Заговор на смерть

Печенье лежало в миске на столе. Апу готов был поклясться любимой трубой, что утром никакого печенья не было и появиться ему тоже неоткуда: Киллер вместе с Кидом свалили в рейд, оставив часть альянса на подножном корме. Пожав плечами, Апу схватил печенье и засунул целиком в рот. — Что за херня… Язык онемел, словно к нему приложили лёд, а затем взорвался оглушительной болью. Согнувшись пополам, Апу закашлялся, плюясь во все стороны слюной и крошками печенья. Он высунул опухший язык как можно дальше и, превратив руку в саксафон, уставился на гладкую металлическую поверхность. Из мясистого розово-красного языка торчала чёрная шляпка. Острый кончик царапал слизистую, наполняя рот привкусом крови. В чёртовом печенье была игла. Будь Апу немного наивнее или тупее, он бы вытащил иглу, выкинул её в окно и забыл о случившемся как только ранка на языке перестала бы саднить и печь. Но Апу не был идиотом и не стал убеждать себя, что игла ну вот абсолютно случайно попала в тесто при готовке, или это была странная шутка, или вовсе нелепое совпадение. Может, печенье с иглой должен был съесть Кид, к нему стальные штуки сами примагничивались. Только вот ни хрена это не случайность и не шутка над Кидом — шутить так вообще ненормально! Отмороженным на всю голову типом с тухлым чувством юмора был один Хоукинс, к нему Апу и пошёл, наигрывая по пути бравурный марш. Последняя тряпичная куколка легла в ряд к двум таким же, когда в комнату ворвался Апу. Он издавал ужасно много шума, делал слишком много лишних телодвижений, и требовал ответа на чудовищно нелепые, странные вопросы… Хоукинс поднял взгляд от куколок и уставился на Апу в упор, точно в хрупкую переносицу между глазами. — Ты засунул иглу в печенье, — уверенно сказал Апу, скрестив руки на груди. Эти длинные руки, больше похожие на обезьяньи или паучьи лапы, раздражали Хоукинса, всегда ценившего личное пространство превыше всего. — Да, — кивнул Хоукинс и взял первую куколку, длинную и нескладную. На ней был сшитый вручную восточный костюм. Чтобы сделать его, ушло две ночи. И примерно столько же, чтобы добыть каплю крови, осколок зуба и волос. Апу оказался неудобно чистоплотным. — Зачем? — Ритуал требовал твоей крови, — ровным безразличным тоном отозвался Хоукинс, поглаживая куколку по груди подушечкой большого пальца. Все условия соблюдены. Кровь, кость и плоть повязаны на одного человека, скручены в тугой жгут внутри набитого соломой тельца. — Тебя интересует ещё что-то? Апу завороженно смотрел, как Хоукинс взял из коробки, похожей на гроб, иглу с чёрной шляпкой. Покрутил между пальцами, согревая ледяной металл, выдохнул в лицо куколке облачко пара: воздух вдруг стал таким холодным и промозглым, словно Апу заперли в склепе. Он почувствовал, как щеки коснулось чужое дыхание, и его натурально затрясло от ужаса и пробиравшего до костей холода. — Ч-ч-то т-ты… — куколка вдруг повернула голову, посмотрела прямо в глаза Апу и раскрыла тряпичный рот в немом крике о помощи — его собственном крике, когда игла воткнулась в голову, разрывая мозги к чёртовой матери. Апу рухнул на колени, заорал и сжал голову руками. Из ушей текла кровь, барабанные перепонки лопнули, а может, в его голове всё превратилось в жидкую серую кашу. Апу не мог с уверенностью сказать, кто он вообще такой и почему лежит в позе эмбриона на стылом полу, но когда его затуманенный взгляд скрестился со взглядом Хоукинса, он сумел протолкнуть сквозь сжатое горло одно слово: — Ублюдок. Хоукинс молча проткнул второй иглой его сердце. С остальными было проще, не пришлось даже печь печенье или тратить чёрные иглы. Хоукинс капал расплавленным человеческим жиром на куклу Киллера, зная, что у того медленно тают по капле силы, высыхает кожа, а мышцы становятся дряблыми, как желе. Кид не мог не почуять неладное и примчался со своим ненаглядным другом обратно в убежище, начал буянить и кричать, бросаться вполне резонными обвинениями. Киллер к тому времени не мог уже поднять руку, кожа его воспалилась и покрылась кровоточащими язвами, а на шее обнажилось розовое беззащитное мясо. — Что за херня происходит, Базиль?! — Вы такие предсказуемые, — скучающим тоном отозвался он, чувствуя глухое раздражение от гнева Кида, его бьющих через край эмоций, железа, стянутого со всего замка. — И такие безнадёжные дураки. С вами было весело, но недолго. Огромная металлическая рука смяла Хоукинса в кулаке, дробя кости и выдавливая кровь через поры. Трещали рёбра, вспарывая грудную клетку и расцветая причудливыми алыми цветами. Когда Кид разжал кулак, Хоукинс невозмутимо достал из кармана почерневшую куклу и отбросил прочь. На одного члена команды у него стало меньше. Кид не успел ничего сказать, даже выругаться — у него пошла носом морская вода. Во рту забулькало, его вырвало солью и слизью, а потом Капитан Юстасс Кид захлебнулся так, как если бы выпал за борт своего корабля, а верный Киллер не успел его вытащить. Хоукинс присел рядом с хрипящим Киллером и осторожно убрал с его лица чёлку. Мутные с красными прожилками глаза уставились на него с удушающей ненавистью. Такие эмоции Хоукинсу нравились. — Если ты присоединишься ко мне, я излечу тебя. Киллер сухо, скрипуче засмеялся. — Да пошёл ты. Жаль. Правда жаль. Хоукинс умел быть благородным и всегда давал шанс… равно как и отнимал жизнь. Он закрыл Киллеру глаза, положил на веки монеты и перешагнул через тело. Члены команды подняли паруса, чтобы более ни минуты не оставаться в безмолвном замке, где пахло тленом, разложением и ладаном. Альянс изжил себя, а от бесполезных связей и отношений надо избавляться без сожалений.