Другая история

В течение первого же месяца самостоятельной жизни в родном, но малознакомом Нью-Йорке, гуляя по Центральному парку, Джимми познакомился со Стивеном. Тот сидел на скамье со скетчбуком в руках и увлечённо делал наброски проходивших мимо людей. Джеймс никогда не умел прилично рисовать, хотя любил изобразительное искусство не меньше балета. Купив в ближайшем лотке пару бумажных стаканов с кофе, он решился завести новое интересное знакомство. К слову, Роджерс совсем не был во вкусе Барнса. Светлоглазый блондин, с пухлыми губами вызывал ассоциации с принцами из диснеевских мультиков. Слишком милый, слишком сладкий, несмотря на фигуру, гармоничностью своей не уступающей признанным эталонам античности. Оказалось, что Стивен — свой в доску парень. Он учился в нью-йоркской школе искусств на художественном отделении и на тот момент искал нового соседа по комнате, боясь, что не справится один с поднявшейся арендной платой. Всегда был вариант вернуться в общежитие кампуса, но Стиву дико не хотелось жить в окружении толпы, не имея по сути никакой возможности побыть в одиночестве. К тому же, в окна спальни его съемной двушки так правильно падал солнечный свет, что там хотелось рисовать и рисовать, не тратя деньги и время на дорогу до студии. В тот же день Джим забрал свой чемодан из хостела и переехал в скромную квартирку Стива на окраине Бруклина. Понимая, что с его специфическим классическим образованием, Барнсу максимум, что светит — попытки давать уроки балета, он критично отказался от подобной идеи. Будить болезненные воспоминания, осознавая, что он никогда уже не сможет добиться желанных ранее высот, было равносильно насильственной попытке подтолкнуть себя к депрессии. Более того, предложений от неудавшихся танцоров, решившихся стать тренерами, в Нью-Йорке хватало и без участия Барнса. Не желая тянуть время перед тем, как оказаться на мели и не горя желанием в неполные двадцать лет искать для себя лишнюю ответственность, Джим устроился официантом в ресторан русской кухни «Распутин» на Кони-Айленде. Клиенты и руководство обожали Баки. Благодаря природному обаянию и свободному владению русским и английским, тот всегда умудрялся помочь даже смущавшимся туристам, которые, почувствовав смутный прилив ностальгии, решались посетить тематическое заведение, не умея и пары фраз правильно произнести на иностранном языке. Иной раз чаевые бывали такими щедрыми, что по сути равнялись месячному заработку его соседа-студента. Стив искал себе подработки, где только мог, пытаясь попутно отбиваться от денежных переводов матери. Та, кажется, до сих пор не вышла на пенсию, продолжая работать процедурной медсестрой в больнице одного из богом забытых техасских городков. Роджерс пересылал финансовую помощь матери обратно, коря себя за то, что сам не способен помочь во всем себе отказывавшей ради него маме. Он одновременно делал несколько проектов по дизайну интерьеров, участвовал в чужих выставках, настраивая освещение и помогая оформлять инсталляции, рисовал для знакомого тату-мастера эскизы, когда тот, не в силах разобраться в пожеланиях клиентов, звонил Роджерсу, чтобы он, используя своё богатое воображение, воплотил на бумаге чужие мысли. При этом, каждую свободную от учёбы и фриланса минуту Стив не переставал рисовать. По прошествии года совместного проживания, успевая попутно откладывать средства в накопление, Баки, видя, как друг засыпает на ходу перед очередным экзаменом, предложил тому и вовсе занять себя исключительно учёбой на последнем курсе. Стив смущался, краснел, запинался, пытаясь отказаться от щедрого предложения, но в конце концов сдался, решив до выпуска воспользоваться финансовой помощью Баки. Он оставил себе лишь одну из подработок, скорее не ради денег, а в виде хобби. Всего за каких-то несколько месяцев, проведённых под одной крышей, Стив и Баки прониклись друг к другу чувствами больше похожими на братские. Приходя поздно вечером со смены, Джеймс никогда не оставался без накрытого к его приходу ужина, по утрам уже Баки будил друга на пробежку, возвращаясь после которой Стив получал свой простой горячий завтрак. Сам Барнс никогда не мог себя заставить сытно есть по утрам, ограниваясь чашкой кофе. На еде во многом тоже удавалось сэкономить, поскольку руководство ресторана не запрещало сотрудникам забирать с работы оставшиеся блюда в разумных пределах, естественно. — Мы похожи на супружескую пару, — как-то вечером заикнулся Стив, смотря, как засыпающий Баки ест разогретые Роджерсом вчерашние остатки рагу, принесённые из «Распутина». Джеймс поднял на друга расширившиеся глаза, вмиг растеряв сонливость. — Стив, я… — оторопело начал Барнс, не зная, какие слова подобрать в такой ситуации. — Эй, это шутка была, Бак. Я ничего такого не имел в виду, — развеселился от реакции соседа Роджерс. — Просто ты за всё время нашего знакомства так и не познакомил меня ни с кем, никого не приводил домой. Тебе так нравится одиночество? Джимми выдохнул. Почему-то первой ему в голову пришла мысль, что Стив намекнул на возможное развитие их отношений, а Барнс к подобному был не готов. Роджерс стал для него кем-то вроде младшего брата, которого у Джеймса отродясь не было. Более того, со Стивом они были ровесниками. Барнсу вовсе не нравилось одиночество. Он без лишних усилий находил себе партнёров на один раз, но и не думал даже хоть кого-то из них вести в дом, довольствуясь доступными отелями с почасовой оплатой. Если бы он знал, во что превратятся отношения со Стивом всего несколько месяцев спустя, ни о каких братских чувствах он бы и рассуждать не стал. — Я просто не встретил ещё того самого, наверное, — откинувшись на стул ответил после затянувшегося молчания Баки. — Погоди, ты что гей? — оторопел от признания Роджерс, заливаясь румянцем. — Ты не говорил… — Ну, а ты и не спрашивал, — усмехнулся, фыркнув в чашку при глотке его сосед. — Что боишься теперь, что я покушусь на твою непорочность? Ты же вроде ухаживаешь за вашей старостой, Пегги Картер? — перевёл тему Баки, чтобы не смущать Стива ещё сильней.