Пять почти поцелуев

      Раз.       Как и велит закон природы, их знакомство начинается с ритуала.       Миранда неспешно разгуливает по королевскому саду — дворец наскучил ей в первый же день. Конечно, сначала её поразили и высокие стены, украшенные фресками, и залы, такие широкие, что в них поместилась бы целая деревня… Но к роскоши Миранда не привыкла. Здесь, среди деревьев и цветов, ей спокойнее.       Увидев Лорда Седрика, она отступает с дороги. Тот важно ползёт мимо: подбородок задран, плечи с блестящей чешуёй расправлены, будто вешалку проглотил. Миранда зло прищуривается: так вот он какой, генерал Метамура. Завтра её должны ему представить. Завтра она должна ему «понравиться».       Миранда терпеть не может напыщенных аристократов, родившихся с золотой ложкой во рту, в то время как ей самой пришлось выкарабкиваться из нищеты. Служба у князя — единственный шанс безродной сиротки стать кем-то. Поэтому она должна быть милой, тихой, угодливой...       Но искушение слишком сильно, и Миранда наступает на кончик длинного хвоста.       — Осторожней, служанка!       — Не служанка, а солдат армии Его Высочества.       — Глупости,— на благородном лице появляется снисходительная усмешка. — Маленьким девочкам не место на войне.       — Вы так думаете, милорд?       Вместо «маленькой девочки» возникает совсем не маленький паук, и Седрик растерянно отшатывается. Миранда пользуется этим — прыгает прямо на зелёный затылок. Лорд-змей, конечно, силён, но она умеет крепко держать добычу. Залепив надменные глаза паутиной, Миранда несколько раз от души кусает его за шею, прежде, чем позволяет себя сбросить. Чешуя острая, ранит губы и язык, но Миранда отплёвывается и опять принимает боевую стойку. Мех на теле стоит дыбом.       Седрик не торопится атаковать. Внимательно смотрит на новую подчинённую, а потом говорит только одно слово:       — Ладно.       Это «ладно» определяет развитие их отношений раз и навсегда.       Два.       — Что ты тут делаешь?       Его обескураженный вид стоит того, чтобы заявиться без предупреждения. Миранда закрывает за собой точку инверсии и направляется к стеллажам с книгами. Здесь пахнет как в библиотеке дворца, где всегда можно найти уединение; сквозь открытые окна проливается оранжевый закат. Уютное гнёздышко.       Миранда гладит ребристый корешок какого-то трактата.       — Повелителю интересно, когда ты дело сделаешь.       — Повелитель меня не торопил.       — Ну, — она пожимает плечами и вытаскивает книгу. Тяжёлые страницы ворочаются с неохотой. — Тебе Фобос говорит одно. Мне другое. А Рейдеру третье.       Седрик выхватывает книгу из её рук и возвращает на место. Рукав его рубашки задирается — на запястье Миранда видит свежий шрам.       — Ты бы думала сначала, а потом болтала.       Это клеймо монаршей власти. Фобос любит наказывать слуг шипастыми лозами: рваные следы потом сходят месяцами, а шрамы остаются навсегда. Вся спина Миранды покрыта ими.       «Ведь на вас, оборотнях, всё заживает, как на собаках».       — Выдашь меня? — она задерживает дыхание.       Ответ звучит не сразу и будто укоризненно:       — Я тебя не выдам.       Миранда шумно набирает воздух. Звенит дверной колокольчик, и Седрик затыкает ей рот ладонью. Древесный запах оседает на языке.       — Рик? — Девчонка входит в лавку, принося с собой ореол магии. Как у князя. Только намного сильнее.       Беззвучно указав на пожарный выход, Седрик спешит к юной дурочке.       — Элион, я так рад тебя видеть! Где пропадала?        Миранде не хочется уходить, но, по сценарию Фобоса, её время настанет позже. Она покидает магазин и облизывает губы, хранящие тепло Седрика. Пульс гулко стучит у неё в ушах.       Три.       Заметив на полу красный след, она немедленно перевоплощается. Неужели враги пробрались в замок? Паучья форма умеет двигаться быстро и незаметно, но, когда кровавая полоса приводит к покоям лорда Седрика, Миранда едва сдерживает испуганный возглас.       Приоткрыв двери, она облегчённо выдыхает: Седрик жив — сидит на кровати, обнажённый по пояс, и зажимает плечо рукой. Лицо искривлено судорогой боли, на щеках проступили желваки, а кожа такая бледная, что сливается цветом с простынёй. Миранда входит в комнату, бесшумно ступая на четырёх лапах. Седрик, конечно, слышит — лицо разглаживается и гордо выпрямляется спина.       — Позвать доктора?       — Не нужно, просто царапина.       Его голос спокоен, но на виске лихорадочно бьётся синяя венка. Миранда не любит, когда её пытаются обмануть, поэтому приближается и бесцеремонно убирает ладонь Седрика, смотрит. Порез глубокий — кровь так и хлещет. Совсем не голубая.       — Ты змей или баран?       Не дожидаясь ответа, она склоняется, чтобы провести по его плечу языком. Слюна-паутина закрывает рану, и кровотечение прекращается. Шрам, конечно, так не убрать.       Миранда отстраняется, смотрит в красивое лицо и в расширенных зрачках видит своё отражение: лохматый паук с тощими кривыми лапами. Но в глазах Седрика есть что-то ещё. Что-то, от чего у Миранды кружится голова. Вдоль его щеки тянется другой порез, несильный, кровит едва-едва, но на всякий случай…       Звук распахнувшейся двери заставляет Миранду отскочить. В комнату, гремя мечами, вваливаются стражники, а за ними — обеспокоенный врач. Видимо, тоже наткнулись на след. Ну и хорошо.       Уходя, Миранда чувствует, как от взгляда Седрика мурашки бегут по спине.       Четыре.       Когда Миранда была на Земле, то стала свидетелем одного действа: мальчишки запихивали жуков в спичечный коробок и трясли. Жуки жужжали, пытались выбраться, но, даже открыв крышку, не могли — им оторвали крылья.       Тюремная камера похожа на громадный коробок. Только Миранда никогда не умела летать: всё, что она может, это ползать по стенам. Невысоко. Её деформированное тело быстро устаёт, паутина высыхает за несколько секунд, а короткие лапки не держат, и Миранда падает. Но тут же поднимается. Кажется, если она остановится, то замёрзнет насмерть.       Когда впервые сменяется караул, сквозняком её сдувает в угол. Холод пробирает до дрожи. Миранда издаёт жалкий нелепый звук, который стоном-то назвать нельзя. Это выводит её из себя. Она хочет кричать, проклинать, или, даже, рыдать навзрыд, но не пищать, как полудохлая моль. Миранда никогда не имела права быть слабой: ни в детстве, ни, тем более, на войне. Фобос прижигал слабости железом. Нерисса их использовала.       Каждая выбранная сторона — неправильная.       Ледяной пол морозит живот, но Миранда больше не двигается. Она не знает, сколько времени прошло: несколько часов, дней или лет. Не знает, сколько ещё должно пройти: никто не огласил срок заключения. Возможно, он равен бесконечности.       Седрик обвивается вокруг легко и естественно, словно много раз так делал. Очень нежно. Её это удивляет: разве может чешуя быть настолько мягкой, настолько... будто нагретая осенняя листва, в которой было безумно приятно валяться в детстве. Миранда плотно жмётся к тёплому телу — волоски смешиваются с чешуйками. Наверно, надо что-то сказать, но Миранда не хочет издавать убогий писк. Поэтому молчит. Дыхание Седрика греет ей бок, и она доверчиво закрывает глаза. Холод отступает.       Слова больше не нужны.       Пять.       Тронный зал рассечён порталом на две части. Он похож на экран из земного кинотеатра: по другую сторону волшебный мир, никогда не знавший смерти. Фобос велел принести её туда. Окропить ступени Кондракара кровью своей и вражьей так, чтобы белое стало красным.       Миранда сжимает кулаки. Надежда мешается в ней со страхом, и непонятно, что сильнее.       — Эй, — хотя на лице Седрика легкомысленная улыбка, Миранда не верит. — Не бойся. Если хочешь, оставайся здесь.       — Нет.       Она боится не за себя.       — Всё будет хорошо, — говорит Седрик. Остальное читается по глазам: «впредь мы будем лишь на своей стороне» и «наше будущее будет только нашим». Миранда не владеет магией, но повторяет это про себя, как заклинание. Ведь должна Вселенная хотя бы раз услышать?       Раскрытый портал переливается сотней оттенков, словно скомканная радуга. Фобос усаживается на трон, ёрзает нетерпеливо.       — Вперёд!       Времени больше нет. Седрик наклоняется к Миранде, и длинные волосы скрывают их от мира. Прикосновение губ мимолётное — никто не должен заметить. Из-за влаги, предательски опалившей щёки, Миранда чувствует солёный привкус.       Она превращает тело в оружие и на четырёх твёрдых стержнях идёт в бой.

***

      Когда Седрик предлагает ей встать на свою гигантскую лапу, Миранда не колеблется ни секунды. Она знает: эти руки, изящные и с тонкими пальцами или большие и с острыми когтями, никогда не причинят ей боли.       Он поднимает её почти до небес: над крылатыми Стражницами, над парящими башнями. Теперь Миранда тоже умеет летать.       — Фууу, мерзость! — кривятся девчонки.       Миранде смешно. Из всего, что довелось слышать в жизни, это — не худшее. Она садится на широкое плечо и ласково трогает локон Седрика, будто сплетённый из солнечных паутинок.       Самое страшное — позади.       Миранда предвкушает новое будущее. И первый настоящий поцелуй: неторопливый и несолёный.       Раз.