~ | ~
Хмурясь, Рэтчет читал данные, полученные при обследовании Прайма. — Вы ведь занимаетесь интерфейсом? Рэтчет занял должность главного медика и личного врача Прайма совсем недавно, а его предшественник был идиотом. Очевидно, даже большим, чем думал Рэтчет. Почему, шлак побери, он не забил тревогу, когда у Прайма начались внезапные всплески энергии? — Разумеется, — тихим ровным голосом проговорил Прайм. Рэтчет не верил ему ни на секунду. — И в чем же проблема? Прайм поерзал, опустив плечи — поза была бы забавной, если бы не то, кем он был, и волнение Рэтчета. Что-то шло не так. Анализы Прайма, его энергетические показатели катастрофически откланялись от нормы. К этому времени его корпус должен был полностью инкорпорировать в себя Матрицу. Прайм снова поежился и выдавил: — Это… это не должно пойти дальше нас. — Медики выполняют свою работу, руководствуясь суровыми принципами неразглашения. Даже психолог в определенных обстоятельствах может открыть тайны своего клиента. Я не могу. И не буду, — Рэтчет взглянул на беспокойно потирающего руки Прайма. — Говорите уже, Оптимус. Голубая оптика удивленно уставилась в лицо Рэтечта, на добровольно открытом лице появилась тень улыбки. — Слушаюсь, сэр. Я занимаюсь интерфейсом. Я следую каждой традиции и обычаю, установленному для Прайма. Я даже нахожу определенное успокоение в медитации, но… Рэтчет сложил на груди руки и ждал, когда Прайм закончит. Поняв, что собеседник не собирается продолжать, медик мягко подтолкнул его: — Но? — Мне не нравится интерфейс. Рэтчет прикусил язык, стараясь не рассмеяться при виде Прайма, зажавшего рот обеими руками, так будто он пытался удержать вырвавшиеся по неосторожности слова. Над ладонями виднелась расширенная побледневшая от стыда оптика, и Рэтчет позволил себе короткий смешок. Он не был таким уж старым, но их новый Прайм оказался юным даже по сравнению с ним. — Оптимус, — проговорил медик, отбрасывая последние формальности. — Ты молодой, полный сил мех. Обряды этих глупых жрецов работают, но с мехами, как минимум вдвое старше тебя. — Я не… — Скучные, покорные фанатики — совсем не твое? — спросил Рэтчет, прерывая Прайма. — Что ты раньше хотел видеть в любовнике? Пожалуйста, скажи, что у тебя были партнеры до того, как в тебя впихнули эту дурацкую реликвию. Прайм покачал головой и тяжело вздохнул. — Да, я занимался интерфейсом. Не много, но было. И перестань! Матрица гораздо больше, чем «дурацкая реликвия». Но проблема даже не в этом. Если серьезно, то это довольно жутко: они лежат неподвижно, иногда даже молятся шепотом. Нет страсти. Он замолчал, пожевав нижнюю губу. Рэтчет решил и дальше пренебрегать формальностями и опустился на койку рядом с Праймом. — Договаривай. Я не смогу помочь, если у меня не будет достаточно информации. — Есть что-то еще, — Прайм запнулся, губы беззвучно шевелятся, руки бездумно шарят по коленям. Рэтчет накрыл ладони Прайма своими, прекращая беспокойное движение. — Я боюсь, что однажды, — шепотом продолжил Прайм. — Я паду. Рэтчет хмуро посмотрел на их переплетенные пальцы, затем взглянул в оптику собеседника. — Почему? Прайм глядел на него расширившимися линзами. — Что? — Рэтчет ободряюще улыбнулся, затем посерьезнел. – Ох. Твои сомнения не новы, но от них обычно отмахиваются. — Да, — кивнул Прайм, вновь опуская взгляд. — Жрецы говорят, что мои сомнения как раз признак того, что со мной все в порядке. Он всем корпусом повернулся к Рэтчету, одной ладонью аккуратно сжимая руки медика. — Я понимаю, что они хотят сказать, — Прайм тяжело провентилировал. — Но мои… желания… Я не должен хотеть этого. Раньше ведь не хотел. — Я понимаю, тебе трудно сказать это, но, говоря загадками, ты не поможешь мне помочь тебе. Какие желания? Что тебе хочется такого, чего не хотелось до того, как ты получил Матрицу? Прайм помолчал несколько мгновений, поглаживая пальцами ладонь Рэтчета, изучая ее наощупь, чтобы отвлечься. Медик отключил датчики на руках прежде, чем его системы почувствовали большее, чем приятную щекотку, и ждал, когда собеседник договорит. — Я хочу… я хочу услышать, как меня умоляют. Хочу, чтобы колени партнера до боли сжимали мои бедра, пока я удерживаю его руки. Хочу брать жестко и долго. Хочу услышать, как мой партнер кричит от удовольствия. Хочу… — Прайм выпустил ладонь Рэтчета и сжал кулаки. — Хочу обладать полным контролем над партнером, но я не должен! Искра Рэтчета сжалась, когда в голосе собеседника зазвучало отчаянье и страх. — Я не могу поддаться этим желаниям, но они не уходят! Это никогда не закончится, и, клянусь, каждый раз, когда я коннекчу какого-нибудь фригидного фанатика, часть меня умирает, и это… этот монстр рвется наружу… — Перестань! — взяв ладони Прайма в свои, Рэтчет легонько сжал их. — Хватит. Нежно помассировав кулаки собеседника, Рэтчет несколько мгновений шептал ласковые успокаивающие слова, пока Прайм не расслабился. — У меня есть предложение. Оно абсолютно неортодоксальное, но может помочь. В бледной оптике Прайма скользнул проблеск надежды, и искра Рэтчета болезненно сжалась от жалости. — Пожалуйста! Я согласен на что угодно. Я не хочу стать одним из Падших Праймов! Рэтчет покачал головой. — Это, — он коротко рассмеялся. — Сулит нам большие неприятности, если попадемся. Праймус, звучит, будто я тебя на преступление подбиваю, — фыркнул медик. — Преступление? Рэтчет махнул рукой. — Это вид интерфейс… как бы это сказать? .. игры. Да, думаю, это можно назвать игрой. Фетиши и игры с партнером. Слышал что-нибудь об этом? Прайм отрицательно помотал головой. — Желание доминировать над партнером всего-навсего один из таких фетишей. Прайм приподнял надлинзовый щиток. — Как зависание систем или короткое замыкание? У меня глюк? — Праймус, нет, — Рэтчет снова коротко рассмеялся и, поднявшись на ноги, принялся расхаживать перед собеседником. — Слушай внимательно, ладно? Мне никогда не приходилось объяснять это на словах. Тому, кто ничего об этом не слышал, уж точно. — Ладно, — Прайм был весь внимание, оптика заинтересованно горит, но во всей его позе все еще чувствовалось отчаянье. — Кажется, я придумал, как объяснить. Видишь ли, мои желания прямо противоположны твоим. Мне нравится подчиняться доминирующему партнеру. Мне нравиться быть связанным. Нравится, когда меня берут жестко, сильно. Чем жестче, тем лучше. Мне даже нравится немного боли, — Рэтчет улыбнулся, вспоминая одного из своих прошлых любовников. — Однажды я великолепно грузанулся только от того, что меня пороли. Мех владел электрохлыстиком как демон, — медик вздрогнул, покачав головой. — Извини, отвлекся. Я хочу сказать, что желание подчинять себе любовника или получать удовольствие от такого подчинения вполне естественно. Это не значит, что ты становишься Темным Праймом. — Это… Ты уверен? — Абсолютно. Но существует только один способ проверить. Прайм все еще сомневался: — Но эти мехи ничего не делают. Мне даже не удалось довести до перезагрузки хотя бы одного из них, сколько бы я ни старался. Рэтчет вскинул голову. — И тут мы подходим к той части, которая звучит как план преступления. Ведь, если верить жрецам, мы сделаем то, что делать нам никак не следует. — Я не… Ох… — Прайм жестом показал на себя и Рэтчета и прошептал: - Мы? Рэтчет кивнул, сдерживая улыбку. Праймы не должны быть милыми. Медик был уверен, что существует специальный запрет, но Оптимус был исключением из всех возможных установленных для Праймов правил, тогда почему же ему не быть милым? — Со стороны это будет выглядеть весьма неприглядно. Мы оба знаем правила. — Эти правила говорят о том, что низкородный мех не может перейти в высшую касту, чтобы найти работу и не умереть с голоду, — надлинзовые щитки Прайма нахмурились, губы изогнулись от отвращения. — Я удивляюсь, сколько еще правил посчитаю отвратительными и стоящими того, чтобы их нарушить. Рэтчет почувствовал искренность собеседника, и его уважение к Прайму взлетело до небес. — Я не хочу, чтобы ты ввязывался в это вслепую. Я не хочу, чтобы после ты думал, что я тобой воспользовался, потому что, если нас поймают, прежде чем твоя искра успокоится, скажут именно это. Будет ложью, если я скажу, что не собираюсь получить удовольствие, обучая тебя, но, клянусь: я бы не предложил, если бы не считал, что мы можем взять друг от друга то, что нам нужно. — Хорошо, — кивнул Рэтчет. — Я хочу, чтобы ты подумал о том, что ты хочешь получить во время интерфейса. Забудь все то, что тебе говорили раньше. Будь крайне эгоистичным. Энергон прилил к лицу Прайма. — Я… Рэтчет подошел к нему и сжал руками предплечья. — Крайне. Эгоистичным. Указание медика. От чего тебе становится горячее горячего? Праймус, расслабься. Не составляй список. Просто подумай об этом сегодня вечером, когда закончишь все остальные дела. Я скажу, что тебе нужен плановый ремонт сочленений завтра утром, мы сможем встретиться, обговорить все то, что ты придумал, составить план и приступить к работе. — И все это пока ты ремонтируешь мои сочленения? — спросил Прайм, сгибая и разгибая локоть. Рэтчет мигнул оптикой, и Прайм ухмыльнулся. — Забавно. А теперь кыш из моего медотсека. Прайм или нет, получишь за нахальство. — А я-то думал, тебе нравиться подчиняться. Прайм поднялся, изящно выскальзывая из рук Рэтчета. Игривость и умение флиртовать были добрым знаком, и медик решил, что в Прайме необходимо поддерживать эти качества. Оптимус слишком молод и полон жизни для того, чтобы постоянно быть привязанным к той маске, которую он вынужден носить на публике. Улыбнувшись, Рэтчет кивнул: — На койке и только на койке. В остальном главнее меня только Праймус. И иногда эта иерархия меняется. — Богохульник, — выдохнул Прайм, расширяя оптику от искреннего изумления. Рэтчет фыркнул: — Мои однокурсники клялись, что я могу украсть искру у самого Юникрона. Прайм покачал головой. — Тебя совершенно точно необходимо отшлепать, — Рэтчет хихикнул, когда Прайм зажал рот обеими руками, вновь густо порозовев от прилившего к щекам энергона. — Ты на меня дурно влияешь. До завтра. Ретчет продолжал негромко посмеиваться даже после ухода Прайма: заполняя заявку на плановый ремонт и меняя собственное расписание на следующий день. У него было предчувствие, что после первого «урока» Прайма он будет не в состоянии принимать других пациентов.~ | ~
Первый «урок» Оптимуса прошел… не так хорошо, как они надеялись. Он чувствовал себя отвратительно. Он сделал Рэтчету больно, и боль эта была никак не связана с удовольствием. — Перестань хмуриться, — буркнул Рэтчет, осторожно ремонтируя собственное предплечье. — Я же говорил, контролю необходимо учиться. — Я должен был научиться. Но не должен… Оптимус замолк, когда Рэтчет с грохотом опустил на стол медицинский инструмент. — Послушай, — Рэтчет резко провентилировал. — Послушай, — начал он уже мягче. — Это не твоя вина. Он указал на собственную руку и сощурил оптику, заставляя собирающегося что-то возразить Оптимуса закрыть рот. — Это моя вина, моя ошибка. Контролю учатся. Я и не должен был рассчитывать, что ты сходу схватишь концепцию, с которой я жил, шлак знает сколько, ворн. — Мне жаль, что я сделал тебе больно. — Это хорошо. Если бы тебе не было жаль, я бы всерьез испугался, что мы движемся в неверном направлении. — Все так неправильно, — вздохнул Оптимус, подпирая рукой щеку и наблюдая, как Рэтчет продолжает собственный ремонт. — Я должен сдерживать свои желания. Именно это мне и скажут. — И будут неправы. Нет ничего зазорного в том, чтобы потакать фетишам согласного на это партнера, — Рэтчет ухмыльнулся. — Или трех. — Гедонист. Рэтчет рассмеялся, затем серьезно проговорил: — Ты знаешь, что на всем Кибертроне единственный мех с внутренними ограничениями в интерфейсе — это ты? Оптимус нахмурился. Он не считал это честным, но быть Праймом означало приносить что-то в жертву. — Знаю. — И почему? — Потому, что я обязан научиться контролировать собственные страсти во имя своих мехов. Я не Праймус, лишь его творение. Как и каждый кибертронец. Рэтчет глянул на него, вскинув надлинзовые щитки и слегка изогнув губы. — Только ты можешь говорить что-то подобное без капли сарказма, — медик скривился, устанавливая на место смещенный серводвигатель. — Но ты отметил ключевой фактор. Ты должен научиться контролю. Не все учатся одним и тем же вещам одинаково. Разумеется, нет свидетельств того, что с предыдущими Праймами было что-то не так, следовательно, они научились контролировать бушующую страсть Праймуса, — в голосе Рэтчета прорезалась язвительность. — Коннектя скучных, едва ли находящихся в сознании дронов. Учитывая, насколько сильно ты отличаешься от собственных предшественников, логично предположить, что и контролю тебе следует учиться по-другому. Оптимус несколько кликов обдумывал слова медика. Его беспокоили различия между ним и предыдущими Праймами, но доводы Рэтчета звучали разумно. К тому же, он верил медику больше чем жрецам хотя бы потому, что тот его слушал. Рэтчет занял свой пост благодаря тому, что Оптимусу нравилось его деловое и вдумчивое отношение к работе, а Совет посчитал его опытным специалистом. Никого подобного Рэтчету рядом с Оптимусом не было. Он не относился к Прайму как к идолу, которому следует поклоняться. Он ругался, богохульствовал и флиртовал, а когда Оптимус сделал ему больно — приказал остановиться, вместо того, чтобы лежать неподвижно и воспринимать происходящее как величайшую честь. — И в чем же, на твой опытный взгляд, мы допустили сегодня ошибку? Рэтчет мигнул оптикой и принялся возиться с парой проводов, которые мешали ему закончить ремонт. — Слишком много, слишком рано. И у меня сложилось впечатление, что жесткий секс это далеко не все, что тебе требуется. В следующий раз я хочу, чтобы ты был так нежен, как только можешь. Хочешь, можешь связать меня, но если я скажу «стоп», ты остановишься. За исключением этого, пока ты будешь нежным, делай со мной все, что угодно, приказывай, что захочешь. Оптимус задрожал при одной мысли об этом. — Что угодно? Рэтчет ухмыльнулся ему: — Ну, кроме обмазывания отработанной смазкой. И никаких физических повреждений. — Оу, никакой отработанной смазки. Я бы этого и не захотел, — Оптимус взял стилус и начал вертеть его в руках, повторяя в процессоре свои фантазии. — Но что, если я захочу, чтобы ты взял меня в рот? — Его лицо пылало. — Или я свяжу тебя и буду водить пальцем по чувствительным стыкам твоей брони до тех пор, пока ты не начнешь умолять взять тебя? Прибор Рэтчета покатился по столу, когда медик неосторожно положил его. Рэтчет потянулся за ним дрожащей рукой. — Я не против этого. — Мне нужно вернуться в Храм. Я должен присутствовать на вечерней молитве. — Завтра? — Да. — В полдень. Голос Рэтчета был хриплым, вентиляция сбилась. — Увидимся. Оптимус поспешил уйти, пока у него оставалась на это сила воли. Праймус, думал он, это и есть настоящий интерфейс: не страх, а нетерпение и желание, несмотря на неудачный старт.~ | ~
Рэтчет надсадно шумел вентиляцией, пытаясь охладить перегретый корпус. — Пожалуйста… Умоляю… Оптимус! Его запястья были скованы над головой. Сильные руки сжимали его бедра хваткой неумолимой как… что-то… по-настоящему неумолимое. Праймус, у него мысли путаются! Толстый длинный коннектор медленно выходил из его порта только для того, чтобы также медленно, мощно толкнуться назад. Его датчики горели, и Рэтчет мог поклясться, что чувствует каждый выступ на ребристом коннекторе Оптимуса. — Ты меня убиваешь. Я умираю. Глубокий смех Оптимуса завибрировал в разделяющем их корпуса пространстве и с очередным толчком бедер превратился в стон. Движения послало череду крохотных взрывов по датчикам в порту Рэтчета. — Ооо… шлак! — Не думаю, что ты действительно этого хочешь, — прошептал Оптимус, нагибаясь, чтобы прикусить шейные кабели Рэтчета. — Знаю, ты можешь громче. — Сильнее! — Нет. Рэтчет задрожал, пытаясь освободить запястья и брыкаясь, но не мог вывернуться из захвата Прайма. Он изнывал от неописуемого удовольствия, находясь на грани перезагрузки, но не достигая её. Шлаков Прайм хорошо усвоил уроки. Осознав это, Рэтчет полностью отпустил контроль, без остатка доверяясь своему любовнику. И повелителю. Оптимус почувствовал это, узнал покорность и зарычал. Его движения не стали быстрее, но набрали силу. Рэтчет задрожал, всхлипывая от сотрясающего корпус удовольствия, но и этого было недостаточно. Он умолял, неразборчиво, задыхаясь, дать ему больше: еще, немножко, достаточно. Шлем Рэтчета мотался из стороны в сторону, из голосового модулятора вырвался первый хриплый крик. Оптимус сбился с ритма, затем начал двигаться быстрее. Яркие вспышки взрывались за линзами Рэтчета с каждым толчком, и его мир затопила слепящая белизна, а затем — непроглядный мрак. Низкий урчащий стон прозвучал в слуховых датчиках Рэтчета, пока он цеплялся за широкие нагрудные пластины. Стоп. С удивлением поняв, что он вновь вернулся онлайн, Рэтчет уставился на Оптимуса. — Привет. Медик вскинул надлинзовый щиток. — Бампер мой поприветствуй. Слишком гордым выглядишь. Улыбка Оптимуса стала только шире, придавая его лицу гордое и слегка самодовольное выражение. — У тебя симпатичный бампер. В следующий раз я хочу, чтобы он был задран высоко вверх, а ты прижался щекой к койке. Кстати, замечательный вопль, но нужно, чтобы ты посмотрел мой левый слуховой датчик. Он до сих пор звенит. Рэтчет шлепнул ладонью по лобовому стеклу трансформы Прайма. — Шлакодел. Оптимус продолжал улыбаться. Рэтчет закатил оптику и пошумел вентиляцией, расслабляясь в сладкой постперезагрузке. — Ты молодец. Проделал долгий путь за последние несколько месяцев. — У меня был замечательный учитель. — Да, так и есть. — А еще он сексапильный. — Не спорю, — фыркнул Рэтчет и прикусил броню Оптимуса. Оптимус рассмеялся, затем затих. — Настоящее испытание завтра. Рэтчет неодобрительно скривился: — А, добровольная жертва. — Я должен покориться. А после я приду на обычный, следующий за скучным интерфейсом осмотр, — Оптимус посерьёзнел. — Возможно, это один из последних разов, когда мне придется проходить через это. Я чувствую себя умиротворенным. Гораздо больше чем когда-либо. Рэтчет позволил своей улыбке стать чуть более двусмысленной. — Когда ты придешь на осмотр, то обнаружишь медика, страдающего синдромом «пожалуйста-сконнекть-меня-прямо-сейчас». Как преданный своим мехам Прайм, ты, разумеется, будешь обязан помочь ему прежде, чем он тебя просканирует. — Разумеется, — с каменно-серьезным лицом согласился Оптимус. — Я не могу оставить ни одного из моих мехов в беде, — он нежно провел пальцем по шву трансформации на боку Рэтчета. — Хотя смотреть, как ты меня умоляешь, тоже очень приятно. От тона, которым были сказаны эти слова, Рэтчет задрожал, и Прайм вжал его в койку.~ | ~