Ты только мой, Гуки.

На каждой тренировке Чонгук выкладывался по полной. Да так, что еле-еле ноги волочил. Благо, студия не так далеко от общежития. Вокалисты и Рэп Монстр отправились в звукозаписывающую студию, дабы закончить несколько песен для камбэка, в то время, как Чонгук вытанцовывал всё накопившееся внутри, в студии, где зеркала потели от напора макнэ. Как там оказался Юнги — до сих пор загадка. Шуга притиснул макнэ к своему боку, обнимая за талию. Чонгуку точно было неудобно шагать, но Юнги не хотелось глупо застрять в коридоре, если кто-то заявится в квартиру. А ванная казалась спасением, когда старший затащил в неё своего котёнка и запер дверь. Джинсы полетели на пол, но на младшем осталось слишком много одежды. Правда, ненадолго, ведь старший привычно шлепнул по саднящей ягодице и заглянул в чужие глаза. — Сними всё, Гуки. Нужно хорошенько выстирать одежду, а потом потереть тебе спинку, и не только спинку… У Чонгука будто бы случаются какие-то приступы неконтролируемого разврата. Ни с того, ни с сего, ему хочется взять в рот пальцы хёна, жадно облизывая их, или же подставить и так пострадавшие бёдра под очередные шлепки, а ещё он бы смог отказаться от каких-нибудь органов чувств на время власти Юнги, например глаз или же свободы действий. Чонгуку еле-еле удаётся добраться до общежития, и то, с помощью Юнги и отправится в ванную, под тёплым хёновским боком. В какой-то момент, Гук вообще забывает кто он, с кем он тут живёт и вообще все-все, кроме Мин Юнги. Кроме него самого и Шуги вокруг не существует. По крайней мере, сейчас. Дорога в душ получается довольно болезненной, хотя младший старается не показывать этого. От напряжения мышц и от безостановочной тренировки, спина очень устала, в особенности поясница, которую сейчас желательно оставить в покое. Макнэ вздрагивает и стонет одновременно болезненно и удовлетворено. Шлепок пришелся по самому раздраженному месту, от чего колени вновь подкосились. — Слушаюсь, мой хён, — шепчет брюнет, как-то заговорчески глядя на светловолосого. Ослабшие пальцы цепляют футболку и кидают её на пол. Остаётся бельё, с которым сложнее расправиться. Он прибегает к помощи хёна, опираясь одной рукой о его плечо, а другой стаскивая боксеры. — Без футболки тебе гораздо лучше, котёнок, — Юнги провел раскрытой ладонью по его прессу. Каким бы усталым ни был Чонгук, стянуть с себя ткань у него удалось по-прежнему эффектно и призывно. И старший бы обязательно соблазнился, не реши он сначала отправить макнэ в душ, не позволяя долго топтаться на холодном полу. Младший ухватился за него, ища опору, чтобы снять белье, но на его лице отразилась, видимо, вспышка боли, стоило Чонгуку нагнуться. Поэтому Юнги ухватился за его плечи, останавливая и хитро улыбаясь. — Подожди, хён поможет, — стоять на кафеле на коленях было неприятно, но так оказалось проще всего стянуть с макнэ последний клочок ткани. А заодно поддразнить его, влажно целуя низ живота и косые мышцы. Ненадолго Юнги замялся, но широким движением лизнул нежную и не напряженную плоть. — Интересно, если хён возьмет тебя в рот прямо сейчас, мой котёнок возбудится и потвердеет прямо у хёна на языке? — он с усмешкой смотрел снизу вверх, но решил поберечь нервы макнэ, поэтому поднялся и мягко подтолкнул его в сторону душа. — Забирайся, котёнок. Хён сейчас к тебе присоединится и потрёт спинку, — а пока он огладил только не скрытые бельём ягодицы, прежде чем отвернуться к раковине. Вещи макнэ вместе со своей футболкой и бельём он закинул в стиральную машину, наугад выбрав какой-то быстрый режим. Только оставшиеся чистыми джинсы обоих так и остались лежать на полу. А Юнги оборачивается к макнэ, который уже должен был млеть под струями теплой воды в ожидании своего хёна. Чонгук смущенно принял комплимент, неосознанно напрягая пресс, по которому проскользила рука старшего. Забота Юнги просто пленяла младшего, даже сейчас, когда светловолосый наклонился вниз, вставая на колени и стягивая бельё, хотелось обнять его, и шептать слова благодарности на ухо. — Ты такой заботливый, хён, — устало улыбается макнэ, принимая влажные поцелуи, от которых бегут мурашки по коже. Прикосновение к плоти было влажным и очень горячим, от чего брюнет зашипел, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, а плоть вздрогнула, показывая, что готова на большее. — Хён такой провокатор, — улыбается Гук, проводя ладонью по щеке Шуги, вглядываясь в его глаза. Чонгук послушно поддаётся хёновскому движению и залезает в душевую кабинку. Он закрывает полупрозрачную дверцу, дабы не залить пол, и включает воду, сразу настраивая её под себя. Тёплые струи ударяют в лицо, оглаживают напряжённые плечи и стекают вниз по разгорячённому телу. Глупые мысли бомбардируют голову Чонгука, из-за чего тот даже не может взять мочалку. — Не только тебе у хёна учиться, котёнок, но и хёну у тебя, — отозвался Юнги на «провокатора». Ему не терпелось покончить с бытовыми делами, чтобы посмотреть на Чонгука не через стенки душевой, но это требовало немного времени. Зато после он с чистой совестью пробрался к замершему младшему, прижимаясь грудью к его спине, крепко обнимая. Без каких-либо намёков или поползновений в сторону его потерянной невинности, но уютно и почти по-медвежьи, несмотря на не самую мощную комплекцию старшего. — Заждался? А к главному так и не приступил без меня, Гуки… — губы старшего прошлись поцелуями по шее и напряженному плечу, а затем пришлось высвободить руки, дотягиваясь до мочалки и поливая её гелем для душа. Тёплая вода расслабляла его, в отличии от младшего. Заставляла забыть обо всех тревогах и плавными движениями покрывать пеной сперва грудь макнэ, и постепенно спускаться ниже, пока губы снова прижимались к местечку между плечом и шеей. Ему хотелось, чтобы Чонгук был с ним здесь и сейчас, а не витал где-то вдали, скованно стоя в его объятиях. — Котёнок, неужели не нравится? — он фыркнул макнэ на ухо, обхватывая губами мочку и ведя мочалку на особенно нуждающуюся часть тела, нежными и бережными движениями смывая то, что не слизал раньше его язык. Чонгук даже не заметил, как Юнги закончил с загрузкой стиральной машинки, и залез в душевую кабинку к брюнету. Он выглядел озадаченным. Его мысли вдруг атаковали вопросы: почему Юнги выбрал именно его? За что? Чем он лучше тех фанаток, что всегда крутятся вокруг него, трейни и айдолов из других агентств? Среди них много шикарных представительниц прекрасного пола, которых Чонгук, кстати говоря, обходил стороной. Это оставалось для макнэ загадкой. Он вздрагивает, когда ощущает знакомое тепло тела Шуги, что прижимается к его спине и решает спросить об этом потом. Сейчас явно не время. Младший чувствует мягкое прикосновение мочалки к спине. Хозяйские поцелуи, что метили тело Гуки, в доказательство своей собственности. В какой-то момент Чонгук разворачивается и смотрит прямо в глаза напротив. — Я люблю тебя, хён, — уверенно произносит макнэ, то, что так хотел услышать Юнги, не отводя взгляда. Он стоит прямо под струями воды, из-за чего она стекает по лицу, заставляя слипаться надоедливую челку. Ладонь ложится на щеку мужчины напротив и большой палец оглаживает нежную кожу с таким трепетом, что можно подумать о сопливой дораме. Чонгук в его руках не спешил расслабиться, продолжая надумывать что-то своё, но старший не торопил. Заботливо касался кожи, смывая не только пот, но и усталость, изредка коротко целуя беззащитную кожу. Напоминая, что он всё ещё рядом, что именно тепло хёна греет его спину, а не только приятный душ. И, наконец, Чонгук развернулся в его почти объятиях. Только вот не чтобы взглянуть смущенно, и не пожурить старшего за приставания или потянуться за поцелуем в губы. Признание мерещилось Юнги раньше, в плену удовольствия, но теперь он слышал отчетливо. Не шутливо и не наивно, чтобы подозревать, что макнэ имеет в виду просто любовь к своему старшему или другу. Дыхание и правда захватывало, заставляя уронить мочалку и скользкими от пены руками обнять Чонгука. На секунду перед глазами потемнело, будто от эйфории он собирался потерять сознание. — Любишь… — пусть макнэ раньше не давал повода думать, что у него есть сильные чувства к Юнги, пусть старший сам спровоцировал его на эти отношения и заставил задуматься, но слова звучали честными и правдивыми, не случайными под влиянием момента. И Юнги неосознанно улыбнулся не широко, но как никогда счастливо, до сияющих глаз. — Я тоже люблю тебя. Давно, мой котёнок, — он не стал бояться, хотя произнести признание вслух было странно, до щекочущего чувства под ребрами. Юнги пришлось прижаться своим лбом ко лбу Чонгука, чтобы перевести дыхание и перестать быть настолько несдержанно довольным. Только из уголков губ и глаз улыбка так и не пропала. Мысли, что не давали покоя Чонгуку, отступили, только вот теперь они атакуют хёна, ведь откровенные слова не могут пройти бесследно, если человеку не всё равно. Юнги роняет мочалку и макнэ пристально смотрит на то, как мыльные руки скользят по своему же телу, вовлекая в горячие объятия. Он слышит заветное «Я тоже тебя люблю» и ноги просто подкашиваются. Чонгук обмякает в объятиях, но как только видит на столько счастливые глаза Шуги, то он невольно охает и, найдя в себе силы, нагибается, дабы поднять мочалку. Мягкая пена ложится на плечи хёна и стекает по хрупкому телу вниз. Карие глаза тепло смотрят в ответ, а сам Чонгук не может и слова выронить. Во- первых, он не хочет рушить такой момент своими глупыми словами, а во-вторых, он не знает что сказать. Макнэ никогда не видел Юнги таким счастливым. Это было что-то невероятное. Руки скользят по мыльному телу, и Гуки хочет попросить хёна говорить, что угодно, главное слышать его голос. Именно сейчас. Юнги успел подумать, что сейчас они вместе осядут на пол душевой, не удержавшись на ногах. И от запоздалой усталости, и от переизбытка чувств на одну душную от пара ванную. Но макнэ всего лишь выскользнул из его рук, поднимая потерянное, и принимая на себя роль самого заботливого и нежного в их паре. Старший мог бы оспорить, но куда приятнее было не ворчать, а принимать его мягкие касания, улыбаясь расслабленно и совсем не снисходительно. Мог ли он подумать, что котёнок дотрагивался до него с особенной любовью, что сейчас, что сидя на его бёдрах и смущённо-старательно говоря пошлости? — Мой макнэ, — выдохнул он благодарно, пропуская сквозь пальцы мокрые волосы младшего и наклоняя голову, будто собирался поцеловать, а не просто приоткрыть рот, дыша глубже. — Ты даже не представляешь, каким счастливым сделал хёна. У тебя и обычно это хорошо получается, — он весело фыркнул Чонгуку на ухо и обвил его руками, наглаживая спину. Если не мочалкой, то руками он тоже мог приятно «потереть спинку». — Но сегодня особенно. И, наверное, хён всегда будет немного не в себе. Писать романтичные и пошлые песни, тайком напевая их тебе, зажав в уголке. Как тебе такой план? — уткнувшись куда-то в висок макнэ и позволяя льющейся сверху воде лишать его дыхания и здравого смысла, Юнги судорожно вдохнул, едва слышно сладко простонав. — Хён теперь хочет повторять и повторять, как любит тебя, котёнок. Чонгук внимательно слушает то, что говорит ему Юнги, в тоже время поглаживая светлую кожу спины горячими руками, размазывая пену и позволяя воде смывать ее в сток. — А мне нравится идея с написанием песен. У тебя это отлично получается, хён, — мурлычет, да, именно мурлычет макнэ, когда чувствует Шугу так близко. В голове макнэ сразу всплывает образ Юнги, что сидит в своей студии при свете одной лишь настольной лампы, в очках, в излюбленной «везучей» шапке, и нервно крутит карандаш в руке. Сначала ноты ложатся на лист бумаги, затем зачёркиваются. Снова наносятся грифелем, а затем уже вносятся в аудиодорожку на компьютере. Чонгук и себя вплетает в эти мысли. Он тихонько подкрадывается со спины Юнги и обнимает, чувствуя как всё тело рэпера вздрагивает. — Ты такой привлекательный, когда пишешь, хён. — шепчет на ухо воображаемый Гук, обжигая ушную раковину горячим дыханием. Он улыбается своим мыслям и усмехается, понимая что эта мечта может стать реальностью в ближайшее время. Ласкающие движения Шуги заставляют жаться к его телу плотнее. В кабинке невероятно жарко и поэтому Гук тянется к крану, делая воду прохладнее. — Пусть повторяет, — отстранённо произносит макнэ, зачёсывая мокрые волосы назад и облизывается. — Котёнок никогда не сможет привыкнуть к этому. — Но слушать её я разрешу только своему макнэ. Слушать и краснеть, — картинка в его воображении показалась завораживающей. Записать бы такую песню-признание и подарить младшему, чтобы он включал её перед сном, забравшись под одеяло и приглушив звук в наушниках. Так Юнги был бы с ним, даже работая в студии или сонно ворочаясь в соседней комнате. Но пока он был куда ближе, откинув голову на чужое плечо и подставляя лицо под тёплую воду. Она легко ударялась о кожу, мешая совсем растечься по душевой, окончательно разомлев в руках младшего. В его уверенном тепле и сильном теле, которое старший мельком узнавал раньше, и так близко — сейчас. Когда вода стала прохладнее, Юнги с чистой совестью прижался теснее, греясь и едва ли не мурлыча. Чувствуя в этот раз себя беспечным котом, который готов на всё, стоит только погладить его за ушком. И не скажешь, что именно он — строгий хозяин, подчинивший макнэ себе хотя бы физически, пока Чонгук приручил его без остатка. Он закинул руку за голову, чтобы ещё немного коснуться своего макнэ, погладить шею или легко потянуть за волосы, жмуря глаза. — Я люблю, когда со мной ты младшенький, игривый котёнок, которого приятно гладить и обнимать. И таким, — он чуть повёл бёдрами, прижимаясь дразняще, и коротко тихо смеясь, — сильным и надёжным тоже люблю. Когда мы разговариваем о непростых вещах, или когда слов не хочется совсем, — он шумно выдохнул, признавая, что с Чонгуком хотел и просто молчать, устроившись рядом. Иногда казалось, что слова им и вовсе не нужны, только пара взглядов и долгое прикосновение холодной кожи к горячей, пока оно не станет их общим теплом. Чонгук видит, как Юнги тает в его руках, словно пломбир, что поливают растопленным шоколадом и заставляют смешаться воедино. Он чувствует, как хён оттягивает его волосы и моментально надевает хищную ухмылку. — Но хён же понимает, что его котёнок может оказаться не такой уж и безопасной кисой? Так ведь? — макнэ целует старшего в изгиб шеи, где она плавно перетекает в плечо, а затем, ощутив лёгкое дразнящее трение Юнги о его пах, прикусывает в том же месте кожу так, что остаётся яркий след. Но Чонгук остаётся его послушным котёнком, поэтому тот сразу зализывает ссадину, что сам же и оставил для хёна. — Да и возраст, не всегда решающий показатель. Так ведь? — вновь переспрашивает Гук, бросив губку на пол и набрав в руки немного геля. Он скользит ими по шее своего хёна, проходится по умиротворенно вздымающейся груди, ненавязчиво цепляясь пальцами за соски-бусинки, пробегаются к пупку, и в завершение скользят всей шириной ладони по косым мышцам вниз. — Так мой котёнок — хищник? — Юнги хмыкнул, оценив такой расклад. Но он не ожидал, что младший тут же пустит в ход зубы, ощутимо цепляя кожу и заставляя старшего приоткрыть рот в беззвучном стоне. Не столько из-за боли или острых ощущений, а от факта, что Чонгук так откровенно решил отметить его своим. Толстовки и куртки скроют след дома, гримеры, быть может, примут его за обычный синяк и зарисуют. Но они с Чонгуком будут знать и заговорщицки переглядываться иногда. — Непослушный плотоядный котёнок… — от языка на его коже хотелось взвыть и стиснуть волосы младшего в кулаке. Издевательски потереться о его пах, чтобы почувствовать чужое желание и ничего с ним не сделать в отместку. Но он же сам понимал, что почувствует твердость Чонгука и тотчас опустится перед ним на колени. Поощряя откровенность в словах и не только. Откровенность, от которой старший неожиданно для себя коротко и тихо простонал. Обычно Юнги не особенно жаловал прелюдии, поэтому не был заласкан с ног до головы, пожалуй, никогда. А теперь одно короткое прикосновение к груди — и Юнги хочется повторения. Широкое движение к низу живота, по напрягающимся мышцам — и его плоть дала о себе знать вполне однозначно, но не совсем заметно, если макнэ не станет смотреть вниз. — Котёнок, ты так хорошо помогаешь хёну стать чистым… — с улыбкой протянул он, и не подумав стыдливо прикрываться. Пусть макнэ знает, если вдруг увлечется и случайно заденет плоть пальцами, что тело старшего чистое, а вот мысли и фантазии бывают не только добрыми и светлыми. И всё же, при любом раскладе Юнги восхищался макнэ и его волшебными руками на своей коже. — Я бы хотел сюда зеркало, котёнок. Чтобы поставить напротив и смотреть прямо на тебя, пока ты занят хёном. — Ещё какой, хищник, — плотоядно улыбается младший и утыкается носом в хёновскую макушку, после чего ведёт им вниз, откуда начинается шея и уже прикусывает там, на загривке, где сплетены тысячи нервных окончаний. Словно пёс, держащий свою суку при сцепке, Чонгук горячо пыхтит в загривок Юнги, слегка толкаясь тазом вперёд, показывая что дразнения хёна не прошли даром. Он отпускает Шугу зубами, но никак не руками. Руки вновь скользят вверх, только теперь проскальзывая под хёновскими руками, заставляя их подняться, и сцепляются на шее. Юнги в плену Чонгука. Со стороны это может показаться довольно грубо, хотя Гук даже не думает сделать своему хёну больно или плохо, просто хочет показать, что не только Юнги может быть полноценным хозяином. Последней каплей становится то, что Чонгук делает шаг вперёд, протискивая свою ногу между ног Шуги и заставляет того прижаться к прохладной стеклянной дверце, всё так же не давая опустить руки. — Насмотришься ещё, — усмехается тот, вновь проводя носом в светлых волосах, с которых стекают остатки воды, ведь парочка вышла из зоны, куда попадали струи. — Я и не знал, что мой хён такой извращенец. А чего бы ты ещё хотел? М? Юнги горячо выдохнул, чувствуя, как Чонгук ухватил его за холку. Аккуратно, а не стараясь отхватить от хёна кусок. Так по-кошачьи, что это могло бы стать смешным, но вместо этого у Юнги в душе началась настоящая весна. Он мурлыкнул призывно и чуть прогнул спину, сильнее вжимаясь в чужой пах. Пусть Чонгук тоже немного потеряется во времени, позволив себе тихо постонать-помяукать на ухо от приятного давления на плоть. — Мой котёнок успел вырасти? — тихо протянул он, имея в виду умение играть по-взрослому и мять старшего в своих руках, как пластилин. Впрочем, его возбуждение тоже немного подросло, приятно ощущаясь между ягодиц. Вообще-то Юнги не любил подчиняться в постели, как и в остальной жизни, и его опыт был скорее вынужденным, пусть и не совсем провальным. А теперь у него в голове был один март, и казалось совершенно естественным, что однажды Чонгук полностью получит его в своё распоряжение, отдав старшему ещё один первый раз, уже в другом качестве. Поэтому он удивленно выдохнул, но не воспротивился эксперименту макнэ, его плотно прижавшимся рукам, не дающим отстраниться или повольничать. У старшего непроизвольно вырвался тихий хриплый стон. Не потому что ему нравилось подчинение в принципе, а потому что Чонгук, даже интуитивно и неумело, хотел его всего себе, любить и контролировать каждый вздох. — Когда же мой котёнок такому научился? — Юнги зашипел, когда его плоть коснулась прохладной стенки душевой, но у него не было выбора, кроме как прильнуть к ней ещё и грудью. — Зеркало — это извращение, ведь так я смогу любоваться своим макнэ, — а пока у него не было ни шанса обернуться за поцелуем или прикоснуться к себе, усиливая напряжение. Только чуть потереться о чужое колено, замечая, что свои колени немного подрагивают, а дышит старший чаще и больше через рот. — Ты точно не смотрел те грязные фильмы, Гуки? Хотя у нас хватило бы фантазии на что-то получше… — у него шумело в ушах или это просто напор воды в душе, но свой голос казался ему приглушенным и низким. — Например, если бы внутри моего котёнка был тот самый хвост, который распирает изнутри… Пока мой котёнок трахал бы своего хёна, — Юнги облизнулся, жмурясь, будто увидев это со стороны. Чонгука, которому слишком хорошо от двойного удовольствия, который врывается в тело хёна судорожными и сильными движениями. Давление Чонгука на этом не заканчивается. Его нога проскальзывают между ног Юнги, заставляя того расставить ноги пошире, и вытянуться что есть мочи. Руки же осторожно расцепляются, давая жалкую надежду на свободу, но не тут то было. Чонгук усмехается, и слушая глухие вздохи-стоны хёна, его пальцы скользят от бледных плечей Шуги вниз, и плотно смыкаются на запястьях, после чего заводя их за спину и фиксируя их одной рукой, а второй упираясь в стекло, по левую сторону от головы хёна. — Нет, хён, я не смотрел грязных фильмов. Ну… Кроме тех, что мне показывал Хосок, — как-то по-детски произнёс макнэ, но тут же исправил ситуацию, проводя языком по ушной раковине. Могло показаться, что Чонгук ведёт себя довольно грубо со своим хёном, но это всего лишь минутная слабость, и вряд ли он сможет позволить себе так часто это проворачивать. Об усталости, кстати, речи уже не могло быть. Во-первых, помогла вода, что расслабила парней целиком и полностью, а во-вторых, находясь в таком положении, он словно вампир, питался чужой энергией. — Так мой хён всё-таки хочет почувствовать меня в себе? — немного удивлённо басит макнэ, как бы невзначай наваливаясь на него, заставляя прижаться щекой к прозрачной стенке. Возбуждение проскальзывает между ягодиц старшего, от чего Гук слегка вздрагивает, но старается не показывать, на сколько легко возбудим рядом с хёном. Юнги с затаенным интересом позволил младшему сделать позу ещё откровеннее. Подчиняясь и доверяясь полностью, ведь Чонгук стал его опорой и поддержкой. Зато, теперь старшему позволили повернуть голову, чтобы бросить взгляд на своего ласкового мучителя. Вовсе не такого грозного, как могло показаться, почти с детской непосредственностью оправдавшегося перед хёном, но горячо проведя по чувствительному уху. Юнги только и смог вдохнуть сквозь зубы и чуть съехать по чужому колену. Руки в захвате теперь ощущались странно, будто он напряженно чего-то ждал, готовясь принять любую участь. И принял, неудобно прижимаясь щекой к стенке душевой и, подчиняясь неизвестно каким инстинктам, прогибаясь в спине. Чтобы лучше почувствовать возбуждение Чонгука, а может и заставить его подрагивать от волнения. Теперь он понимал, почему макнэ так самозабвенно старался стать с хёном одним целым, насадившись на него. Поза и любимый человек позади так и тянули начать поскорее, но Юнги только прикусил губу, приводя себя в чувство. — Котёнок, хён очень жадный. И хочет, чтобы ты ещё раз лишился невинности вместе с ним, — несмотря на откровенность слов, в его голосе слышалась улыбка. — Не думаю, что это приятнее, чем быть в тебе, но, если мой макнэ будет стараться — я не против. Столько откровенная поза Юнги заставляла возбужденно вздрагивать плоть макнэ, пока тот старался не поддаваться нахлынувшим чувствам. Чертовски сложно и практически невозможно. Чонгук вновь утыкается носом в высветленные пряди, и прикрыв глаза, переводит дух. — Тебе обязательно понравится, хён. Я позабочусь о тебе, — ласково, но твёрдо говорит макнэ. Сейчас он в таком положении, в котором автоматически становиться мужественнее и властнее. Ладонь на секунду отпускает хрупкие запястья хёна, но сразу же перехватывает другой рукой. Освободившаяся рука ложится на правое плечо хёна, скользит вниз, по позвоночнику, отмечая худобу тела, слегка надавливает на поясницу, заставляя прогнуться. Чонгук явно не собирался сейчас что-то делать с Шугой, но когда ещё же выпадет шанс понежиться в душе с любимым хёном. Два пальца скользят между ягодицами, касаясь сжатого колечка мышц. — Мой хён такой красивый. — Мой уверенный макнэ, — Юнги улыбнулся бесхитростно, охотно ему веря. Конечно, нельзя было списывать со счетов порывистость и почти отсутствующий опыт, только вот старшего это не смущало. Как не смущал короткий момент свободы, когда он не успел размять затекающие мышцы, снова оказавшись в захвате. Зато прикосновения пальцев к спине ощущались острее, хотелось переступить с ноги на ногу или выгнуться до хруста. Но он только беспомощно потерся о колено макнэ, во всём повинуясь его рукам. — И с такого ракурса красивый? — Юнги тихо рассмеялся, старательно пытаясь не покраснеть от давящих на нежную кожу пальцев. Чонгук не пытался взять всё и сразу в этот раз или просто многообещающе медлил. Заставив старшего приподниматься на цыпочки и поводить бедрами. Не дразня вовсе, просто отзываясь на непривычное и все же слишком откровенное даже для совместного душа. — Потрешь хёну спинку и не только? — он бы даже сам нагнулся за мочалкой, не боясь так и остаться в той позе. Впрочем, макнэ оценил бы и не отказался посмотреть, наверняка. Или потрогать. Или попробовать, как следы от шлепков смотрятся на бледной коже старшего. Последнего он точно не хотел, предпочитая смотреть на макнэ в таком положении и никак не наоборот. Макнэ слушает своего хёна и лишь многообещающие улыбается. Ему безумно нравится, как тело податливо выгибается под рукой, словно мягкий пластилин. — С такого ракурса ты прекрасен, — уверенно заявляет Чонгук, хотя все время он смотрел на профиль Юнги и ни разу не опустил взгляд. — Собственно, как всегда. Чонгук не преувеличивал, ведь он считал его одним из самых красивых парней в группе и мог смело заявить, что тот легко мог бы потягаться с Тэхёном. — А чем более возбужденным ты выглядишь, тем хуже мне становится, — заявляет макнэ и сильнее надавливает на вход указательным пальцем. Он не собирается проводить массаж, или чего-то большее, просто ему хочется подразнить старшего и именно поэтому входит в него одной фалангой пальца. — Я могу и не только спинку потереть, — брюнет высвобождает руки Шуги, так и не выходя пальцем из его тела, а сам слегка царапает спину Юнги короткими ногтями, наблюдая, как после них остаются красные следы. — Говори, что ты сейчас чувствуешь, — младший сгибает палец внутри и слегка шлёпает другой рукой по ягодице хёна, совсем легонечко, будто пробуя. — Внутри очень горячо и приятно. Чонгук хищно облизывается и подавшись вперёд, целует хёна в уголок губ. — Знаешь, а я ведь даже девушек не пробовал так, как тебя. — Льстец, — Юнги улыбнулся комплименту себе под нос. Но он не мог отрицать, что чувствовал то же самое. Когда Чонгук раскрепощался и раскрывался под его руками, он выглядел прекраснее всего. Так, что хотелось подарить ему всего себя за одну возможность любоваться долго и нежно дотрагиваться. Проникновение влажным только от воды пальцем не было неожиданным, но оказалось очень осторожным. Робкое, оно хорошо показало, насколько макнэ был скромным от своей невинности, он просто понемногу повторял за старшим. Повторял то, что делало приятно ему самому, пытаясь вернуть хёну удовольствие взамен. — Ох, котёнок, — его бедра всё же дрогнули, а Юнги уперся ослабевшими руками в стенку. Совсем немного, но Чонгук был в нём, и снова дразнил и заставлял шипеть от царапин на спине. Кусать губы и неосознанно выгибаться, уходя от коготков своего котёнка, вместо этого случайно подаваясь на его палец и получая легкий шлепок. Старший прижался горящей щекой к холодной опоре, стараясь хоть немного охладить свой жар. Хотелось хлопком выключить свет в ванной, чтобы макнэ не видел, что от такой малости хён совсем смутился под стать своему котёнку. — Это немного стыдно, — он не мог расслабиться, так и сжимаясь плотно вокруг пальца. — Гуки, хёну ведь не стыдно даже вылизать тебя с головы до ног, и твои пальцы внутри будут приятными, я знаю. Но эти шлепки для меня слишком. Горячо и плохо, будто я чем-то провинился перед тобой. Но выдохнул он громко и горячо, снова сжимаясь и охотно затягивая макнэ в неуклюжий поцелуй из-за неудобной позы. А потом завел руку себе за спину, на ощупь находя плоть младшего и сжимая её с тихим довольным стоном. — А мой котёнок хотел бы попробовать девушку? Красавицу, которая будет безвольно лежать под тобой и высоко постанывать? — его пальцы погладили чувствительную головку и кое-как обхватили возбуждение младшего. — Хён тебя не отпустит к ней, котёнок. Даже если я буду рядом и наблюдать за вами — нет, — он тряхнул головой, отрицая. В нём не было ревности заранее и желания запретить и запереть Чонгука дома, не пуская ни к каким девицам. Зато была уверенность в себе и своем котёнке. — Хён может дать тебе больше. И быть таким же открытым и нежным, ты увидишь. Вода не была выключена, поэтому счёт пришлют большой, на что парням откровенно пофиг. Именно Чонгук сейчас растворяется в своём хёне, который выглядит словно фигурка, вырезанная из куска мыла. И вот, она пенится, начинает потихоньку таять и обволакивать самого Чонгука. — Если что-то не так, просто скажи, ладно? — младший выдохнул слова в хёновские губы и закусил свою. Вода продолжала бить в спину не слабым напором, оставляя на теле Шуги маленькие бусинки-капельки, которые неприлично красиво смотрелись на белесой коже. Чонгук видит, как после шлепка краснеет кожа не только на ягодице, но и на лице хёна. Гук может поклясться, что это чертовски привлекательно и возбуждающе. Такой смущенный, беззащитный хён. — Ты чертовски смущен. Тебе не нравится, когда я делаю так? — за словами следует шлепок, а сам Чонгук закусывает свою губу от удовольствия. Макнэ сам не замечает, как в хёна проскользнул весь палец и он решает поиграться, сгибая его внутри в разные стороны. — Неа, не хотелось бы. Зачем мне девушка, если мой хён красивее, талантливее и умнее любой женщины? А? — серьёзно говорит брюнет, упираясь своим возбуждением в бедро старшего. Рука Юнги на возбуждении макнэ пробыла не долго. Гук ненавязчиво убрал её от ноющей возбуждённой плоти и огрызнулся одним лишь взглядом, показывая что сейчас ведёт он. — Не напрягайся, малыш, сейчас ты получаешь удовольствие, — рука младшего проскользила по косым мышцам и столкнулась пальцами с возбужденное плотью, которая сразу же была схвачена в плотное кольцо. — Я хочу послушать твои стоны, милый, — шепчет на ухо старшего макнэ и в очередной раз сгибает палец. У Юнги в голове стоял легкий туман, и не укладывалось, как с Чонгуком может быть что-то не так. Но слишком баловать макнэ и молчать, смущенно спрятав румянец, он не стал. Взглянул прямо и нежно одновременно, как мог любоваться без стеснения только своим котёнком. — Это не пра… Ах! — он ощутимо сжался, кусая губы, чтобы больше не вздыхать настолько откровенно. Не от безумного ведь удовольствия, а от глубокого чувства принадлежности. — Просто мне больше нравится делать это с тобой, котёнок. Тебе так идут следы от пальцев и ладоней хёна на коже. Он вдруг подумал, что мог бы получить больше удовольствия, изводя ласками Чонгука, а не себя. Но макнэ не дал ему времени упиться этим чувством, что-то задев внутри его тела. Талантливый макнэ был талантливым во всём, и старшему оставалось только бездумно и бессмысленно цепляться пальцами свободной руки за гладкую поверхность душевой. — Гуки… Я слова против сказать не могу, когда ты делаешь так, — пусть макнэ действительно считает его самым лучшим хёном, Юнги не станет отрицать и перечислять свои недостатки. Ведь Чонгук и так их знал, но всё равно признался ему. — У хёна только груди нет, — фыркнул он совсем без досады, — но тоже есть что пощупать, ведь так? Взгляд макнэ говорил подчиняться, а Юнги отвечал ему согласием, выпуская из пальцев нежную и горячую кожу и давая руке безвольно опуститься вдоль тела. — Не зови меня так, я ведь хён, — наверное Чонгук просто хотел его назвать нежно, но получилось скорее смешно и каплю принижающе. Под стать игре в доминирование. На «милого» Юнги уже не огрызнулся, ведь был занят судорожными вдохами и дрожью в коленях. Макнэ держал его в плену, однако, поначалу не запрещая чуть толкаться в его ладонь или поводить бедрами, сжимая Чонгука внутри. Его палец снова надавил невозможно приятно, отчего старший действительно послушно не сдержал стон и не сумел даже поднять руку, чтобы зажать ладонью рот. — Мой макнэ, сделай так ещё. Ещё… — но в противовес словам он толкнулся вперед, в сжатые кольцом пальцы младшего. Добавляя себе не такого острого, но привычного экстаза и коротко сдавленно постанывая. — Ты мне и без груди нравишься. Знаешь, если бы она у тебя была, ты бы выглядел несуразно, — с умным видом констатирует факт Чонгук. В подтверждение словам Юнги, младший сжимает возбуждение старшего у самого основания, не давая тому самостоятельно двигаться. — Мне нравится тебя дразнить, — усмехается макнэ. Он облизывается и припадает губами к лопатке старшего. Язык широко облизывает разгоряченную кожу в тот момент, когда второй палец с трудом, но всё же протискивается внутрь хёна. — Сейчас ты мне вовсе не хён. Мои пальцы в тебе. В голове слышатся нотки язвительности, ведь Юнги-хён, был одним из самых принципиальных в группе, который мог посоревноваться даже с Джином в принципиальности. Как только макнэ нащупал нужное место, то специально перестал его касаться, продолжая удерживать светловолосого в своём плену. — Что сделать, милый? — Чонгук с головой погрузился в мир удовольствия, ведь только сегодня он ощущал это на себе, выстанывая имя хёна и захлёбываясь эмоциями. — Так? Пальцы согнулись и мастерски точно проходятся по комочку нервов. — Ты так прекрасно стонешь, -Чонгук судорожно вздыхает и прикусывает бледную кожу. — Тебе правда нравится? — Ты недооцениваешь хёна, таким бы я тебе тоже понравился, — Юнги начал с большим самомнением, но сам же рассмеялся. А потом передёрнул плечами, недовольно шипя. Чем больше макнэ ограничивал его, тем сильнее хотелось сопротивляться, но старший подавил в себе этот порыв, кусая губы. — Я заметил, что любишь, котёнок. Дразниться, — он приоткрыл рот от лёгкой, пусть и навязчивой ласки на коже, но изумлённо замер, тяжело задышав. Тесно. Внутри него должно быть слишком тесно, чтобы дать Чонгуку свободно двигать своими магическими пальцами, а Юнги ещё и невольно сжимался вокруг них. Может быть именно поэтому младший замер, перестав проходиться по особенно чувствительному месту внутри? Или макнэ настолько вошёл во вкус с издевательствами над перевозбужденными хёнами? — Неправда. Я хён, в котором пальцы его любимого макнэ, — дыхания едва хватило на пару фраз, и Юнги сорвано простонал. Ему нужно было совсем немного, податься навстречу и коснуться той точки внутри. Но Чонгук не позволял уже одним своим присутствием, заставляя только подрагивать. Хотя хотелось вертеть бёдрами и насаживаться на пальцы, как недолжно вести себя хёну. Но Юнги был без ума от Чонгука сейчас и всегда, и это его полностью оправдывало. — Так… — у него едва не закатились глаза от вспышки удовольствия. Слишком короткой, чтобы подвести его близко к краю, но достаточно сильной, чтобы хрипло попросить младшего продолжить. — Ещё, котёнок. Твои пальцы для хёна в самый раз, — он тихо простонал, наполовину требовательно, наполовину умоляюще. — Почему-то это так хорошо, мой макнэ… Звуки, что издавал хён, ласкали музыкальный слух макнэ. Он с силой закусывает губу из-за стона старшего и даже не замечает, как случайно ее прокусывает. — Нет, хён ты только тогда, когда меня нет внутри тебя, — голос звучит непозволительно мужественно, от чего самого Чонгука передергивает. — А что, если ты тоже будешь каким-нибудь зверьком? Лисёнком например. Или зайчиком. Да-да, с таким же хвостиком, как в том грязном фильме. По-моему, лисьи ушки прекрасно смотрелись бы с твоими волосами. Каждое слово брюнет сопровождал прикосновением к заветному местечку, и если бы не плотное кольцо из его пальцев на хёновском возбуждении, то старший бы уже испачкал прозрачную опору. — Как у тебя выходит делать из милых слов такую пошлятину? Не стыдно? — за этими словами бы последовал шлепок, но раз Юнги это не льстило, Чонгук начал быстро двигать пальцами внутри податливого тела. — Теперь ты чувствуешь, как мне было хорошо, хён? Я могу сделать еще лучше, — пальцы выскальзывают из тела Юнги, на последок с силой задевая простату. Макнэ слизывает кровь, что выступила на прокушенной губе и разворачивает к себе Шугу. Он делится с ним лёгким металлическим привкусом и садится перед тем на колени, заставляя светловолосого облокотиться о стенку. — Хёну же нравится смотреть на своего макнэ сверху вниз? — лепечет брюнет и смотрит прямо в глаза Юнги, когда его язык скользит от самого основания и до верхушки, обхватывая ее губами. — Тогда не забывай называть меня хёном, когда мы не наедине… Иначе я подумаю, что ты хочешь в меня в тот момент, — Юнги и раньше ругал макнэ, когда тот опускал обращение, но теперь он мог сделать ему особенное наказание без права отказаться. — Ушки я бы мог надеть для тебя, котёнок. А вот хвост нельзя, — он возмущенно засопел и вжался грудью в стенку, почти соскальзывая с пальцев младшего, чтобы затем вогнать их внутрь размашистым движением. — Только не хвост, иначе хён будет слишком отвлекаться от своего котёнка. Плотно сжатые пальцы на его плоти не давали выпустить наслаждение или с силой насаживаться на чужие пальцы, которые ощущались чем-то до боли необходимым, с лёгкой тянущей болью и острым удовольствием. Он мотнул головой, отрицая стыд, но позорно вскрикнул от удара по ягодице. И ещё раз, когда почувствовал внутри пустоту. Чонгуку срочно нужно было вернуться обратно в его тело, Юнги не хотел и слышать ничего другого. Но за поцелуй он простил макнэ, зализав его израненные губы и мокро отвечая на короткую ласку. Старшему было сложно сконцентрироваться на чем-то кроме своей разгорающейся эйфории, ведь макнэ больше не сдерживал его, сдавливая возбуждение. Поэтому он смотрел вниз горящими глазами, настойчиво гладил плечи Чонгука и тянул его за волосы, подталкивая ближе. Открыть свой горячий рот, обхватить губами кончик плоти, дразняще гладя его языком. Пошло втянуть щёки, когда Юнги несильно подался бёдрами вперед. — Нравится. Мой котёнок такой красивый, когда хён у него во рту, — слова давались ему с трудом, а грудь тяжело поднималась и отпускалась. Взгляд Чонгука показался ему покорным и любящим, любящим хёна и то, чем он занимался сейчас. И от этого в голове совсем пустело, зато в груди и ниже пояса — нестерпимо жгло. — Хотел бы я почувствовать себя здесь, — он погладил щёку макнэ и чуть надавил на кожу. Похоть в нём советовала пожелать ещё и другое. Натянуть младшего на свою плоть, чтобы до горла, и, не позволяя отстраниться, почти не давая дышать. Но это было слишком даже для самого Юнги, просто подстёгивающая фантазия. Такая же, как измазанные белесыми каплями раскрытые губы Чонгука, его лихорадочно красные щёки и красноречиво стоящее возбуждение. Картинка накладывалась на действительность, стоило ему на мгновение закрыть глаза. Но в реальности всё было только лучше, макнэ понемногу приближался к этому идеальному образу, оставаясь пошлым и нежным перед старшим. Юнги чувственно простонал, невнятно прося своего котёнка двигаться, не стесняясь. Будто в этот момент, глядя снизу вверх на хёна и держа его во рту, Чонгук мог невинно смущаться. Чонгук всегда опускал официальность, только ради того, что бы позлить или подразнить. Только Джин был в этом плане неприкосновенен, ибо его принципы превыше всего. Один раз макнэ схлопотал по полной от старшего. Подзатыльник был ему обеспечен, благо рядом были камеры и избиение дальше не зашло. — Неужто сейчас хён боится стать моим зверьком? — усмехается Чонгук, проводя кончиком носа по всей длине, сверху вниз и обводит языком яички. — Как пожелаешь, хён, — Чонгук улыбается, и встав на ноги, мокро целует Юнги. Напрактиковался он будь здоров. Всё-таки схватывает всё на лету. На последок чмокнув хёновские губы, тот вернулся обратно, на своё место. Как и хотел Юнги, Чонгук захватил верхушку возбуждения хёна, пропихивая ее сначала к одной щеке, потом ко второй, давай возможность изучить себя изнутри. Раскрасневшиеся щеки хёна, его приоткрытый рот, блестящие глаза, и томные вздохи, всё это заставляло вздрагивать всем телом, всего лишь от одного вида. — Можешь делать со мной что хочешь, хён, — пока макнэ пошло облизывался, будто бы старался распробовать старшего, его рука перехватила плоть и плавно задвигала по ней вверх-вниз. Пока брюнет дал время Юнги для размышления, и сам принялся ублажать его возбуждение. Раскрасневшиеся губы обхватили плоть и рывком двинулись вниз, проводя языком по уздечке. Он смог принять хёна в себя больше, чем на половину, но не до конца. Макнэ начинает плавно двигаться, стараясь сохранять один ритм, что не очень то и выходило. — Хён бесстрашный, как и его макнэ, — Чонгук пошёл дальше и ниже в своих приставаниях. Пусть он и не дал подольше насладиться своим горячим ртом и неверно понял его желание, вдруг вскочив на ноги. Но как Юнги мог отказаться от поцелуя? Мокрого и с юрким языком макнэ, пока старший мог безнаказанно сжимать чужие бёдра и щипать ягодицы. Поэтому он не ожидал, что Чонгук встанет на колени снова, послушно приоткрывая рот и скользя по длине сомкнутыми губами. Таким можно только любоваться, вздыхать влюбленно и гладить мягко щёку макнэ, сквозь которую отчетливо чувствовалась твердая плоть. — Мой хороший котёнок… — Юнги уделил внимание и второй щеке, очерчивая самого себя пальцами. Желать будто стало совсем нечего, ведь макнэ уже стал безупречным в ублажении. И старший бы отстал, обнял его за талию, несдержанно целуя, и довел бы до разрядки рукой, не особенно рассчитывая на большее. Но Чонгук заставил передумать, крепко ухватиться за его волосы и со сдавленным стоном смотреть, как плоть исчезает в плену горячего рта. Проникая глубже и будто без большого труда входя до половины. — Хён придумал желание, котёнок. Хочу, чтобы ты отымел свой сладкий ротик членом хёна, — Юнги ласково и осторожно потрепал его по волосам, но легко толкнулся во влажное тепло. — И котёнок должен трогать себя, не сдерживаясь. Ведь моему макнэ тоже должно быть приятно…, а хён хочет послушать, как ты будешь стонать с его плотью глубоко во рту, — пошло облизнувшись, Юнги плавно потянул голову Чонгука к себе, останавливаясь на половине длины, а потом выпустить её изо рта до самой головки. И снова, помогая держать медленный ритм. Чонгук чувствует, как пальцы хёна очерчивают свою плоть через его щеки, от чего мурашки пробегают по спине и макнэ невольно задумывается о том, сколько времени они уже провели здесь. Младший слышит чертовски грязные слова, что заговорчески произносит Юнги и от этого гортанно стонет, посылая разряд вибраций по возбуждённой плоти. Брюнету кажется, что он не сможет осилить всё возбуждение хёна, но старший путает свои пальцы в чонгуковских волосах и сам медленно толкается внутрь. Макнэ слегка морщится, не ожидая такого напора, но старается расслабиться. Он совсем забывает о «приказе» хёна, ласкать свою плоть, но как только ему удаётся расслабить глотку и толкаться Юнги глубже, то горячая ладонь ложится на не менее горячую плоть. Пальцы плотно обхватывают твердое возбуждение и плавно скользят в такт движениям Шуги. Эти цепкие пальцы, что держат Гука за затылок, что направляют и полностью владеют младшим, сводят того с ума. Он стонет, практически скулит, когда практически не остаётся воздуха и дышать становится невозможно. Ему нравится подчиняться. Только Юнги. Он его. Только его и ни чей больше. От первого же стона Юнги почувствовал слабость в коленях и ласково погладил котёнка по волосам. Вибрация отдавалась не только по чувствительной плоти, но и по всему телу, щекоча нервы. И, безусловно, хотелось не отпускать Чонгука вовсе, чтобы стоны удовольствия или протестующие стоны постоянно терзали их обоих. Он долго не позволял младшему остановиться и сделать передышку, крепко держа его за волосы и толкаясь осторожно в своем ритме. Глубже, чем стоило бы с почти невинным макнэ. И медленнее, чем нужно для быстрой развязки. Юнги к своему сожалению не мог слышать, с каким влажным звуком возбуждение скользит во рту макнэ, ему мешал шум воды и в ушах. Зато он мог наслаждаться сладкими приглушенными звуками и смотреть, не отрывая взгляда от покрасневших от трения, припухших влажных губ. От румянца не только на щеках, напряженных плеч и, наконец, двинувшейся руки, которая послушно потянулась к плоти младшего. — Умница, котёнок. Ты ведь уже совсем твердый от того, что хён входит в тебя? — он дышал тяжело, но не настолько, как макнэ. Казалось, что у того сейчас слезы на глазах выступят от недостатка воздуха и жгучего ощущения принадлежности хёну. — В прошлый раз ты смог кончить, когда делал хёну приятно, котёнок. Сможешь сделать так ещё раз? Или хён должен помочь тебе? Ах да, ты ведь не можешь пока ответить, — Юнги тихо хмыкнул, продолжая плавно вбиваться, пока не почувствовал, как на него накатывает тягучая волна удовольствия. — Прости, хён должен беречь тебя, но слишком хорошо… — он хрипло простонал, больно дергая Чонгука ближе и последнюю пару толчков делая несдержанно резкими, пусть и не до опасного предела глубокими, прежде чем позволить макнэ отстраниться. И нежно водить пальцами по его волосам и испачканному немного лицу, пока котёнок пытался надышаться вдоволь. — Мой макнэ… Сейчас бы пригодилось зеркало, чтобы ты мог посмотреть на себя. Такой трогательный и открытый, — пальцы с нажимом провели по истерзанным губам, пока Юнги старался вспомнить, как мог жить без этого. Чонгук вновь стонет, рассылая миллионы мурашек по телу Юнги, от чего сам подрагивает. Больше всего макнэ нравились ужасно пошлые хлюпающие звуки, которые получались в результате их совместной работы. Ему бы хотелось сказать, что хён может быть смелее. Но тому это не нужно, ведь Юнги сам начинает двигаться резче и глубже, от чего Гук хочет в один момент остановить старшего, ведь на глазах уже наворачиваются слёзы, но всего-навсего кладёт одну руку на бледное бедро, в то время, как вторая рука бессовестно скользит по своему возбуждению. Брюнет чувствует сильную хватку на своих волосах и болезненно стонет, когда Шугу прошибает оргазм и тот изливается младшему на лицо, всё-таки оставляя вкус семени и во рту. Чонгук кашляет от переизбытка кислорода, ведь воздух наконец поступает как надо, и сжимая свою плоть, опирается рукой о кафельный пол. Удовольствие накрывает макнэ с головой, из-за чего тот стоит на четвереньках, изливаясь на пол. — Юнги~ — имя пропитано удовольствием и обожанием, в тот момент, когда Чонгук чуть ли не лежит на полу и не может поднять взгляд на хёна. Поначалу Чонгук вовсе не выглядел так, будто ему понравилось. Он закашлялся, собственное горло предавало его, не давая вдыхать спокойно, а колени совсем ослабли. Весь испачканный и немного униженный этим — Юнги успел почувствовать укол вины за то, что так измучал своего макнэ, до боли стёр ему губы, и не сделал для него чего-то похожего, сильного и откровенного в ответ. Когда Чонгук убрал руку с его бедра, старшему захотелось срочно поймать его за запястье, прижать к себе и на минуту полюбоваться следами на его лице, пока они не стали неприятно высыхать. Но он почти с удивлением увидел другое. Как макнэ выгнулся, опираясь одной рукой в пол, а второй продолжая послушно ритмично двигать. До тягучего стона и капающих на кафель капель, попавших так далеко, что Юнги мог их видеть у своих ног, прежде чем всё смыла вода. Чонгук не стал подниматься, поэтому старший спустился к нему сам. Приподнимая голову макнэ за подбородок и заставляя посмотреть на себя. — Как ты, котёнок? Не прячь от хёна взгляд, — он огладил костяшками пальцев его линию челюсти и мягко повел по шее. — Даже если плохо или больно, смотри только на хёна. И хён всё сделает для тебя, котёнок. Тело стаптывают табуны мурашек и Чонгуку хочется скулить, как скулят маленькие щеночки, и свернуться калачиком возле ног своего хозяина. Хозяин Чонгука — Юнги. Абсолютно полноправный. Гуки пытается перевести дух, всё ещё судорожно сжимая успокаивающуюся плоть. Его глаза следят за тем, как бледные пальцы приближаются к его лицу и скользят по разгорячённой коже. Голос хёна звучит так ласково, успокаивающе, и… любяще? Губы макнэ кривятся в непонятной улыбке и он наконец может говорить. — Такими темпами я привыкну к тому, что я животное и буду звать тебя хозяином, — голос охрипший, ведь горло нещадно пострадало, и младший уже думает, как будет перед менеджерами отмазываться, а сам брюнет до чертиков напряжён. В какую-то секунду может показаться, что это ирония или же осуждение, но, — Но я не против. Чонгук наконец решается взглянуть на своего хёна. Он поднимает взгляд и вновь влюбляется в него. Макнэ нужно всего долю секунды, что бы превратиться из похотливого Чон Чонгука, в невинного и любящего Гуки. Его лицо украшает его «детская» широкая улыбка, от чего даже кажется, что в душевой стало светлее. Гук сам не знает, что на него нашло, но он кидается на шею старшего, обнимая так крепко, что кости спокойно могут стать фаршем, а затем, Чонгук втягивает в сладкий, тягучий поцелуй, как бы благодаря за доставленные эмоции и разрешение его любить. Слова севшим и немного хриплым голосом звучали почти осуждающе, вкупе с его вымученной улыбкой. Но Юнги одернул себя — конечно, он ведь совсем измучал Чонгука за оба раза близости, разве стоило ждать от него расслабленного блаженства сразу? Да макнэ вряд ли на ноги мог сам подняться в этот момент, или даже смыть с лица липкое семя. Поэтому старший взглянул на него благодарно, влажными пальцами стирая свои следы со щёк. — Не против, что хён будет любить тебя, как умеет? Тайком и иногда грубовато… — он повел ладонью по чужой спине, как бы прося прощения, но замер, поймав взгляд своего котёнка. Взгляд, сменившийся с задумчивого на сияющий, от которого сердце ускоряло свой ритм сильнее, чем от самых пошлых вещей, что они творили вместе. — Гуки, иди ко мне, — макнэ и дослушать не успел, как набросился на него с душащими объятиями. Совсем не болезненными, по сравнению с тем, что пришлось вытерпеть Чонгуку, но доводящими до головокружения и рвущегося изнутри счастливого смеха. Тихого, куда-то в висок младшего, прежде чем улыбка макнэ коснулась его губ и затянула в мягкий поцелуй. Юнги будто забыл всё, что умел. Просто нежно ласкал чужие, но принадлежащие ему по праву хозяина, губы. Осторожно, как в первый раз, пробовал их языком, не в силах насытиться. И не отпускал Чонгука из крепких, хотя не сдавливающих объятий, не замечая холодного пола и текущей в душе воды. Только своего котёнка. — Мой любимый макнэ, — Юнги так и не смог оторваться от младшего и дышал в его губы. — Хён так счастлив быть с тобой, — проводили ли они время просто рядом или открывали для себя друг друга, только Чонгук имел значение. — Ты самая большая драгоценность хёна, — единственный в своем роде и единственный для Юнги. Надолго из головы старшего пропали мысли обо всём остальном мире, оставив их с макнэ наедине, и старший не был против. Чтобы время с Чонгуком хотя бы в этот раз не омрачалось ничьим присутствием или необходимостью держать себя в руках. Позже он сможет и сдерживаться, и скрываться, но сейчас он был счастлив обо всём забыть и держать котёнка в своих руках. — Попробуем встать? Хён потрёт тебе спинку снова и поможет вытереться.