. Сперма лилась, кажется, из меня ото всюду, изо рта, из носа, из задницы, из члена. Из ушей разве что не текла.       Я продолжал пялиться в потолок, лежа на кровати, прислушиваясь к единственному слабо подающему признаки жизни чувству — ощущению отвратительной нечистоты собственного тела.       Парни давно оделись, а я никак не мог прийти в себя. Максим освобождал мои запястья от верёвок и обеспокоенно вглядывался в мои глаза.       — Лёш? Лёш! — пытался достучаться до меня брюнет.       Что-то в моей душе всё же расшевелилось. На короткое мгновение. Ненависть. Это была именно она.       — По-моему он умер, — произнёс Максим.       Я всё-таки вопреки его предположению отдернул лицо от его руки, недовольно сдвинув брови.       — Он в отрубе, оставь его, — безразлично отмахнулся Артур, который расположился на кресле на пару с бутылкой виски, — ты же знаешь, они так часто.       «Они». «Нижние». Вот ведь мразь…       Но в ответ на проснувшееся чувство не среагировал ни один мускул моего тела. Однако глубоко внутри меня что-то всё-таки отозвалось. Так глубоко, что я никогда не заглядывал туда. Насколько бездонна дыра во мне, невозможно представить.

***

      — Сколько тебе лет? — внезапно спросил Артур.       Парни не спешили уходить, к удивлению. Похоже, предпочли дождаться, пока я заговорю. Да и сам я не хотел здесь оставаться более, поэтому спустя какое-то время я собрал в себе последние силы, чтобы посетить душ и смыть с себя остатки этого ужасного вечера. В комнате удушающие пахло алкоголем, этот запах перебивал запахи пота и спермы. Мало того Артур не скупился на то, чтобы глотнуть ещё виски и во время самого процесса. Как-то он специально пролил алкоголь мне на грудь, обжигая мои раны. Виски стекался вдоль линии над пупком, образуя лужицы, которые с каждым порывом моего дыхания становились меньше, потом Артур жадно слизывал их своим горячим языком.       После того, как прозвучал вопрос, я укоризненно взглянул на него, на что Артур ответил мне игривым взглядом и даже подмигнул мне. Детский сад.       — Восемнадцать, — хотел грубо бросить я, но выдался лишь слабый хрип.       — Ладно, окей, а на самом деле тебе сколько лет?       — Ну, скоро семнадцать, — снова прохрипел я, разразившись затем кашлем.       — Что? Блядь, мы выебали несовершеннолетнего, — разочарованно констатировал Артур, глотнув алкоголь. — С какого там возраст согласия? — обратился он к Максиму.       — С тринадцати?.. — саркастично предположил он.       — Вряд ли.       — Какая разница сколько мне? — поголосил я уже нормальным голосом.       — Большая, дурашка. Короче, Лёш, знай, если тебе вдруг захочется побольше деньжат, и выкинешь что-нибудь эдакое, типа мы тебя там совратили или что тебе в голову взбредёт... То, будь уверен, мой адвокат от тебя и мокрого места не оставит, — пьяно пробормотал Артур, запрокидывая в себя последние капли виски.       — Да больно надо, - удивившись, отозвался я.       Ведь у меня была совершенно другая цель. Я был заинтересован отнюдь не в деньгах, а в разрушении собственной души.       …       Наконец нам предстояло расстаться. Я ещё одевался, когда, уходя, Артур остановился в дверях и некоторое время на меня смотрел.       — Чего? — я сидел на кровати, собираясь одеть на себя футболку.       — Макс был прав. Ты нечто.       От этой фразочки я лишь раздражённо фыркнул, продолжая дальше натягивать на себя одежду. Артуром не остался этот момент незамеченным. Пока Макс возился в коридоре, Артур зашёл в комнату и прикрыл за собой дверь, от чего я напрягся.       — И из-за этого, я перестал себя контролировать, — продолжил он, я не сводил с него глаз. — Из-за того, что ты не играл, ты был настоящим и молил языком тела большего… Большего настолько, что ты мечтал умереть, — мечтательно произнёс он, от его мрачной проницательности я замер как камень. Затем Артур подсел рядом ко мне. — Когда твоё сознание было на грани, моё сердце стучало так сильно от удовольствия, что я не помню, когда так было в последний раз. Я вообще думал, что уже способен контролировать себя, но ты опроверг эту мою уверенность. Я знал, что ты новичок, но тем не менее мне было очень хорошо.       Я не мог выдавить из себя и слова, горло сковало, я будто готов был зарыдать. Артур снова голодно осмотрел меня, затем подался вперед и прошептал:       — Мы же встретимся снова? — горячее дыхание обожгло мою щёку.       Я молчал, пытаясь унять дрожь. Артур подался ещё немного, чтобы коснуться моих губ, но я судорожно отвернулся, уставившись в пустоту. Но он не отпрянул, губами парень обхватил моё ухо, сначала нежно провёл языком по ободку ушной раковины, затем не сдержал себя в соблазне укусить за него. Я мгновенно вскрикнул, и отскочил от Артура в сторону. Крик прорвался будто с самого дна моей души. Блондин лишь властно улыбнулся, оголяя клыки своей злодейской улыбки.       Это была не просто боль. Это был страх.       01:15       Я отворил дверь квартиры с большим трудом. Дверь чудом поддалась мне после продолжительных мучений с ключом. В коридоре непривычно светло. Я надеялся доползти до своей кровати и сразу же отрубиться… Однако мама бодро возилась на кухне.       — О, Лёш, ты дома! Что ж ты так поздно! — окликнула она меня своим обыденно громким высоким голоском.       Сам того не осознавая, я дико по ней скучаю каждый день. Особенно после этого адского вечера с двумя извращенцами в одной комнате. После всего мне не хочется бежать в комнату и трястись от стыда, прежде всего я хочу увидеть лицо мамы и неважно, что происходит в моей жизни, мне главное лишь увидеть её. В дни, когда я не знал Астафьева, меня многое в ней могло раздражать. Её манера речи, её порой неуклюжие движения, её привычка делать мне бессмысленные замечания по поводу и без, привычка переставлять все мои вещи не на свои места… Всё это я так люблю в данный момент. Я так повзрослел.       Я снял с себя куртку, от каждого движения по моей коже пробегалась боль, мышцы будто вовсе работали еле-еле. Мой кардиган был застёгнут до самого подбородка, чтобы мама не видела моих ран, лицо те двое не трогали. Я зашёл на кухню, весь стол был завален едой, которую она каким-то чудом допёрла до квартиры.       — Смотри, сколько я всего накупила! — на её лице читалась ясная радость, она подбежала ко мне и обняла. — Смотри, вот все сладости, которые ты любишь, вон хлопья, шоколадки всякие!.. Шампунь! Я такой шампунь классный купила, который давно хотела купить, тебе тоже пойдёт… ой, Лёш, — не могла нарадоваться она. — Дядь Сережка сам предложил всё это довезти до дома. Знаешь же? Водитель наш! Эх, без него бы я не справилась… Мы ж, как смена закончилась, сразу в продуктовый, этот оптовый громадный, рванули с ним. Поэтому я порошков набрала, чтобы стирать нормально можно было… Косметику купила себе. Мясо! Завтра сделаю мясо! Эх. Как же хорошо, что ты мне решил помочь с денежкой, я наконец смогу оплатить задолженные счета… Ой, Лёш, ты чего?!       Мама внимательно уставилась на меня, а я и сам не понял из-за чего. С моих щёк градом срывались слёзы одна за другой. Я и произнести-то толком ничего не смог, ком в горле намертво застыл внутри. Мама ахнула и обняла меня. Плечи мои затряслись от нахлынувшей меня истерики. Я просто разрыдался как маленький ребёнок, тесно прижимаясь к ней.       — Лёшик! Ты чего?! Перенапрягся! Ой, учиться и работать - это так сложно! Ну-ну-ну, Лёшик! Ну будет тебе, — все заботливо приговаривала она, гладя меня по волосам.       Я постоял так ещё немного, наслаждаясь теплом маминых объятий, её нежными прикосновениями к моим волосам. Она единственный в мире, кто меня по-настоящему любит. Как же драгоценны эти мгновения, после того, как меня терзали двое ненормальных некоторое время назад. Я отстранился и достал из кармана небрежно смятые крупные купюры и вложил маме в ладонь. — Ой, что это? — уставилась на деньги мама. — Ещё что ли? Лёшик! Оставь себе! Здесь так много! О, Господи, сколько же тут!.. — мама пыталась всмотреться в купюры. Да, тройная цена с процентами за последний заход. На самом деле, я понятия не имел, что делать с этими деньгами, но я точно знал, что не смогу ими пользоваться. У меня были когда-то планы, но сейчас я о них даже не вспоминал. Эти деньги насквозь пропитаны спермой, моей кровью и тем вонючим виски.       — Как ты их достал?       — Секрет, — почему-то улыбнулся я.       Слёзы обсохнуть не успели, а уже лыблюсь.       — Возьми обратно! Купи себе чего-нибудь!       — Я знаю, тебе нужнее, — я выставил ладонь перед мамой. — Просто… Делай с ними, что считаешь нужным.       Я отшатнулся и побрёл к себе в комнату. Доносились восторженные возгласы мамы с кухни, что наконец она отдаст все долги и, может быть, купит себе новую обувь. «Ей давно пора бы это сделать», — это всё, о чём я думал.       Мне снился Артур. Его правильное лицо, бархатный, томный голос, которому я накануне мог лишь подчиняться и даже испытывать дрожь от поглотившего меня страха. Ледяного и сковывающего. Хоть не Женя снился, уже хорошо. Я предпочту ему любые кошмары.       На следующее утро я в секунду, как проснулся, понял, что из кровати сегодня точно никуда не выберусь. Тело до сих не отпускала тянущая боль почти повсюду, раны давали о себе знать на спине, плечах, груди… и ягодицах. Я до сих мор с содроганием могу вспомнить с малейшей деталью каждый взмах плетью Артура, сколько боли приносил каждый её ласкуток. Без излюбленной порки тоже не обошлось, из-за чего кожа на ягодицах горела и на утро. Тянущее чувство в мышцах рук тоже не прекращалось, ведь на протяжении нескольких часов руки находились в таком неестественном положении, что все мышцы оказались растянуты. Внутри же зияла пустота и тишь, и ничем не хотелось нарушать эту гармонию. По крайней мере это лучше, чем бесконечные самоуничижительные истязания. Мне не хотелось видеть даже Алёну, её отрезвляющих глаз, чего уж говорить о школе в целом, да и других одноклассниках, с которыми мы теперь обитаем в противоположных вселенных наших кардинально разных мировоззрений. Сегодня у мамы выходной, я останусь здесь, с ней, и забуду о реальности на время, авось, перестану ненавидеть Астафьева хотя бы на день.       Школа. 12:45.       Алёна обеспокоенно в очередной раз взглянула на пустующее место рядом с собой. Через полчаса конец урока, но она не смогла выдержать и минуты спокойного сидения на одном месте, чтобы не думать, почему этого сумасшедшего парня сегодня нет. Девушка вышла в коридор и набрала заветный номер, приготовившись к худшему.       — Алло? — послышался усталый голос на другом конце трубки.       Алёна поняла, что я так и не вылез до сих пор из постели.       — Лёш, а почему тебя нет?       — Тебе какая разница? — грубо бросил Лёшка.       — Мне есть разница! Я беспокоюсь, ты заболел?       — Нет, я в норме.       — Лёш.       — Что?!       — Это из-за вчерашнего?       — Хватит тратить время этими тупыми расспросами, Алён…       — Это правда? — голос Алёны начал дрожать.       — Блять, Алён.       — Лёш, что у тебя происходит?       — Отъебись уже от меня, — снова грубо бросил Лёша и оборвал связь.       Алёна не спешила в класс, больше прислушиваясь к разразившейся боли в груди и стараясь сдержать слёзы.       …              Этим же вечером.       — Ты потратила деньги?       Не помню, когда последний раз было так, чтобы я расположился на кухне вместе с мамой, и мы бы беззаботно о чём-то болтали.       — Оставила на чёрный день, — улыбнулась мама такой тёплой улыбкой, которую так давно не видел, — я пока в своих сапожках похожу, зима ведь почти закончилась, — она глотнула чай. — Да и не будешь же ты так надрываться постоянно, бросай ты эту работу, Лёш, она не стоит твоих истерик.       Я совершенно и не задумывался об этом. Я лишь хотел получать страдания и удовольствие, но какой ценой я расплачивался за это, даже не подозревал. Потому что о себе я задумываюсь в последнюю очередь. Вместо этого моё уставшее за прошедшие события сознание только и мыслило, как распутать клубок противоречивых эмоций и чувств, а так же чем залатать душевную рану, так стремительно разрастающуюся во мне. И я знаю, кто виной всему этому кошмару.       — Мам, — внезапно подал я снова голос.       — Да, милый?       — Есть человек, который втоптал меня в землю. Из-за чего я потерял себя и никогда не прощу его… — мама в свою очередь внимательно меня слушала, дивясь моей редкой попытке поговорить по душам. — Что мне делать? — взглянул на неё я.       Лицо мамы непривычно посуровело: насупив брови, она произнесла чётко и коротко:       — Отомсти.