Прости за то, что я живу

Рядом тихо гаснет ночь Беспомощных огней. И ко мне приходит пустота, И я иду за ней, Ближе к краю, в памяти боль стирая Послушным пламенем, ведь что такое смерть Я не знаю. ©

Огоньки свеч трепетали, заставляя дрожать тени на стенах. В воздухе витал ненавязчивый аромат хвои; вкусно пахло мандаринами. Еловые лапы в полумраке казались почти чёрными. - Это тебе. Винсент скосил глаза на протягиваемый подарок – нечто квадратное, завёрнутое в золотистую бумагу и стянутое алой лентой. - Это так мило, - протянул он, не торопясь принимать его. - Тебе не нравится? – нахмурился Гилберт. – Ты даже не знаешь, что там. - Верно. Но зачем мне твой подарок? – взгляд метнулся к брату. Гилберт озадаченно молчал. - Что за странный вопрос? – проговорил он, наконец, опуская руку с подарком. Винсент отвёл глаза на увешанную игрушками ель. Дорогое цветное стекло загадочно сверкало в свете свеч. Стрелки циферблата замерли на одиннадцати вечера; в повисшем молчании часовой механизм приглушённо тикал. - Я хочу другой подарок. - Ты даже не развернул, - в голосе Гилберта прорезались нотки раздражения. – Что ты хочешь? Говори быстрее, мне некогда – скоро полночь, я должен быть с господином. - Тогда уходи, - равнодушно бросил Винсент. Гилберт тяжело вздохнул и присел на подлокотник дивана. - Ну что за капризы, Винс? Ты ведёшь себя как барышня, которой не угодили. - Мне просто надоело встречать этот праздник одному. - Глупости. Ты не один, Найтреи отмечают его всей семьёй. - А ты постоянно где-то шляешься. Ты мой старший брат, если ты ещё не забыл об этом, Гил. - Но ты никогда не говорил, что... Винсент выхватил из рук Гилберта подарок и перерезал ножницами ленту. - Я же вижу, что тебе неприятно оставаться в этом доме, когда вся семья в сборе, - он отложил ножницы и стал с тихим шуршанием разворачивать бумагу. – Я не хотел, чтобы ты чувствовал себя напряжённо и неловко рядом с Найтреями, но и праздновать без тебя тоже не хочу. - Ну... я должен идти к Озу. Ты мог бы пойти со мной, Оз не будет против... - Не мог бы, - отрезал Винсент. Он отложил коробку в сторону, так и не открыв её. – Ты – мой брат. Мой. - Ясное дело, что не Оза, - буркнул Гилберт. По его лицу без труда читалось: он сбит с толку. Винсент вздохнул и поднялся на ноги. Его брат попросту не понимает... и это не его вина – он не знал одной простой вещи. Не знал, что когда-нибудь Винсент доберётся до Воли Бездны и попросит её о желании. Это твёрдое желание – перестать существовать, быть стёртым из прошлого, но именно среди предпраздничной суеты хотелось отказаться от всего и просто быть рядом с братом. Любить его и делать счастливым. «Но я ведь не могу делать тебя счастливым. Я – ребёнок с глазом цвета крови, человек, приносящий несчастья». Винсент подошёл к сидящему Гилберту, вплетая пальцы в его волосы и притягивая к себе, заставляя уткнуться носом в грудь. «Ты же слышишь моё сердцебиение, брат? Одно твоё присутствие дарит мне радость. Почему я не могу сделать то же для тебя?» - Винс... - Давай считать, что я уже начал празднование и успел напиться, хорошо? – ответил он, прикрывая глаза, с наслаждением перебирая чужие волосы. – Я пьян, только и всего. Сжав несколько прядей на затылке, Винсент потянул их назад, запрокидывая чужую голову и наклоняясь вниз. Может, этот праздник будет последним. И может, этот шанс тоже последний – дотронуться, крепко обнять, в простом человеческом желании не перестать существовать, а стать частью чего-то большего. - Ты мог бы полюбить меня, Гил? – тихо спросил он, едва касаясь губами чужих губ. - О чём ты? - Ты же не маленький, не задавай глупых вопросов. Я могу сделать всё, что попросишь, чтобы тебе было приятно, только побудь со мной эту ночь. Со мной, а не со своим господином. - Винс, ты... - Я пьян, - повторил Винсент, крепко целуя брата, прижимая ладонь к его затылку, не давая отстраниться. Он смотрел в широко раскрытые глаза Гилберта, видел в них плещущееся золото изумления и улыбался уголками губ, не прерывая поцелуя. И он почти не лгал, называя себя пьяным – близость чужого тела кружила голову не хуже шампанского, бутылка которого дожидалась своего часа на столе. Но как же это тяжело: понимать, что именно ты – причина всех несчастий брата. Только потому, что родился таким. «Было бы лучше, если бы я никогда не появлялся на свет». - Винс, отпусти мои волосы... больно. Опомнившись, Винсент ослабил хватку, позволяя чёрным прядям выскользнуть из пальцев. Он – единое целое с болью. Причиняя её другим, особенно своей родной крови, он и сам захлёбывается в ней. - Я люблю тебя, мой дорогой брат, - едва слышно прошептал он на ухо Гилберту, тут же мягко целуя в висок, почти целомудренно, хотя тело желало отнюдь не этого. – Ты ведь никогда не спал с девушками, да? Он удовлетворённо улыбнулся, заметив румянец, расцветший на щеках Гилберта. Он безумно мил, когда краснеет. - Они так скучны, светские девушки... Губы коснулись мягкой кожи чуть ниже мочки уха; пальцы нащупали пуговицы рубашки, неторопливо расстёгивая их. - Знаешь, у меня было много женщин, - проговорил он, поднимая глаза и улыбаясь. Гилберт молча слушал, не делая попыток вырваться и уйти – только смотрел ошарашено, раскрасневшийся, с взъерошенными из-за Винсента волосами. – Но я хочу своего брата. «Мне не будет страшно раствориться в небытии, если в свои последние минуты я буду помнить тебя, брат». Вкус губ, запах волос, ощущение кожи под пальцами. Это бесценно. «Жаль, что ты забудешь меня навсегда». Расстегнув рубашку до конца, Винсент провёл ладонями по чужой груди к плечам, наслаждаясь ощущениями. Опустившись на колени, он коснулся губами кожи живота, руками потянувшись к пряжке ремня. Гилберт резко перехватил его запястья, сползая с подлокотника дивана на пол и опрокидывая Винсента на спину. - О, ты решил перехватить инициативу в свои руки? – усмехнулся Винсент, рассматривая наполовину сокрытое за свисающими волосами лицо брата. - Идиот, почему ты всегда всё опошляешь? - А почему бы и нет? Разве я не могу сделать брату приятно? - А ты не думал, что мне приятно просто побыть с тобой? - Да ты романтик, Гил. - Не нужно издеваться надо мной. Или так хочется заполучить в коллекцию своих амурных побед ещё и меня? - Нет, - Винсент отвёл глаза, пошевелив запястьями в попытке высвободить их из железной хватки Гилберта. Тщетно. – Не говори так. У меня и в мыслях не было ставить тебя в один ряд со всеми этими девицами. Они ничего не значат, в отличие от тебя. - Тогда почему ты ведёшь себя так? «Потому что я чувствую вину перед тобой». Но вслух он не сказал ни слова. - Не хочешь говорить, - вздохнул Гилберт. – Ты что-то от меня скрываешь и прячешься за отстранённостью. - Тебя кошками травили, что вдруг проснулась такая проницательность? - Ещё одно язвительное слово – и я уйду. - Прости. Гилберт наклонился, не разжимая пальцев, и прижался лбом ко лбу Винсента. Пришлось закрыть глаза, чтобы в них не лезли волосы – ни свои, ни чужие, упавшие на лицо. Дыхание брата горячо обожгло щёки. - Тогда не пытайся затащить меня в постель, забыв о том, что секс – не единственный способ выражения эмоций. - А почему бы и нет? Если я этого хочу, да и ты, судя по твоему сбивчивому дыханию, тоже? - Прекрати. Ты привык делать всё только через постель, да? - Да. А что, хочешь научить меня по-другому? Гилберт отстранился, выпуская руки Винсента и садясь рядом на пол. Винсент остался лежать, наблюдая за танцем теней от пламени свеч на лице брата. Протянув руку вверх, он подцепил пальцами прядь волнистых волос, заправляя её за ухо Гилберта. - Может быть. - Мы многому могли бы научить друг друга, - пальцы легко прошлись по щеке Гилберта, хотя внутри всё сжалось. Он уже жалел, что позволил себе столько вольностей. Не хотелось снова становиться обузой Гилу. Ведь он всегда тяготил брата. Много раз Гил пытался бросить его и уйти, и сейчас Винсент понимал: было бы лучше, оставь Гил умирать его на улицах большого города. Может, тогда он был бы счастлив, если уж судьба оказалась такой садисткой и позволила Винсенту прожить дольше первого вдоха. «Наша мать была глупой, - думал он, гладя брата по щеке. – Если бы только ей хватило духу удавить меня в колыбели... Она могла прокормить одного Гила, и ей не пришло бы в голову продать его. Если бы, если бы... Я готов отдать жизнь за то, чтобы мои мысли стали реальностью». - Тогда прекрати смотреть на меня таким похотливым взглядом. - Смущаешься? – усмехнулся Винсент, очертив кончиком пальцев контур его губ. – Тогда... Для начала, ты можешь поцеловать меня сам, и я перестану раздевать тебя взглядом. - Если ты не перестанешь, то я уйду. - Если ты уйдёшь, я... - Мы так и будем торговаться? - Тогда просто поцелуй меня. Гилберт нерешительно замер, рассматривая Винсента так, словно видел его впервые в жизни, и он понимал, почему: наверняка брат успел завестись от прикосновений. Словно невзначай Винсент пригладил рассыпавшиеся по плечам волосы и облизнул губы. Результат не заставил себя долго ждать – лицо Гилберта вспыхнуло, и краска залила его щёки ещё гуще. Наклонившись, он неумело прижался губами к губам Винсента и сделал попытку вновь сесть, но Винсент не дал. Обвив руками шею брата, он углубил поцелуй, крепко прижимая к себе. Никогда в жизни он не целовался с таким наслаждением, с такой жаждой, захлестнувшей сознание. - Почему ты не хочешь?.. – тихо спросил он, давая брату минуту, чтобы отдышаться, и легко целуя в уголок губ. - Я... - Не готов расстаться с девственностью? - Заткнись, - велел Гилберт, уткнувшись лбом в плечо Винсента, будто сдавшись. Такой скромный. Не удивительно, что у него до сих пор не было ни одной девушки. Прикрыв глаза, Винсент мягко гладил волосы брата, чувствуя, как с него постепенно спадает напряжение, и он расслабляется. «Гил... ты даришь мне такое счастье, какого я не заслужил. Я так виноват перед тобой... Я – ошибка судьбы, меня не должно быть. Если бы я мог убить себя, чтобы вернуть всё на круги своя... Прости за то, что я всё ещё жив. Обещаю, когда я добьюсь цели, меня больше не будет. А пока позволь побыть ещё немного твоей обузой. Ведь совсем скоро я освобожу тебя, любимый брат».