Одна незаметная битва.

Ночь вошла в свои права. Гаснут огни не слишком многолюдного города. Город засыпает, как засыпал на протяжении многих веков. Все замирает. Словно ждет. Или в ужасе и оцепенении приветствует его, так, как покоренный народ должен приветствовать непобедимого завоевателя. Он идет, незримый для глаз большинства, что делает его еще опаснее. Четыре черных крыла сложены за спиной, словно диковинный плащ. Длинные одежды скрывают линии тела, если, конечно, там есть что скрывать. Черные волосы ниспадают ниже плеч, и нет – нет, локон покажется змеей со смертоносным взглядом и зубами. Эти змеи живут своей жизнью, выискивая применения своим жутковатым способностям, а издалека кажется, что волосы колышутся от неощутимого ветра. Поступь легка. Слишком легка для живого. Наутро там, где коснулись земли его стопы, увянут цветы и выгорит трава. Навсегда. Хотя, кто заметит это в асфальтовом городе. Что, несомненно, ему на руку. Впрочем, ему на руку всякое время. Ему везде найдется место. Ёще не родились те, над кем он не властен. Во всяком случае, он их ещё не встречал, а его извечный огнеликий двойник и противник навеки уснул в их родных выжженных степях. Когда пламенный воин проснется, будет уже поздно. Существо оглянулось назад, скорее, по привычке, чем по надобности. Конечно, здесь его не видят. И не верят в него. Он бы усмехнулся короткой памяти людей, если бы мог. Но его лицо вечно хранит отрешенное выражение, а точнее, отсутствие всякого выражения. Черты его правильны и соразмерны. Как у древней статуи. В них можно было бы увидеть некоторое благородство. Но оно мертво, это лицо. Тень смерти делает его ужасным, ибо мало чего найдется страшнее, чем мертвая красота. И мало чего величественнее её. Кажется, что он слеп. Но это лишь кажется… Он видит все, или почти все. Он ясно чувствует, где тот или та, кому суждено стать его новой жертвой. Он не ненавидит их, не хочет им ни зла, ни добра. Он просто хочет есть. А ест он страх, боль, смерть. Не потому, что он этого хочет. Просто все чего – то едят. Он заходит в дом, куда сегодня должна прийти смерть. Каждый шаг – приближение к цели. Кто его остановит, древнего духа со множеством имен! Каждый шаг – новое обличие. Вот голова льва разливает мертвое пламя из своей пасти, а в глазах ее блестят огни тысячи пожаров. Вот черный змей с человеческими глазами оставляет свою дорожку на ступенях. Вот и вовсе что – то совсем не похожее на тех существ, что встречаются на нашей планете. О нем сложно что – либо сказать, кроме того, что оно умеет пожирать и убивать. Множество иных ликов, которые описать нашим языком невозможно. Лишь одно будет верно – все они мертвые. Дверь – не преграда. Он обретает свое истинное обличие. Так ему проще всего. Вдруг свет!!! Яркий, словно все светильники мира обращены в его сторону, или солнце, сойдя с ума, вернулось на ночной небосклон и засветило с семикратной силой. Пламя! Чуждое, рожденное светом пламя! Боль!!! Страшная, такая, что даже его мертвенное существо смогло ее ощутить. И нарождающийся страх. Он никогда не ощущал страха, но сразу понял, что это он. Существо пытается отступить, спрятаться от света, унять боль. Понять, что происходит, наконец! Но он не может сдвинуться с места. Он не владеет более своим существом. Лики путаются, мешаются, создавая нечто комичное и жалкое вместо недавнего мертвенного величия. Страх перерос в панику, а она породила бессилие. Что это такое! Что!!! Хотя – бы во имя этого же света, что произошло!!! Но свет не отвечает. Он так же настойчив в своей жизни, как этот дух был настойчив в смерти. Нечего противопоставить. Совсем. Существо опускается на колени. Его глотка хочет выкрикнуть клич, но получается рык, рык переходит в шипение, шипение в стон. Он побежден. Государь Смерти. Нергаль. В первый раз. Только темноватый след на месте, где минуту назад был поверженный дух. … В комнате слабо горел ночник. Ребенок лет двенадцати не спал. Как можно спать – мама болеет. Милая мамочка. А он ничем не может помочь. Он бы очень хотел помочь, знать бы как! Но он не знает. В углу, таинственно поблескивая окладом, висит старая прабабушкина икона. Мальчик не знает, что это Владимирская Богоматерь работы неизвестного провинциального художника 19 века. Для него это просто икона. Взгляд останавливается на ней. Не сказать, чтобы этот мальчик сильно верил в Бога, но сейчас он в Него верит как никогда. И разговаривает с Ним, прося только одного – здоровья мамочке. Его никогда не учили молитвам. Только из смутно вспоминаемых рассказов бабушки он помнит, что Бог все слышит. Хоть бы помог! Лик иконы смотрит на мальчика печально и утешающее. Мальчик, наконец, засыпает. Он спит. Простой мальчишка, который очень любит маму. Самый искренний из всех мистиков, которых рождала земля. Победитель Нергаля, о чем он, конечно, никогда не узнает.