Wasteland.

      Дверь челнока открывается, а глаза слепит солнечный свет. Он отличается от того, что был в космосе. Тут солнечные лучи греют и радуют — преступники, которые вот-вот могли распрощаться с жизнями, теперь свободны. Им больше не угрожают законы канцлера. Каждый из них волен делать то, что захочет. Так сказал самый старший парень здесь, но Джон не припоминал, как его зовут.       Чёрные волнистые волосы юноши небрежно ниспадали на лицо. Он восхищенно глядел на место посадки. Деревья вокруг росли в огромном количестве, окрашивая это место в зелёные тона. Где-то неподалёку определённо находился ручей — так хорошо было слышно журчанье воды. Вдали пели птицы, а звуки были настолько непривычными и тихими, что запомнить мелодию не удавалось даже самым внимательным. Небо поражало своей яркостью и красочностью. Неудивительно, что спокойные карие глаза продолжали изучать местность, останавливаясь на каждой детали. На парне был украденный костюм охранника, который явно был немного ниже него и в пару раз худее.       Джон был обладателем серо-голубых глаз, которые, казалось, обречены быть печальными. Тёмно-каштановые волосы средней длинны он раньше зачёсывал назад. Сейчас, на Земле, они непослушными прядями спадали на лицо. Светлая кожа вскоре потеряла свой роскошный оттенок, что было вполне ожидаемо на безжалостно обжигающем солнце. Незаменимым атрибутом одежды оставалась куртка с красным наплечником.       Беллами, так ведь его зовут? Он и не должен был находиться здесь, но прилетел на Землю вместе с сестрой. Парень тотчас показал себя лидером, вожаком этой безумной стаи подростков. Ему не нужны были правила и законы, но в тоже время он мог повлиять на всех и каждого. В особенности на Джона, следующего за ним по пятам.       Эти двое, будто бы так было предначертано судьбой, сразу же стали держаться вместе. Немую договорённость невозможно было назвать дружбой, а другого определения не было. Просто Блейк отдавал указания, которым Джон следовал. Не слепо, но всё-таки выполнял их. В какой-то момент тот стал убеждать толпу снять браслеты.       У Беллами выходило — толпа сама просила оборвать их связь с Ковчегом. Если те будут думать, что заключенные умерли от радиации, за ними не вернутся. Стоит только остальным жителям станции попасть сюда, свободы не станет, а его тут же лишат жизни. Кому он обмолвился об этой идее впервые? Этот человек просто не мог быть никем иным, как Мерфи. Излишне грубый, брюнет частенько показывал свой характер и многим казался не лучшим собеседником, но не для него. Напротив, было нечто, связывающее их. Разве это важно для двух безрассудных парней? Ни капли, хоть каждый из них это осознавал. Мерфи был тем человеком, которого все недолюбливают не потому, что боятся. Просто из-за того, что парень не особо располагает к себе кого-либо. Шутки изредка слетали с его уст, после чего губы изгибались в саркастичной улыбке.       Джон, казалось бы, никому повиноваться не собирался. Увы, так оно и выходило. Сам того не замечая, он вставал на сторону друга. Даже в этой чёртовой ситуации с браслетами он повиновался. Было глупо убеждать себя в том, что он сам этого хотел: на самом деле, ему это было безразлично. Не нужно долго думать, чтобы догадаться, зачем брюнету понадобилась данная акция протеста. Ясное дело, малышка Кларк ломала над этим голову не один день, но она и не знала людей так хорошо, как это делал Джон. Ему не приходилось долго что-либо объяснять, за это Белл был благодарен. Стоило только бросить беглый взгляд и заметить нахальную улыбку парня, умного вовсе не по годам.       Тот снял свой браслет, ему было нечего терять. Отца давно уже не было в живых, как это не печально. Мерфи, отлично обыгрывающий безразличие ко всему окружающему, всё ещё винил себя в его смерти. Он никому об этом не говорил, порой даже самому себе. Это оставалось самим собой разумеющимся, как дважды два. А ненавидеть кого-то другого за это больше и не было возможности — это ему были так чертовски нужны лекарства. Беллами знал об этом, но даже не пытался убедить Джона в обратном. Когда человек уверен в своей виновности, обратного не докажешь.       Наверняка, это и стало тем моментом, когда Блейк осознал всю свою привязанность к нему. Джон, сам того не ведая, стал вторым в жизни сурового лидера человеком, о котором он заботился. Пусть даже неосознанно. Не было откровенных разговоров, только полные печали глаза Мерфи. Замечал ли это кто-то ещё? В общем-то, никто не видел в нём большего, чем просто самоуверенного парня, возглавляющего толпу заключенных вместе со своим другом.       К тому времени они уже успели осознать опасность пребывания на Земле без охраняемого забора и минимального оружия. К сожалению, этого у них фактически не было. С едой тогда тоже было не всё в порядке — охота тогда ещё не удавалась так хорошо. Многие не получали достаточное количество еды, но у Мерфи её хватало. Он не отбирал еду у других, просто Беллами заботился. Не думая о последствиях, тот не мог позволить другу жаловаться на голод. Почему-же? Увы, даже сам лидер этого не осознавал.       Джона в лагере не то, что не любили, его боялись. Страх внушали его строгие взгляды, скрытые привилегии и черствый характер. Конечно, таким его видели окружающие. Не знали они того, насколько оказался предан парень Блейку, как сильно был в него влюблён. Осознание ситуации пришло быстро, стало обыкновенным фактом, который приходилось скрывать. Не только от остальных заключенных, но и от самого объекта обожания. А порой и от самого себя.       Джону нравилось вот так стоять за широкой спиной Блейка и чувствовать, что он не один. Больше не ощущая себя одиноким и выброшенным на берег, принимая незримую поддержку друга. Их взаимоотношения не основывались на разговорах поздней ночью, лишь на взглядах и мимолётных касаниях.       Ещё с самого начала, когда не существовало никаких правил в их лагере, Мерфи глядел на то, как Блейк выходил из-за обширных кустов, притягивая к себе очередную девушку, чье имя он не помнил и не собирался даже пытаться запомнить. После некоторых изменений, после того, как они узнали о землянах, это прекратилось. Оставалось гадать, что было причиной, но парень надеялся на тот, почти невозможный вариант, где он играет важную роль в жизни Беллами.

***

      Блейк размышлял насчёт всего. Сегодня он сказал этой маленькой девчушке, Шарлотте, убить свои страхи. Та выглядела такой счастливой, нашла силы двигаться дальше после смерти родителей. Смог ли он помочь ей побороть страхи, оставалось только гадать. Ночь была совсем тихой, из леса не исходило ни единого звука. Веки тяжелели с каждой секундой и, впервые за несколько дней, Блейк погрузился в сон.       Утро встретило их неожиданно коварно и хмуро, разрушая всякие надежды на отдых и покой. Смерть Уэллса повергла в шок каждого, хоть его и не любили. Найденное рядом орудие убийства точно так же заставило многих засомневаться в том, что хоть кто-то в этом лагере может быть честен и чист совестью. Ну, в каком-то привычном для заключенных смысле. Этот нож Блейк узнал бы из тысячи — сделанный умелыми руками друга из неспособных продолжить своё существование запчастей челнока. Внутренний голос подсказывал ему, что не мог Мерфи поступить таким образом, но разъяренная толпа говорила обратное. Этим людям была безразлична судьба парня, вдоволь настрадавшегося ещё в детстве. Беллами они показались отвратительными.       Но он был лидером. Человеком, который должен принимать решения за общество, в котором он находится. Улики говорили сами за себя, а Блейк не верил. Да, они все были малолетними преступниками, все. Но его лучший друг не мог без причины убить человека. Тяжёлый вздох, он вновь пытается собрать мысли в кучу.       Наступает момент, тот самый миг, когда виновник торжества видит свой нож в руках Блейка. Лицо его искажается удивлением, и тот не понимает, что произошло. Почему человек, которого он любит, смотрит на него с презрением, опаской? Страх сковывает тело и отнимает дар речи, пока толпа требует расплаты. Привычная грубость, как самозащита, не работает — теперь дело обстоит иначе. Гул толпы больше не слышен, а Мерфи лишь чувствует, что он вот-вот упадёт. Его обвиняют в убийстве, и ему не верит единственный близкий человек. Хочет верить, но не может.       — Вы хотите отплатить ему тем же? — хриплый из-за долгого молчания голос Блейка раздается на весь лагерь и громким эхом отскакивает от ветвей деревьев. Толпа замолкает и становится ясно, что так оно и есть. Беллами может остановить это, Джон уверен. Тот никогда так не поступит, никогда. — Кто согласен повесить убийцу?       Толпа вновь одобрительно гудит и вскидывает руки вверх. Небольшой луч надежды исчезает в тот же миг, как Беллами поднимает руку. Он не мог, Блейк точно не мог поверить в то, что он к этому причастен. В лагере есть убийца, но он этим убийцей не является. Всё происходит почти мгновенно; петля уже привязана к толстой ветви дерева. Джона даже не ведут к ней: его пинают ногами, он несколько раз теряет равновесие и падает, скатываясь по грязной почве. Кровь стекает по лицу тёплыми струйками и капает на приоткрытые губы, отдавая солоноватым металлическим привкусом. Ничто из этого не может причинить больше боли, чем полный презрения взгляд Беллами.       Перед тем, как петлю накидывают на его шею, Мерфи бросает последний взгляд на Беллами. Серо-голубые глаза преждевременно опустели, увы. Он смотрит на него, как всегда ничего не произнося. Хотелось сказать многое, но парень думал, что у него достаточно времени. Уже нет смысла говорить про что-то, не нужно последнее слово. Пусть всё останется сплошным недоразумением, невинной жертвой которого стал именно он.       Жёсткая верёвка сжимает нежную кожу, а из-под ног уходит опора. В глазах темнеет. Джон знает: он не хочет умирать.