Страж брату своему

Закусив от усердия нижнюю губу, Дин, что было сил, притягивал к себе ярко-красную гоночную машинку, чувствуя, как сопротивлялись её колеса и слыша мерные пощелкивания в напрягшемся почти до предела механизме. Пора! Разжав пальцы и подавшись вперед, так что почти сам залез на стол, он смотрел, как она жужжа летит вперед, набирая все большую и большую скорость! — Есть! — Дин! Сорвавшись со стола, машина пролетела полметра, врезалась в кухонный шкаф и с грохотом упала на пол, откатившись куда-то под стул. — Опять ты за свое! — Мери вышла из коридора, все еще сжимая в руках телефонную трубку. — И сядь нормально! — Извини, — но озорная улыбка на лице Дина ясно говорила о том, что он ни капельки не сожалел и следующие его слова это подтвердили. — Но ведь классно получилось! — Очень. Но лучше тебе подумать о том, что еще одного такого испытания твоя машина может и не пережить. — Тогда папа её починит, — Дина больше интересовало, сможет ли он сделать так, чтобы машинка не упала, а перепрыгнула-таки на кухонную столешницу. Мери хмыкнула на это заявление, но промолчала. А Дин тем временем решил, что почти удавшийся перелет стоил награды и потянулся к красивой вазе, с горкой наполненной конфетами. — Мам, можно? — Нельзя, скоро мы будем ужинать. — Но ма-а-ам. — Никаких мам, ты недавно уже съел две конфеты. — Одну. Вторую я отдал Сэмми, — оправдался Дин, указав на брата. На самом деле конфет он стащил три, одной из которых Дин действительно поделился с Сэмми. И сейчас тот лежал в гамаке и довольно улыбался. Весь его рот, губы и часть щеки были испачканы в шоколаде, так же как и рука, в которой все еще зажимал большую часть сладости. Мэри вздохнула и потянулась за полотенцем. — Дин, ты не должен давать брату сладкое. — Почему? — он наблюл за тем, как мать отобрала у Сэмми конфету, и малыш мгновенно начал кривить рот, готовясь вот-вот разреветься. — Ему они тоже нравятся. — Все равно нельзя. Дин не представлял что можно быть слишком маленьким для сладкого и на всякий случай уточнил: — Совсем-совсем? — Да, совсем, — Мери наконец-то удалось заинтересовать Сэма игрушкой и тот прекратил хныкать. А потом она обернулась к старшему сыну и серьезно посмотрела прямо в глаза: — Пообещай мне, что ты не будешь тайком кормить его конфетами. Дин замялся, а потом кивнул. Когда мама глядела вот так, ему казалось, что она видит его насквозь. — Нет, скажи вслух. — Я не буду кормить его сладостями, — наконец, серьезно пообещал Дин. — А почему? — Они могут ему навредить. Ты же не хочешь, чтобы ему было плохо? Дин отрицательно замотал головой, все еще не понимая. Ну как сладости может быть опасными? Это же, ну, сладкое? Все их едят, даже мама с папой. —А почему Сэмми такой особенный? — Он не особенный, он еще слишком маленький, вот подрастет, тогда и будешь с ним делиться. — Хорошо, — немедленно согласился Дин, — а немного — это сколько? Мэри, улыбнувшись, обернулась обратно к Сэмми, который уже начал тянуть ручки к отложенной в сторону конфете. — Хотя бы год. — Год? Так долго? — искренне ужаснулся Дин. Он бы не выдержал без сладкого целый год. Он даже не знаел, как он должен был бы провиниться, чтобы его так наказали. Однажды за то, что он, играя, выбежал на дорогу, мама оставила его без сладкого на неделю. Это была самые долгие семь дней в его жизни. — Это не так уж и много. Дин лишь пожал плечами, взрослые были все же очень странными. — А я могу взять еще одну? — Дин решил попытать счастья еще раз. — Я-то ведь старше Сэмми. — Хорошо, возьми, — сдалась Мэри. — Но только одну! Убедившись, что она занята, Дин залез в миску и, пару раз оглянувшись на мать, успел стащить к разрешенной ему конфете, еще пару, тут же исчезнувших в кармане. — Я сказала одну, Дин! — тут же уличала его мать. Она все еще пыталась очистить пальцы Сэма прежде, чем он испачкает им одежду или волосы. И, кажется, не прерывала своего занятия, чтобы обернуться и проследить за действиями старшего сына. — Но как ты… Это не честно! — Честно, Дин, — в голосе матери есть что-то, подсказывающее — с ней лучше не спорить. И всё же он не может сдержаться и промолчать. — Ты мои мысли читала! — в его голосе звучит обида напополам с восхищением. Мэри, наконец закончившая умывать ручки Сэмми, треплет его по волосам и вручает любимую мягкую игрушку. — Гиды мыслей не читают — они чувствуют, — она не слишком-то любила говорить о своих способностях, поэтому произнесла фразу чересчур резко. — А мне и этого не надо, достаточно знать тебя, чтобы никогда не сомневаться, что ты лишней конфеты не упустишь. Мэри строго оглядела старшего сына, тот покраснел, но продолжил смотреть на мать с восторгом и обидой. Она подавила тяжелый вздох, вспоминая себя в таком же возрасте. А еще в этот момент сынишка был таким милым, словно встопорщенный воробышек. Да уж… — Это то же самое, — Дин ещё слишком обижен на то, что его поймали. Ведь у него получилось так ловко! Фантики совсем не шелестели, и мать не могла их услышать, если бы не её способности. И все же то, как она его поймала, было таким крутым. — Нет, и я тебе уже объясняла чем различаются эмоции и мысли, думать и чувствовать не одно и то же, Дин. — Но если я думаю о чем-то, значит, я и чувствую то же самое. — Совсем не обязательно, но об этом мы поговорим, когда ты подрастешь, — Мэри, подойдя к сыну, вытащила лишние конфеты из его кармана, и, положив их обратно в миску, убрала её в шкаф. — Одну я тебе обещала, но, если будешь хорошим мальчиком и за ужином съешь все овощи, после получишь еще одну. Дин улыбнулся. Мэри между тем продолжила: — А в наказание за то, что попытался меня обмануть, будешь помогать мне готовить. — Но я же не девчонка! — Правда? Очень жаль, ты бы выглядел очень миленьким в платьице, совсем не отличишь, — хитро улыбнувшись, сообщает ему мама. — М-а-а-а-м, мальчики платья не носят! — Раз ты так говоришь. А теперь иди, вымой руки, пока я не решила все же примерить на тебя парочку. — Сначала тебе нужно будет меня поймать! — но вместо того чтобы убежать, он послушно подбежал к раковине и мать, подойдя следом, следила, чтобы он хорошо намылил руки. На самом деле помогать на кухне Дину не так уж сильно не нравилось. Конечно, занятье девчоночье и он не признается никому и никогда, что испытывает от этого хоть какое-то удовольствие. Но сам процесс был интересным, вдобавок, он чувствовал себя совсем взрослым, ведь мама доверяла ему сделать что-нибудь самостоятельно. Вот она точно готовить любила. Когда папа ее расстраивал, всегда шла на кухню и начинала готовить что-нибудь жутко сложное из большой поваренной книги. Сегодня мама даже разрешает ему самому помешивать тушеные овощи. Правда она все время стояла за его спиной, но большую деревянную ложку он держал сам, а так же он самостоятельно нарвал салатных листьев. Отец опаздывал к ужину и за стол, накрытый на троих, они сели вдвоем. Перед сном, когда Сэмми уже лежал в своей кроватке, Дин как обычно уселся на полу детской, а мама на скрипучем старом кресле у окна. Она раскрыла потрепанную книгу и начала вслух читать очередную историю. Не обычные сказки, которые Дин слушал в садике: мама говорила, по большому-большому секрету, что всё это происходило на самом деле, с настоящими людьми, только очень, очень давно. Дин считал их несколько девчачьими, особенно то, что Стражи и Гиды в каждой из них обязательно предназначены друг для друга, и в конце, побеждая монстров, они чаще всего женились. Его самого больше интересовали чудовища, с которыми те сражались. Но про них мама почти не рассказывала. Дин знал, что Стражи и Гиды существуют на самом деле, да это все знали. Значит, где-то должны существовать и монстры, ведь о них в маминой книге тоже написано. Он пытался расспросить об этом маму, но она помрачнела и, кажется, испугалась, сказав, что все это выдумки и монстров не существует. Тогда Дину даже вздрогнул от её ответа, словно бы холодок пробежал по спине, но это быстро прошло. Но про монстров у мамы он больше не спрашивал. А папа, кажется, и сам о них не знал. Мама заканчивала очередной рассказ и Дин уже откровенно зевал, а Сэм и вовсе уснул, когда Дин слышал, как подъехала машина. Затих шум мотора и, забравшись с ногами на стул, Дин выглянул в окно, мгновенно позабыв о сонливости. На улице уже было темно и у них на крыльце перегорела лампочка, но он смог различить автомобиль и силуэт отца, приближающегося к дому. — Папа приехал! — полушепотом объявил он, обернувшись к матери. — Тише, не разбуди брата, — она улыбнулась ему, поправляя свои волосы. Мама аккуратно закрыла книгу и убрала её на верхнюю полку, а потом они, пожелав спокойной ночи Сэму, спустились на первый этаж. — Папа? В холле никого нет, но куртка отца уже висела на вешалке. Так где же он? Дин заозирался по сторонам — кухня или гостиная — и выбрал второе. Стоит ему войти в комнату, как его тут же поймали и подбросили вверх. Дин вскрикнул от неожиданности, а потом заливисто рассмеялся. — Тише, Джон, разбудишь Сэма и сам будешь его укачивать, — строго предупредила Мэри. — Он уже спит? — Джон, вместо того чтобы её послушать, — Только что уснул. — Жаль, я сегодня сам хотел его уложить. — Ты это каждый день говоришь. Отец замер и всматривается в Мэри, словно бы пытаясь разглядеть в ней какие-то видимые лишь ему одному признаки. — Мэри?.. — отец делает шаг вперед. — Нет, не надо, — она не расслабилась, но на этот раз её голос звучал уже гораздо мягче. — Я все понимаю, просто устала сегодня. Джон, отпустив раздосадованного тем, что забава закончилась Дина на пол, обнял жену и та уткнулась лицом в его плече. — Все действительно хорошо? — Да, — прошептала Мэри, все еще не поднимая голову. — Это осень. И иногда так много всего вокруг, что трудно думать. — Скоро станет легче, я договорился, на следующей неделе никаких сверхурочных. — Будем надеяться, — Мэри слабо улыбнулась, — А пока что пойдем, я накормлю тебя, мой отважный добытчик. Дину разрешили остаться: он гордится своей привилегией лечь спать позже. Пусть и всего-то на полчаса. Они не стали накрывать стол, устраиваясь на кухне. Отец, пододвинув поближе стул, тут же устроил Дина на своих коленях. Они вместе наблюдали, как суетиться у плиты мама, разогревая уже успевший остыть ужин. Дин тихо рассказывал отцу о садике и о парке, в котором они гуляли после обеда. И о том, что Сэму нельзя конфеты, а вот ему, Дину, можно, поэтому сэмову долю сладостей пока что они могли бы отдавать ему. А потом родители разговаривают друг с другом и Дин просто слушал, как они обмениваются новостями о каких-то неизвестных ему людях, но ему очень хорошо и он устроился в отцовских руках поудобнее. Дин задремал, опустив голову на столешницу. Отец на руках отнес его в комнату, заботливо укрывая одеялом, а чуть позже пожелать сладких снов зашла и мама. Между сном и явью, Дин как обычно думал о услышанных от матери историях, где он, Дин — Страж и все эти приключения происходят именно с ним. Он, конечно, стал бы самым сильным Стражем из всех, мать, отец и Сэм всегда бы им гордились. А что, это вполне возможно: ведь мама говорила, что её папа, их дедушка, был Стражем, а бабушка Гидом и мама Гид, значит, может быть уже завтра, он проснется с суперслухом, суперобонянием и суперзрением. Он, конечно, был бы самым сильным Стражем из всех… Это было бы так круто! Дин и сам не заметил, как уснул. Его разбудил скрип половиц. Дин сонно сощурился в сторону двери: мать никогда не закрывала её плотно, чтобы он мог видеть часть коридора. Понять, кто только что прошел мимо нельзя: светильник то загорался, то гас, и разглядеть хоть что-то не получалось. Главное, чтобы не проснулся Сэмми, иначе он не сможет уснуть полночи, пока тот не успокоится. Но сейчас детского плача не слышно, поэтому Дин отвернулся к стене и попытался уснуть снова. Шаги раздались опять. На этот раз кто-то бежал вверх по лестнице и проносится мимо его двери, и Дин вскочил, потому что что-то было не так. Ночью никто не должен бегать, это неправильно, он чувствует, что происходит что-то очень нехорошее. Дин уже откидывал одеяло и ступнями чувствовал холод пола, пытаясь нащупать тапочки, когда услышал крик — мамин крик — заставляющий его замереть на месте. Мама никогда не кричала так. Дину стало очень страшно, но это был не только его собственный страх. Чужие эмоции окутали целиком, от головы до захолодевших пальцев ног. Дин не мог пошевелиться, он интуитивно пытается закрыться, вытолкнуть их из себя чужие эмоции, и не мог этого сделать. Он просто не умел, не знал как. И он тонул, захлебывался в чужом, слишком сильном для него страхе, боли и отчаянии… Дин не заметил, как отец пробежал мимо его комнаты, в комнату Сэма, как хлопнула дверь. Страшно — маме — и ему самому страшно, эмоции словно волна — накатила и схлынула, а потом накатила снова — и он чувствовал что ему буквально нечем дышать. И еще ему было жарко, невыносимо сильно жарко. — Мэри! Плач Сэма вывел его из оцепенения, словно бы появилось что-то еще на чем он мог сосредоточиться кроме захлестывающих его эмоций. Должен был сосредоточиться. А потом Дин ощутил пламя. Всей кожей, словно бы огонь опалил лицо, шею, спину, руки и плечи… Боль мгновенная и острая, внезапная, и он не успевает даже закричать, как все заканчивается. Но Дин уже не может почувствовать маминого страха и её боль. И это принесло облегчение, но очень недолгое. Очень скоро Дин понял, что чувствует только себя. За все эти годы, привыкнув, что часть её всегда рядом, без нее он кажется себе пустым. Дин выбежал в коридор, пытаясь понять, что происходит. Коридор был окутан дымом. Дин закашлялся и прежде чем успевает хоть что-то понять, отец сунул ему в руки Сэма. — Бери брата и беги на улицу, не оборачивайся! Дин выполнил приказ прежде, чем успел спросить, что же с мамой, где она. Дин замер у входной двери, оглянувшись назад: ведь они не могут уйти без неё, они должны вернуться. И почему он её не чувствовал?! Как он может её не чувствовать?! Он пытался кричать. Не вслух, но мысленно, так как мама всегда учила его, говоря, что если что-то случится, то она всегда услышит. Она же Гид, для неё не обязательны слова. Мама не отзывалась. Он не заметил, как выбежавший вслед за ними отец, подхватил на руки их обоих, вытаскивая на лужайку перед домом. Дин не сводил глаз с макушки Сэмми и, все еще пытался почувствовать маму. Он знал, что она должна появится, вот-вот должна. Но её не было, ни её страха, ни её любви, которую он, оказывается, все время ощущал по отношению к себе, Сэмми и папе, ничего, словно бы её совсем не было. Этого не могло быть. — Дин! Дин, ты меня слышишь?! Как ты? — отец наклонился к самому его лицу, но Дин не в состоянии понять, что тот говорил. Он словно бы оказался заперт в комнате, без звуков, без цвета, без движения, без воздуха… Плач Сэма разрезал эту тишину, разбил в дребезги, и Дин, пару раз моргнув и встряхнув головой, посмотрел на брата, которого не иначе чудом все еще держал на руках. Глаза защипало и он прижал к себе Сэма так, словно боялся, что кто-то может отобрать его. Он может чувствовать Сэма. Он не чувствует маму и чувствует Сэма. И Дин знал — он должен позаботиться о Сэме. — Да малыш, мы позаботимся о нем, — отец прижал их обоих к себе, и Дин только что понял, что всё это время тот был рядом. И скорее всего, Дин произнес последние мысли вслух. — Да, — Дин чувствует себя усталым, вымотанным и потерянным, чтобы сказать что-то еще. Он спрятал свое лицо в макушке Сэма, уже не сдерживая слезы. Мамы нет, но у него еще есть отец. И главное — Сэм.