Подлинное счастье

Галдеж мешал мне сосредоточиться, неправильные формы английских глаголов решительно отказывались сложиться в моей голове в аккуратную стопочку. Я никогда не любил ничего зубрить, я был хорош в тех предметах и отраслях, где от меня требовался только быстрый ум. С памятью у меня действительно были небольшие проблемы. «Be-was/were-been» , - повторял я про себя, но мои одноклассники решили во что бы то ни стало не дать мне выучить уроки. Мысленно я проклял их десять раз и пожелал им сгореть в аду, но это почему-то не помогло. Злость нарастала, мне захотелось взять стул, на котором сидел, и хорошенько пройтись им по их хребтам. Но этому не дано было случиться, мое воспитание не позволило исполнить этот коварный план. С английским ничего не вышло. Сделав вывод, что так все и должно быть и что это знак свыше, я решил вместо самообразования прислушаться к разговору моих, так сказать, друзей. Человек десять собрались у одной парты и трепались на банальные темы. Вдруг разговор перешел слегка в иное русло: - Я уверен, что все получится! – настойчиво вещал Артем, заядлый троечник. – Вы не обращайте внимания на то, что я сейчас не лучше всех учусь, в институте все будет по-другому. Конечно, поступи сначала туда. Я посмотрю на тебя, ты будешь рыдать и рвать волосы от злости на себя. Ну почему я не учился в школе, почему жизнь так несправедлива… Вот, что у тебя получится. Ни-че-го. Вслух я, естественно, ничего не говорил. Моя репутация милого мальчика не должна была разрушиться. Я, видимо, являюсь лицемером. - Это очевидно. В школе вообще преподают не то, что нужно. И учителя странные. Их предвзятость не знает границ. Я говорил вам сотню раз, мне все время везет, - произнес я, улыбнувшись всем и как бы невзначай поправив волосы. Ненавижу свои волосы. Это чертовски неудобно, когда эта темная грива ниспадает на лицо. Проблема исключительно в том, что большинству девушек это нравится. Парни, конечно, называют меня смазливым геем, но за глаза наверняка завидуют мне. Нет, я не самовлюбленный. И я не нарцисс. Я просто знаю себе цену. Моя попытка соблазнить всех и вся с треском провалилась. Ну, не то что бы я действительно хотел всех соблазнить, нет. Но вдруг Артем решил бы, что ему надо пересмотреть свои взгляды на жизнь, вдруг он обнаружил у себя склонность к гомосексуализму, вдруг он бы просто взял и жестко трахнул меня на глазах у всех. Вот весело бы было. Артем, слава Богу, мысли читать не умел, поэтому он просто продолжил давно начатую им тему: - А вот ты, Сашка, что ты хочешь делать после школы? – спросил он нашего спортсмена. Он шел по жизни, обнявшись с футболом, поэтому это был весьма глупый вопрос. Тем не менее, Саша постарался ответить, было видно, что мысли – это не его стихия. Напряженное лицо выдавало его с потрохами, казалось, что последний раз он думал лет десять назад, когда его заботливая мамаша пыталась научить его отличать кубики от шариков. Интересно, он еще способен на это? Я бы проверил, но эта пресловутая репутация… - Ну, в общем, я не знаю. Что-нибудь с футболом связанное. Ну а вообще не знаю. Я как-то не думал об этом, - растерянные глаза Александра подтверждали мою теорию про кубики. Он не сможет справиться даже с заданием для дошкольников. Он был весьма предсказуем. Да и все вокруг не сильно от него отличались. Мои любимые одноклассники почувствовали, что пришло время серьезных разговоров и начали потихоньку разбегаться. Артем и Саша не успели ничего предпринять – за партой остались сидеть только мы втроем. Я уже было хотел тоже незаметно удалиться, но две пары глаз очень внимательно рассматривали меня, и я решил, что это будет подло по отношению к этим двум простакам. А я не был подлым. Ну, по крайней мере, делал вид, что я не такой. - Кость, а Кость, - протянул тихо Саша. А я мысленно поморщился – терпеть не могу свое имя. Что курили мои родители? Почему именно Константин? Конечно, спасибо, что не назвали меня каким-нибудь Илларионом, но, черт побери, Константин! Если это имя произнести медленно и по слогам, то создастся впечатление, что кто-то блюет, и что этому кому-то совсем не хорошо. Отличный выбор, мама, папа, поздравляю вас. Вы назвали своего сына в честь блевотины. - Костя, а чем ты хочешь заниматься, когда вырастешь? – громко спросил Артем и уставился на меня, ожидая длинный и развернутый ответ. Почуяв сенсацию, как же, Константин Мелоков, знаменитость школы, модный, умный и милый мальчик сейчас будет рассказывать про свою жизнь. Весь класс чуть ли не за секунду вернулся на свои прежние места, я даже удивился тому, что у них не было микрофонов и видеокамер. А что я мог ответить? Правду? Меня посчитают сумасшедшим. Я не хочу стать ни успешным предпринимателем, ни знаменитой звездой. Единственное, что я хочу – одиночества. Я хочу поступить в московский институт и снимать рядом с ним квартиру. Если, конечно, я смогу поступить. В нашей школе, которая официально числится лицеем, дают не самое хорошее образование. Иногда мне кажется, что учись я в любой деревенской школе, пользы бы было больше. Ну, а жить я, как ни странно, хочу без родителей. Моя однокомнатная обитель будет сырая и пустая; облезшие обои, отсутствие мебели и электричества… разве что вода нужна – вонять на весь город я не собираюсь. Еще у меня будет много-много книг, я буду читать их, упиваться их красотой, медленно переворачивать странички, вдыхать их запах, нервно теребить переплет тонкими пальцами, жить с ними, спать на них… Денег у меня будет очень мало, хотя нет, не так. Их будет много, но тратить я их, пожалуй, не стану. Моя склонность к скупердяйству обнаружилась очень давно. Опять же, может быть это психическое расстройство, но я люблю пересчитывать свои деньги, люблю тщательно ощупывать каждый квадратный миллиметр цветной бумаги, обожаю нюхать каждую купюру и отмечать, что они все такие разные. А мой кошелек, в котором я храню все свои сбережения, я выбирал несколько месяцев – во-первых, мне не хотелось тратить деньги на что-то некачественное, а во-вторых, я хочу ощущать, что мое богатство чувствует себя хорошо и уютно в своем жилище. В моем доме еда жить не будет. Возможно, пара листов салата заваляется в неработающем холодильнике, там же можно будет обнаружить повесившуюся мышь. Я не хочу зависеть от еды. Я вообще не хочу ни от кого и ни от чего зависеть. Я считаю, что еда – это гораздо хуже наркотиков. Никто действительно не может слезть с нее, сколько бы попыток не предпринималось. Соответственно сил у меня тоже не окажется. Я медленно начну затухать, а никто даже не заметит. Я тихо и ненавязчиво скроюсь, уйду из толпы. Перед моими глазами рисуется замечательная картина: мое исхудалое тело лежит на полу, оно настолько потеряло человеческий вид, что издалека его сложно отличить от груды книг, лежащих неподалеку. Я стону от холода и голода, но не прекращаю измываться над своим организмом. Но остатки сил во мне еще присутствуют, я всегда был у мамы и папы выносливым и здоровым мальчиком. Отличные планы на будущее, да? А лет через пять, когда я буду оканчивать институт, я начну чувствовать себя совсем плохо. К этому времени я еще больше сброшу вес и превращусь в обтянутый кожей скелет, и это словосочетание не будет звучать, как оскорбление. Это будет чистейшей и наигорчайщей правдой. Но этот ужас слегка скрывать будет одежда, поэтому никто не станет бить тревогу. Всем на меня наплевать. Я буду истязать себя, обкусывать губы, рвать кожу ногтями, размазывать по своему телу собственную же кровь, хотя в данном случае размазывать кровь другого человека – еще хуже. Я буду расцарапывать свое тело ржавыми железками, в надежде занести инфекцию. Я буду не только есть мертвых мышей в моем холодильнике, но и целоваться с ними. А вдруг мне повезет, и я подхвачу какое-нибудь особо опасное мышиное бешенство? Я дойду до такой степени, что буду разрывать все свои книги на куски, подбрасывать вверх листы и беззвучно рыдать. Лет через пять я умру. Просто в один день останусь в царстве Морфея. Мое худое тело будет гнить в окружении книг, а никто ничего не заметит. Может быть, просто в один прекрасный день какой-нибудь человек отметит, что это полумертвое чудовище перестало крутиться возле него – он вздохнет с облегчением. Я никому не буду нужен. И это моя мечта: освободиться от всего. Моя душонка отделится от тела и будет вечно скитаться по этому миру. Я не верю ни в рай, ни в ад, ни в реинкарнацию. Я придерживаюсь мнения, что когда люди умирают, их души остаются в этом мире. Так вот, я буду летать по миру и рыдать. Оплакивать свою судьбу, свои сбывшиеся мечты, свое мировоззрение. Буду жалеть себя и сваливать весь груз вины на окружающих меня людей. Я буду пребывать в отчаянии всю свою смерть. Я давно заметил за собой эту странную любовь к проблемам. Даже если все хорошо, я придумаю себе тысячи отговорок. Моя внешность блистательна? Но вот волосы мешают, и вообще, почему я не негр. Мои оценки в школе безупречны? Мне вообще-то могли и шестерку поставить. У меня образцово-показательная семья? Но у меня же нет брата, и на завтрак я не ем бутерброды с черной икрой. Все девушки и даже многие парни хотят встречаться со мной? Не для вас, ублюдки, меня мама с заботой растила. Где же идеальный партнер? Нет его. Бедный я, несчастный человек. Все люди вокруг обрекают меня на смерть. Этот поток мыслей пронесся у меня в голове за несколько секунд. Но говоря честно, я действительно хочу, чтоб все так произошло. Я хочу страдать, винить во всем других, но в глубине души знать, что я – корень всех своих бед. Я обвел взглядом своих черных, проницательных глаз всю толпу и, видимо, разочаровал их. Я просто произнес: - Я хочу счастья. Не надо уточнять, пусть все считают, что я просто лаконичен. Никто не узнает про мои тайные желания, из-за которых я не могу сдержать слезы и сопли по ночам. Пусть все думают, что я хочу стать президентом – это же так классно: иметь много денег и править страной. Пусть думают, что хотят. Все гораздо прозаичней. Я просто хочу тихо умереть в обществе тех, кто меня никогда не предаст: облезлых стен, отсыревших книг и темноты.