Лучшая на свете гейская любовь!

Коноха, когда узнал о существовании геев, постоянно задавался вопросом: что они чувствуют? Как это происходит? Неужели они испытывают нечто похожее на то, что он испытывает, когда влюбляется в девочек? Бокуто, на втором году старшей школы, помог ему найти ответы на эти вопросы. Такие ошалелые глаза Коноха видел только у одноклассников, когда они смотрели на каких-нибудь совершенно хорошеньких девушек. Полное ощущение, что его шарахнуло молнией или стукнуло чем-то по голове, вышибив последние мозги. Коноха проследил его взгляд. Щуплый парнишка, пришедший вместе с остальными первогодками вступать в волейбольный клуб, выглядел чуть взрослее, чуть серьёзнее, чуть сосредоточеннее. Но в остальном – просто мальчишка. Акааши Кейджи, пятнадцать лет, сеттер. Коноха видит, как Бокуто вцепился в него глазами – по-другому и не скажешь, чуть голову не сворачивает, пока идет разминочный бег, а первогодки разговаривают с тренером. – Бокуто, – Коноха его окликает, нагоняя. Бокуто поворачивает голову, но взгляд не теряет ошалелости. Совсем. А Коноха надеялся, рассчитывал, что ему показалось. – С тобой всё в порядке? Ты будто привидение увидел. Бокуто мотает головой, словно вода в уши попала, хмурится, и на лице отражается половина спектра человеческих эмоций - и смущение, и радость, и потерянность, и шок, и всё одновременно. – Тебе… тебе не показалось, что один первогодка, он... какой-то необычный? – он делает большие паузы, пытаясь подобрать слова как можно точнее, и опять глядит через плечо. Коноха внимательно смотрит на Бокуто и понимает, что ни хрена не понимает, да как так-то? Реально? Бокуто – гей? Собственно, думает Коноха, чему тут удивляться? В прошлом году, когда они с остальными сокомандниками бурно обсуждали девчонок, Бокуто особо не реагировал, лишь делал какие-то поверхностные замечания и то без должного рвения, с каким он обычно обсуждал еду и волейбол. На свидания он не ходил, предпочитая тренировки, и даже как-то раз случайно прокатил со свиданием Широфуку, потому что отрабатывал подачи и заигрался. Коноха долго еще успокаивал Широфуку и для самого себя надолго решил, что Бокуто волейболосексуалист. Или волейболофил, без разницы. Но гей? – Знаешь, я соврал. Ты выглядишь не так, как будто увидел привидение. А так, будто ты влюбился, – Коноха шипит последнюю фразу, а Бокуто переводит на него округлившиеся донельзя глаза. – Нееееееет, нет-нет-нет-нет, – начиная тараторить. – Как тебе это вообще в голову пришло? – Мне нравятся девочки, – Бокуто бубнит себе под нос, когда они занимаются парной растяжкой. Такое ярое отрицание не делает ему чести и только убеждает Коноху в его подозрениях. – Ага, конечно, – Коноха наклоняет Бокуто чуть резче, чем нужно, но недостаточно, чтобы тот заорал во всю глотку. – Я не мог влюбиться, – сдавленным голосом произносит Бокуто. – Я же только что познакомился с ним. – Ладно, – покорно соглашается Коноха. – Ладно. Не влюбился. Просто он тебе нравится до дрожи в коленках. – Неправда! – Тогда глаза от него уже оторви, придурок. Бокуто отворачивается, крепко зажмурившись, видимо, чтобы не было соблазна даже взглянуть на очаровавшего его первогодку. *** На следующий день Бокуто и Коноха идут, как и всегда, обедать вместе во двор, оживлённо обсуждая новую стратегию тренировок и предстоящий тренировочный матч. Замечательный день, Бокуто даже ни разу не задел рукой Коноху во время своих активных жестикуляций. Удивительно. И всё гладко до тех пор, пока им не встречается Акааши, который вежливо приветствует их, мягко улыбаясь. Бокуто роняет сэндвич, а этот роковой первогодка проходит мимо и не оборачивается. Бокуто уронил сэндвич! Да он в жизни не был так небрежен с едой! – Я запнулся, – быстро отвечает Бокуто, Коноха и слова не успевает вставить. Он только смотрит на него со всей скептичностью, которую смог выразить. После уроков тренировка. Спасибо всевышнему, что первогодки ещё играют отдельно. Это продлится недолго, но Коноха явственно чувствует, как Бокуто облегченно выдыхает и тренируется с основным сеттером. – Вот видишь, – говорит он. – Тебе показалось. Просто он показался мне странным, поэтому я и пялился на него. Коноха ничего не отвечает, хотя ему есть что сказать. Например, что Акааши совершенно нормальный, ничего в нем странного нет, чтобы так часто и долго пялиться на него, что странный здесь Бокуто, потому что отрицает очевидное. Но завязывать спор перед тренировкой неохота, Бокуто играет в полную силу и не отвлекается на разные мелочи жизни. Хотя Акааши вряд ли можно назвать мелким, он даже выше Конохи. Всё портится под конец недели – выдержка Бокуто летит к чертям, когда их с Акааши ставят в пару. Вместо того, чтобы смотреть на мяч, он смотрит на Акааши и, естественно, мажет раз за разом. Тренировка ещё не окончена, но Коноха видит, как у Бокуто опускаются плечи и он плетётся к скамейке, не слушая оклики. – Ты чего? – Он видел мой позор, Коноха, я больше никогда не буду играть в волейбол, – Бокуто закрывает лицо рукой с отвратительным драматизмом, и Коноха, блин, не может понять, что случилось с этим парнем. – Что-то случилось? – Акааши предельно вежлив. – Я что-то сделал не так? – Нет, Акааши-кун, всё окей, – Коноха отмахивается и нервно смеётся, потому что он сам не знает, что не так с их доигровщиком. – Просто Бокуто немного устал. – Ясно, – Акааши кивает и уже собирается уходить, но останавливается. – Бокуто-сан, отдыхайте поскорее, пожалуйста. Я буду ждать вас на площадке. Он отбегает на другую сторону зала и начинает отбивать мяч от стенки, получается у него очень ловко, определенно не лыком шит. Коноха засматривается и пропускает момент, когда Бокуто разворачивает плечи, а его глаза опять загораются задором. – Он сказал, что будет ждать меня на площадке? Коноха знает, что настроение Бокуто скачет вверх и вниз согласно чуть ли не лунному календарю или ещё какой-то хрени, но за год так и не успел к этому привыкнуть. – Да, именно так и сказал, – тянет он, наклоняя голову. – Акааши! – Бокуто громогласен как никогда, швыряет в Коноху полотенце и вприпрыжку бежит к Акааши. Они разговаривают недолго и возвращаются к тренировке. Коноха так и стоит с влажным полотенцем на голове и приоткрытым ртом. Что. Мать. Вашу. Происходит. Ладно, это нормально, когда ты задаешься вопросом, что происходит вокруг, как сторонний наблюдатель, просто из любопытства и для понимания, как правильно реагировать на разные невзгоды. Это нормально просто смеяться над школьным приятелем, который, кажется, по мальчикам, и, конечно, никому не говорить об этом, потому что они всё-таки достаточно хорошо общаются. Но оказаться самому втянутым в эту хренотень – нет, спасибо, мироздание, мы на это не подписывались. Но ведь мироздание примерно как гравитация – бессердечная сука, поэтому Коноха с Бокуто в кафе после очередной тренировки, после очередных припадков Бокуто при виде Акааши и полного его нежелания заходить в раздевалку, пока тот там раздетый. Как Коноха намучился. Ему приходится контролировать все его порывы, потому что Бокуто не умеет этого делать, и вообще такое ощущение, что мозгов в его совиной голове не осталось от слова совсем. На их первом тренировочном матче произошла вообще какая-то туфта – он слажал несколько раз подряд, маленькие невинные ошибки, можно было всё исправить парой неплохих съёмов, но он посмотрел куда-то в сторону наблюдающих первогодок (читай: на Акааши) и внезапно попросил сеттера больше ему не пасовать. Его пришлось заменить, и это привело к новому витку отчаянья. Да что, боже мой, с этим парнем, он никогда себе такого не позволял! – Итак, мне стоит всё-таки признать это. Я влюблён. Коноха всплескивает руками и вовремя останавливает себя, чтобы не начать аплодировать. – Данунеужели? И в кого же? Открой мне страшный секрет. – Не издевайся, мне и так тяжело, – Бокуто запускает пятерни в волосы и вздыхает, и Коноха почти искренне сочувствует ему, хотя не очень понимает – возможно ли натворить столько хрени за такой короткий срок из-за какой-то маленькой влюбленности? – Нужно что-то сделать. Может, предложить ему перейти в другой клуб? – Как ты себе это представляешь? – Скажем, что он отвратительно играет в волейбол, – Бокуто продолжает мять волосы. – Хоть это и неправда, играет он классно. Не потрясающе, но его пасы вполне приятны. Это, наверное, из-за того, как он двигает кистями рук, так плавно и чётко одновременно. И пальцы у него длинные и даже красивые. Бокуто замолкает на несколько секунд. – И ноги. – Так, нет, стоп, я не собираюсь с тобой это обсуждать, – взрывается Коноха. Но так, тихонечко взрывается, он по-другому не умеет. – Что именно? – Прелести твоего друга, вот что я не собираюсь с тобой обсуждать. – Я не собирался обсуждать ничьи прелести, – шипит Бокуто. – И он мне не друг! – Я не знаю, как там у вас, геев, это называется, но мне всё равно, я гетеросексуальный мужчина в полном расцвете сил, у меня определенно не вызывает это всё интереса, – Коноха собирается встать, вместе со своим молочным коктейлем в руках, чтобы спокойно прогуляться и отдохнуть от преследующего его шума по имени Бокуто, но тот вцепляется в его рукав. – Коноха, – умоляюще произносит он. – Помоги мне, а? Ну кто мне ещё поможет, если не ты? Ты единственный знаешь о том, что у меня на душе, кому я ещё могу сказать, чтобы я точно знал, что он… такой же хороший человек, как ты? Который не осудит и не перестанет со мной общаться? Коноха вздыхает. Считает про себя до десяти, просто чтобы растянуть беспокойство Бокуто и воцарившееся молчание. И садится обратно. – Я слушаю. – Что мне делать? – воодушевляется Бокуто. – А я почём знаю? Забей, пройдёт любовь. Но то ли Коноха хреновый предсказатель, то ли Бокуто не поддаётся никаким правилам. Через неделю он уже может почти нормально разговаривать с Акааши, если можно назвать нормальным постоянное «Хэй, Акааши, посмотри какой я съём сделал!», и Коноха совершенно не понимает их кохая, который спокойно хвалит Бокуто и терпит его ужимки. Он бы уже с ума сошел. – Я решил пригласить его в кино, – сообщает Бокуто на обеде. – Как бы на свидание? – уточняет Коноха. – Нет, поэтому и рассказываю тебе. Я не хочу, чтобы он заметил, что я влюблён в него, и я решил позвать тебя и ещё пару друзей, так я смогу нормально с ним пообщаться. Коноха кивает, потому что это и вправду неплохой план, он и сам зовет девочек потусить с ним в компании, чтобы чувствовать себя расслабленно. Хоть это и жутко странно. Капец, он что, серьёзно будет помогать Бокуто добиваться другого парня? В следующие минут пять Бокуто канючит, а Коноха вяло сопротивляется. Ну что такого? Пообщаются они друг с другом, вряд ли и вправду дойдет до настоящих свиданий. *** В кино они, слава богу, не втроём, а впятером – рядом тусуется Куроо, которого он помнит по тренировочным матчам и по летнему лагерю. Кажется, он стал ещё длиннее и наглее, а рядом с ним парень настолько тихий и сливающийся в своей красной толстовке с красным диваном в коридоре кинотеатра, что Коноха его не сразу замечает, а потом его представляют Кенмой, и в голове они смотрятся ещё хуже, чем чёлка Куроо. Акааши тише воды, ниже травы, ужасно скучный в своей вежливости, но он приободряется, когда узнаёт, что тот самый Кенма его одногодка, и как будто чуток расслабляется, а может, просто дышит. Бокуто искрит эмоциями, Куроо быстро улавливает его волну, и они как всегда погружаются в свой идиотский мир, не замечая ничего вокруг, поэтому именно Конохе приходится поднимать Кенму с дивана, отбирать у него PSP, на что он соглашается с удивительной покорностью, и вести его в зал. Акааши не в пример самостоятельнее, у него в руках небольшое ведёрко сладкопахнущего попкорна. Бокуто пропускает Коноху первым, потом Акааши, а затем садятся он сам и Куроо с Кенмой, Акааши хрустит попкорном, хоть и старается это делать как можно тише. Он молча протягивает ведёрко Конохе, тот благодарит и берёт небольшую горсть попкорна в карамели. Бокуто следит не моргая за этими манипуляциями, Акааши замечает и предлагает и ему. – Ты же терпеть не можешь сладкий попкорн, – подаёт голос Куроо, когда Бокуто в очередной раз лезет в ведерко Акааши, пытаясь поймать момент, когда их руки соприкоснутся. – Ну, – Бокуто тоже старается говорить шёпотом, но получается у него оглушительно громко. – Этот вкусный, вроде как. – Да что ты? – Куроо смотрит на него как будто с подозрением, но откидывается обратно на спинку кресла, и Коноха его уже не видит. Кажется, Куроо предлагает Бокуто солёный попкорн, но тот отказывается и продолжает тянуть руку к ведёрку Акааши. После сеанса Бокуто и Акааши отходят к киоску, чтобы купить воды умирающему от жажды Бокуто, и Куроо поворачивается к Конохе, сузив глаза: – Что происходит? – А что-то происходит? – Конохе не нравится, когда Куроо смотрит на него так, вся уверенность куда-то исчезает, и он старается не смеяться нервно. – Бокуто не ведёт себя странно в последнее время? Коноха перебирает все последние странности Бокуто в голове, начиная от влюбленности в парня и заканчивая внезапным приступом отчаянья на тренировочном матче, и медленно, отрицательно качает головой, глядя в глаза Куроо. Куроо ему не верит, но воздерживается от дальнейших расспросов и отходит к стойке с киношными фигурками вместе с Кенмой, и Коноха прижимается к стеночке, поглаживая её, единственную постоянную вещь в этом мире. *** – Всё, – заявляет Бокуто через неделю. – Больше не могу. – Больше не можешь что? – У Конохи очень чёткие подозрения, что Бокуто хочет поговорить с ним не о волейболе, и это так удручает. – Больше не могу держать свою любовь в себе. – Неееет, – Коноха не узнает свой голос. – И ты мне должен помочь. Вот смотри, – Бокуто пользуется полной обездвиженностью Конохи и вытаскивает в пустой раздевалке пакет со сладостями в форме сердечек, покрытых розовой глазурью. Серьёзно? Он может пасть ещё ниже? – Это имбирные пряники, может, попробуешь? Коноха на автомате тянет руку в пакет и вяло жует, хотя пряники и вправду вкусные. – Я сам испёк, – горделиво произносит Бокуто, и Коноха кивает с одобрением. – Ты собираешься вручить ему их при всей волейбольной команде? Они слышат шаги по коридору, и Бокуто быстро прячет сладости в сумку, шурша пакетом. – Нет, конечно, я всё продумал, – Бокуто наклоняется к Конохе. – Я во время тренировки подложу их ему в шкафчик, а потом он туда заглянет и бух, БАМ, влюбится в меня! – Так ты собираешься подписать свой подарок? Бокуто машет руками, почти задевая нос Конохи, здоровается с проходящим мимо Коми и возвращает взгляд к Конохе, который уже начал переодеваться. – Ты что, ты что, просто он влюбится в тайного поклонника, потому что он такой внимательный и таинственный, как удержаться. Но написать что-нибудь было бы круто. Вот для этого ты мне и нужен. – То есть ты хочешь, чтобы я составил романтическое послание парню, – Бокуто кивает, натягивая футболку, глаза полны энтузиазма. – Неее… а, ладно. До тренировки они составляют романтическое послание, потому что все мысли Бокуто неожиданно сводились к ногам и заднице Акааши, но Коноха уверил его, что на сталкера-извращенца он точно не купится. Бокуто носит сладости раз в два дня, складывает их в шкафчик несчастного первогодки, за которого Коноха начинает искренне беспокоиться, потому что диабет это серьёзно, а при таком количестве сахара он становится реальной угрозой. Слава богу, длится это от силы пару недель, на более длительные кулинарные подвиги Бокуто просто не хватает. И он начинает подсовывать ему в шкафчик такую ерунду, что Коноха диву даётся. Как-то раз он приносит обмытое морем бутылочное стекло зелёного цвета («прям как его глаза»), рассказывает историю, что нашёл этот камушек на берегу моря, когда ему было восемь, что то лето было одним из самых клёвых, и что именно тогда он начал играть в волейбол, в общем, всё это ему кажется дико романтичным, а Конохе – непонятным. – Камень, Бокуто. Бокуто сочувствующе, как будто это Коноха здесь двинулся рассудком, качает головой. Проходят межшкольные, проходят национальные (менее успешно для Фукуродани, чем межшкольные – они выбывают на первом круге), наступает лето и пора летних лагерей. Любовная горячка Бокуто немного притупилась, особенно помогло, что Акааши был в запасном составе и постоянно на площадке. Он сумел понять Бокуто за их недолгое общение лучше, чем Коноха за год с лишним, и иногда давал рекомендации. Его бы в основной состав, думает Коноха, и тогда бы они стали по-настоящему непобедимыми – он играюче вытаскивал весь потенциал Бокуто на поверхность. По крайней мере, на тренировках. В тренировочном лагере, куда они отправятся вместе с школами Некома, Шинзен и Убугава, им и предстоит это проверить. В первый же день им выпадает матч с Некомой, Бокуто нервно оглядывается, смотря, как Акааши растягивается, Коноха кряхтит под весом Бокуто, утыкается носом в колени. В другом конце зала Куроо так же наваливается на другого второгодку, их тоже не так давно приняли в основу. Тренер перед матчем объявляет, что именно Акааши поведет их в этой игре, и Бокуто сокрушенно прячет в ладонях лицо. – Ты справишься, – Коноха трясет его за плечи и пытается отодрать руки от лица, но тот лишь качает головой. – Я вечно творю всякий идиотизм, когда он рядом. – Ого, а Бокуто гораздо сознательнее, чем кажется. – Хочу показать себя с лучшей стороны, а получается всегда наоборот. Коноха. Что мне делать? Он смотрит на Коноху сквозь пальцы, и тот видит, что Бокуто покраснел. Неужели влюбленность доводит до такого всех людей? Или Бокуто исключение из правил? – Соберись! И вообще, ты же хочешь разнести Некому? – Коноха ухмыляется для вида и кулаком ударяет Бокуто в плечо. Это действует, потому что Бокуто сразу же поднимает руки и хмурит брови. – Конечно! Ты еще сомневаешься, черт возьми? Хей-хей-хей! Мы раздавим их как котят! – На Коноху обрушивается тяжелое похлопывание от Бокуто, он кашляет, подавившись воздухом, но доволен, черт возьми, собой. Он тоже умеет поддерживать его боевой дух! Первые несколько минут так и есть. Бокуто шумит и заражает всех вокруг энергией, даже соперники по ту сторону сетки всполошились. Казалось бы, ничто не может нарушить его настрой, но он быстро начинает избегать Куроо, который сильно изменился за те несколько месяцев, что прошли с их последнего тренировочного матча, и теперь влёгкую блокирует его, хоть и морщится от боли. К тому же, Бокуто натыкается и на их нового либеро, надёжно прикрывающего тыл, и несколько мячей подряд оказываются полностью бесполезными. – Акааши! – Бокуто драматично отводит руку. – Больше не пасуй мне сегодня! Обычно в такие моменты их сеттер просил замену, но не Акааши. Акааши просто соглашается с Бокуто и просит его поскорее прийти в себя. – То есть он не ведёт себя странно? – Куроо по другую сторону сетки очевидно приподнимает бровь, Коноха старается не смотреть на него, ему почему-то стыдно, как если бы он соврал про страшную вещь. – Когда я говорил «странность» я имел в виду что-то такое. – Ну, – тянет Коноха. – В последнее время это уже не так странно, мы привыкли. – Как интересно. И давно его так штырит? – С начала года. Куроо понимающе хмыкает, и они продолжают игру. Последний мяч забивает Бокуто, и Куроо не может его заблокировать, он трёт пальцы. – С каких пор у тебя силёнок столько? – он улыбается и рычит на Бокуто, выглядит это пугающе. Коноха думает, что в последнее время у него нервы ни к чёрту, раз он считает это пугающим. Бокуто победно и высокомерно смотрит сквозь сетку, бросает руки в воздух, издавая победный клич, Акааши говорит что-то вроде «это всего лишь тренировочный матч», и Бокуто, на удивление, не пропускает эту подколку мимо ушей и возмущенно спорит. Эх, Акааши, мог бы быть с ним помягче. Боже. Когда Коноха начал сочувствовать влюблённому Бокуто? – Держи, – Бокуто протягивает Конохе банку с травой и запиской. – Положи около спального места Акааши, пока мы будем на дополнительной тренировке. В крышке банки проделаны дырки. Коноха опасливо разворачивает записку, надеясь не увидеть там сочинение по поводу сексуальных фантазий Бокуто. «В банке светлячки. Ты такой красивый, что хочется подарить тебе что-то такое же красивое!» Ох. Серьёзно? Коноха сворачивает бумажку по сгибам и думает, что Бокуто всё-таки подставляется немного, потому что ну кто может такую ерунду дарить? Ну не Широфуку же, она вообще здесь единственная девочка, которая могла бы подсовывать подарки Акааши ещё в школе, ну и все знают, что Широфуку до одури боится жуков и насекомых, она в комнату не зайдет, пока там будет верещать сверчок. Так что круг подозреваемых сузится до сборной Фукуродани. Светлячки. Что за долбанутая романтика? Или не долбанутая, а просто гейская? Ну, хотя, не цветы же ему дарить… – Коноха-сан? Коноха роняет банку, и еле сидевшая на ней крышка отлетает. Светлячки разлетаются по всей комнате, а один заползает под одеяло Акааши. Акааши смотрит внимательно, по его лицу вообще ничего не прочтёшь, о чём он думает – неизвестно, а Коноха хватает воздух ртом, как рыба на берегу, и панически думает, что лучше сделать с запиской? Съесть её? Акааши пользуется замешательством Конохи и подбирает записку. – Так это вы? – он пробегается глазами по тексту и опять поднимает взгляд на Коноху. Сейчас и увидим, как Акааши злится, приходит Конохе в голову. – Это вы делали все те подарки? Коноха так и не может выдавить из себя ни слова, только неопределённо пожимает плечами, кивает, качает головой, и не понимает, что в такой ситуации он должен делать. *** На ужин он приходит полностью разбитый не только из-за долгой изнурительной тренировки с остальными второгодками. Бокуто мощно и, по его мнению, приободряюще хлопает его по плечу. – Ты чего как в воду опущенный? – он не удосуживается как следует пережевать пищу, поэтому брызги оказываются на лице Конохи. Он безразлично их убирает. – Мне отказали, – сокрушённо произносит Коноха и принимается за еду, не чувствуя её вкус. – Кто посмел моему другу отказать? – возмущается Бокуто. – Акааши. Молчание. – Акааши? – Это было так холодно, так бессердечно, сказал, что у меня нет ни единого шанса, что его сердце уже занято, и попросил больше не дарить ничего. Это так страшно, Бокуто, – Коноха вцепляется в рукав его футболки и сразу же обессиленно отпускает. – Никому не пожелаю пережить такое на собственной шкуре. Бокуто по-совиному хлопает глазами. – Чувак. Я вообще не понял, что произошло, и с каких это, блин, пор ты на Акааши запал? Разве так друзья поступают? Я первый на него запал! – он наклоняется к Конохе максимально близко и старается как можно тише возмущаться, хорошо, что все остальные ребята заняты разговорами, потому что громкому Бокуто слишком сложно контролировать свой голос. Именно поэтому он так отстойно поёт, и никто не выдерживает похода с ним в караоке. – Да ну конечно я не запал. Он просто меня застал с твоим сувениром… – Чтоооо?! – орёт Бокуто, и все в столовой переводят взгляд на него. Он тушуется и переспрашивает уже тише. – Что? – И решил, что это я ему дарю, и что все остальные подарки делал я, а меня так парализовало от страха, что я даже сказать ничего не смог. Да он мне и шанса не дал, просто сразу такой «извините, Коноха-сан, вы очень хороший, но не могу вам ответить взаимностью», – Коноха падает лицом в сгиб локтя. – Так больно, так больно. – Да ты же даже к нему ничего не испытывал! – Какая разница? – поднимает голову Коноха. – Тебе хоть раз отказывали? Хоть представляешь, КАК это больно? – со всей трагичностью вопрошает Коноха. – Вот и я до сегодняшнего дня не знал. Голос у Конохи в этот момент как у повидавшего виды старика. Светлячки разлетелись по всей комнате и ночью выглядят как маленькие комнатные звезды. Акааши слева от Конохи негромко вздыхает, не обращая внимание на возмущение товарищей по поводу насекомых в комнате, находит его руку под одеялом – Коноха вздрагивает от прикосновения прохладных пальцев. – Спасибо. Это и вправду очень красиво, – Коноха прислушивается к дыханию справа, там, где лежит Бокуто, но оттуда не доносится ни звука. – Извините, что был так резок. Весь следующий день Акааши держится как-то очень близко к Конохе, и последнего это жутко нервирует, особенно из-за ревнивых взглядов, которые бросает на него Бокуто. Акааши даже отрабатывает пасы с Конохой чуть дольше, чем обычно, из-за чего Бокуто дуется и ни с кем не разговаривает. Потом не слушает увещевания тренера, идет в другой конец зала кидать мяч, и на тренировочном матче его приходится заменить. После победы над Шинзеном они отдыхают всей командой, Бокуто приходит в себя на траве. Акааши откладывает свою тетрадь, обклеенную бумагой так, что это напоминает форму Фукуродани, в которую он периодически что-то записывал в течение года и тренировочного лагеря, и идёт на воздух, видимо, чтобы уговорить Бокуто вернуться в игру. Тетрадь раскрыта, и уголком глаза Коноха заглядывает в неё. #16 Долго укоряет себя за ошибки. #17 Будет дуться, если работать с другими игроками дольше. Коноха разворачивается корпусом к тетрадке и открывает первую страницу, где крупными буквами выведено «СПИСОК СЛАБОСТЕЙ БОКУТО-САНА». Коноха негромко и нервно хихикает, отмахивается от Коми, который спрашивает, в чём дело, и, взяв ручку, приписывает восемнадцатый пункт. #18 Ноги Акааши. После тренировочного матча с Некомой Коноха не в себе. В первые несколько минут ему эта шутка кажется ужасно смешной, а потом уже почему-то нет. Да, составлять список слабостей немного (немного ли?) по-гейски, но вряд ли Акааши обрадуется, заметив такой пункт, если он все-таки не гей (но все-таки он достаточно положительно относится к геям, раз вчера хватал его ночью за руку), кроме того, написан пункт чужой рукой, кто бы отнёсся к такому хорошо? Акааши заглядывает в тетрадь, чтобы опять сделать какие-то пометки, и пробегается взглядом по списку. Медленно заливаясь краской, он захлопывает тетрадь и рассматривает всех сокомандников, пытаясь выявить шутника, и встречается взглядом с Конохой. Акааши отводит взгляд с таким выражением лица, как будто теперь точно знает, что во всем виноват Коноха. Надо подойти и извиниться. И сказать, что всё так и есть. Что это слабость Бокуто. Только не восемнадцатая. А где-нибудь ближе к первой тройке. А иначе у этих двух даже на горбатой горе встречи не случится. Коноха на мгновение представляет их в ковбойских костюмах и отгоняет видение, тряхнув головой. *** – Акааши, можно тебя на минуту? У них с Бокуто и Куроо дополнительная тренировка, как и всегда, Бокуто подскакивает к Конохе, как огромная хищная птица. – Что тебе нужно от моего сеттера? – кажется, воспоминания о вчерашнем вечере да и о сегодняшнем дне, когда Акааши был предельно учтив с Конохой – подавал ему воду и тейпировал пальцы, когда Коноха неудачно отбил один из мячей, – так и не выветрились, и Бокуто теперь смотрит ревниво, хоть и помнит, что Конохе нравятся вообще-то девочки. – Бокуто-сан, вы сегодня такой агрессивный, – голос Акааши звучит бесстрастно, и он проходит мимо него. – Это немного времени займет, я скоро вернусь. Они уходят вглубь небольшой рощи, перешагивая через кусты, Коноха путается в мыслях и надеется, что Акааши не полезет целоваться, хоть по закону жанра должен полезть он. – Зачем вы это написали? Из-за того, что я вам отказал? – Акааши останавливается резко, и его руки сложены на груди, выглядит он более грозно, чем вчера. – Хотели посмеяться надо мной и… Акааши замолкает, глядит прямо на Коноху. Всё-таки он слишком строгий и высокий для первогодки, Коноха чувствует себя как на собеседовании с учителем. – Это шутка! Но она не имела под собой злого умысла, я скорее смеялся над Бокуто, а не над тобой, потому что он кучу раз приносил записки в подарки, где упоминались твои ноги, но это не проходило мою редакцию. – Что? – голос Акааши звучит на удивление слабо, а руки безвольно повисают вдоль тела. – Меня такая взбучка ожидает от Бокуто… что я тебе сказал, что ты ему нравишься, – Коноха ворошит волосы, доводя их до состояния гнезда. – Нравлюсь? – ещё слабее вопрошает Акааши. – Да! Просто я начал серьёзно беспокоиться за свою жизнь, ну, серьёзно, ты видел, как он смотрел на меня сегодня? Он бы не вытерпел такого трепетного отношения тебя ко мне. Так что если ты до сих пор влюблён в кого-то другого, то лучше пожалей Бокуто, ладно? – Ладно, – Акааши кивает и погружается в свои мысли, пока они идут до третьего спортзала. Бокуто лежит животом на паркете, Куроо около него на корточках, пытаясь, наверное, уговорить его встать. Акааши поднимается на крыльцо, и Бокуто тут же вскакивает, смотря на него и переводя взгляд на Коноху. – Слишком долго, Акааши-кун, слишком, что за безответственное отношение к тренировкам! Коноха видит, как Акааши, улыбаясь, стягивает уличную обувь и не удерживается от ухмылки. Машет рукой Бокуто и просит их долго не задерживаться. На ужине они появляются вместе и садятся в другом конце стола, Акааши улыбается весь ужин, да и вообще выглядит довольным, но вот Бокуто скорее обеспокоен и постоянно заглядывает сеттеру в лицо, чтобы проверить наличие улыбки, и от неё почему-то становится только мрачнее. Коноха просыпается посреди ночи, когда они возвращаются и укладываются, на часах около двух, Акааши просит Бокуто замолчать, прежде чем тот произнесет хоть слово. Бокуто пожимает плечами и бесцеремонно отодвигает футон Конохи вместе с Конохой на место, где лежал раньше футон Бокуто. – Ты совсем сдурел? – Коноха вскидывается, потому что это уже последняя капля в этой гейской дораме. Бокуто подносит палец к губам и так счастливо улыбается, как чуть раньше Акааши на ужине, что Конохе уже не хочется на него злиться.