Когда он начал улыбаться

Синдзи не мог заснуть. Его не покидало ощущение, что он вообще спать не должен; это было странно, ведь ему обычно было без разницы, где засыпать. Строго говоря, он с трудом засыпал в любом месте, и где это место было — значения не имело. Но в этот раз он пытался заснуть, пытался — а не мог, хотя ничего в голову особо и не лезло. Будет жаль, если он в первую поездку с новым классом будет сонным уже на второй день. Ни фотографий не выйдет, ни воспоминаний-то в таком состоянии не останется… А потом его еще и задразнят. Он тихо вышел из комнаты, где спали все мальчики, и прошелся по дощатому настилу. Это было… здорово, что в этом онсене имелся внутренний дворик. Синдзи присел на край настила; его ноги не доставали до земли, но и так было неплохо. Даже приятно немного было оттого, как ветер щекотал пятки; Синдзи сомкнул губы, понимая, что, кажется, впервые за долгое время он начал искренне улыбаться. Скрипнула раздвижная дверь — Синдзи резко обернулся, и ткань его юкаты натянулась, защемленная его весом. Он торопливо опустил руку, а Каору закрыл за собой дверь и тихо подошел, рядом садясь. — Тоже не спится? — улыбнулся он. Синдзи зажал ладони между колен. Хорошо, что это был Каору. Хорошо. — Да. Он поднял голову. — Звезды красивые. — И правда, — глянул вверх Каору. — Здорово, что здесь нет крыши, да? Можно просто посидеть и полюбоваться. — Летом небо обычно более звездное, чем сейчас. Жаль, — протянул Синдзи, губы кусая. После всего случившегося это было… так неловко. Он хотел поговорить, но в то же время ненавидел это, и было неприятно, и было страшно, что все вот так оборвется — как раз тогда, когда он только начал улыбаться. Улыбкам люди всегда придавали много значения; Синдзи не хотел думать, почему, но был готов смириться. Он просто считал, что важны лишь те улыбки, которые искрение, счастливые, а не вымученные и злые. Но люди обычно не делали различий. Каору вздохнул — и Синдзи почувствовал его взгляд на себе, потому голову и поднял, вздрогнув. — Я рад, что твой отец все-таки отпустил тебя с классом, зная, что я буду здесь, — произнес он то, что было страшно сказать самому Синдзи. Икари сглотнул. — Отцу все равно, — опустил взгляд он на свои колени, выглядывающие из юкаты. Вроде бы, казалось, весна, а было уже так тепло. Каору пододвинулся поближе. — Ты так говоришь, будто не рад этому. — Ты… Ты не понимаешь, — пробормотал Синдзи, губы поджимая, — ему… совсем все равно. И затих. Было так тихо, что он слышал дыхание Каору, и потому совсем не испугался, когда Нагиса его обнял. В руках у Каору было так по-домашнему спокойно, что Синдзи закрыл глаза. Он не хотел думать. Не хотел сейчас снова будоражить старые раны. Каору понимал это; если бы не понимал он, никто не смог бы понять, ведь Каору был единственным, кому даже ничего не нужно было говорить. Он понимал Синдзи с полуслова. Наверное, он хотел сказать «Мне жаль» или «Я был виноват тогда, прости», но не стал. Потому что Синдзи не хотел этого слышать, да это было и не нужно. Ведь, на самом деле, единственная вина Каору была в том, что он был способен хоть что-то сделать, в отличие от трусливого Синдзи. Если бы не Каору, Синдзи никогда бы и не узнал, что поцелуи могут быть приятными и не просто мокрыми, как с Аской. Синдзи положил голову на плечо Каору, а его запястье сжал в своей ладони. От Каору пахло хвоей; это было так странно, потому что, кажется, масло они покупали вместе, и оно было апельсиновым, но Синдзи был не против. В конце концов, ему нравился этот запах. Как нравилось и просто вот так сидеть во внутреннем дворике онсена с Каору. — Знаешь, Аска думает, что ты брат Аянами, — зачем-то сказал он. Ему нравилось молчание, но сейчас почему-то ситуация была тягучая, и быть тихим не хотелось. — Невежливо так говорить про гостей, но она не слишком отличается умом, — ответил Каору на это. — Я думаю, ей просто нравится ненавидеть меня вместе с Аянами, вот она и проводит такую параллель. — Ты думаешь, она ревнует? — Я уверен. Удивительно, что больше в классе никто не знает, при ее-то крикливости. Кто бы мог подумать, что Синдзи, на которого она имеет грандиозные планы, предпочтет ей не то что Аянами, а и вовсе парня? — послышалось чуть высокомерное в голосе Каору. Он явно был рад сему факту, но не злорадствовал, как это могла бы сделать та же Аска. Его просто забавлял этот факт, и уголки губ Синдзи поползли вверх. Он тоже находил это смешным. — Я не думаю, что подошел бы любой парень, — подметил он и глянул на Каору. В темноте ночи его глаза казались абсолютно обычными, но Синдзи, по правде говоря, нравились его алые глаза. Это был словно ориентир: именно этот необычный, добрый, благодушный парень — его. Иногда Синдзи сам в это не верил. За этими мыслями он упустил момент, когда Каору с лисьей улыбкой протянул: «Да? Спасибо», и потому вздрогнул, когда губы Каору коснулись его. Но он не был против. Это так успокаивало, будто так и было надо, будто для Синдзи мироздание ничего больше не приготовило — просто целоваться с Каору казалось самым важным в его жизни. Холодные пальцы Каору скользнули под ткань юкаты, и Синдзи дернулся, разрывая поцелуй. Как любой затворник, он был очень чувствителен, и не мог отрицать, что ему приятно, но это было немного странно. И не в том месте. — К-каору, — прошептал он, чувствуя, как холодные касания перескакивают с руки на грудь и ребра, — ты что… — Ничего предосудительного, — пообещал Каору, прижимаясь губами к шее Синдзи. — Ты-ты!.. — вместо внятного ответа проронил тот, хватая губами воздух. Это и правда была его слабость — Каору. Его касания, его поцелуи были для Синдзи первым приятным, что он когда-либо почувствовал за свои четырнадцать лет. И как бы Синдзи ни было неудобно прятать следы от особо долгих поцелуев Нагисы, он все равно хотел их получать. На сей раз Каору выбрал его плечи, забыв, кажется, что они живут в онсене, и завтра снова идти с парнями в купальню; с другой стороны, всегда можно было сказать, что это странные синяки. Раньше в раздевалке перед физкультурой всегда срабатывало. Синдзи нравилось, как непокорные волосы Каору щекочут его шею, но он нашел в себе силы упереться в его грудь. — Каору, парни от нас в паре метров! — Они спят, — отозвался тот, недовольно отрываясь от своего занятия и зачем-то облизываясь. — Никого не ловят только в аниме! — Наоборот, — нахмурился Каору, — это же главное правило всех седзе-драм! — но он увидел, что Синдзи не очень доволен, и потому вздохнул. — Прости. И, быстро поправив его юкату, просто потянулся к его губам, выдохнув: — Тогда так. Так Синдзи был согласен. Он поджал ноги, пальцами сминая ткань юкаты Каору, и прижался к его груди, глаза прикрывая. Это всегда было волшебно: он будто прекращал видеть, бояться, и слышать. Он мог только улыбаться сквозь поцелуй, и… На сей раз не «будто перестал слышать», что прямо показал ему жесткий пинок, из-за которого Синдзи чуть не упал с помоста, в последний миг схватившись за рукав Каору. Ткань его юкаты затрещала, угрожая порваться, а сам Синдзи зашипел: — Какого черта?! Он абсолютно не чувствовал вины — пожалуй, впервые за все это время, когда его кто-то бил. — Тодзи, ты что творишь?! — не менее недовольно зарычал Каору, притягивая Синдзи к себе, и его пальцы сжались в кулаки. — Ты хочешь, чтобы я тебе нос сломал? — Да ты меня скорее заболтаешь метафорами, — почти заорал бугай в распахнувшейся юкате, — мы, значит… Синдзи, значит, какого вообще тут происходит, Синдзи?! Синдзи подумал, что, вероятно, Тодзи растерял весь свой словарный запас, пока общался со старостой. Слово сказал — и забыл. Иначе его косноязычие объяснить было нечем. — Т-тодзи, — все-таки, немного страшно было. Тодзи не просто выглядел, как стереотипный «Онигири есть? А если найду?», он и был стереотипным «Онигири есть? А если найду?», пусть и чрезвычайно заботливым относительно сестренки. — Это не твое дело. — Не мое дело?! — взмахнул руками тот. — Это несправедливо! Почему, почему единственный, кто видит девчачье белье, это ты, — явно просквозила зависть в его словах, — но тебе это, оказывается, даже не интересно! — Если хочешь, предложи Аске остановиться у тебя. Я думаю, она с радостью переедет от «бесполезного дурака Синдзи», — скрипнул зубами Каору. — Я никогда не хотел!.. — вторил ему Икари. — Мне просто не везло! — Не везло?! Да это дар божий! — упал на колени Тодзи. — Ты, ты просто… везучий засранец, — уныло закончил он. Синдзи было его жаль. Синдзи впервые было кого-то настолько жаль, и, кажется, он впервые жалел кого-то вместе с Каору. И ощущение это было незабываемое.