Mint

      — Слушайте, я правда понятия не имею, о чем вы, — выдыхает Чживон в трубку сотового.       — Понятия он не имеет, — шипит на него голос из динамика, — ты мне зубы не заговаривай, паршивец. Украл у меня кота, и еще дураком прикидывается.       — Да какой, к черту, кот? — голос у Чживона после пробуждения хриплый и кажется, будто вот-вот перейдет на рык. Он прикрывает глаза, пытаясь собраться с мыслями и все-же понять что вообще происходит.       — Послушайте, вы наверняка ошиблись номером. Нет у меня никакого кота. Всего доброго.       Он собирается уже нажать на кнопку сброса, как мужчина разражается криком, норовящим сорваться на тонкий, нервный визг:       — Не смей класть трубку, Ким Чжи-…       Но палец проходится по красному кружочку на экране — и вызов завершен. Только потом Чживон замирает и долго смотрит на телефон: номер неизвестен, и перезвонить он не сможет. Узнать откуда этому чудаку с котом известно его имя — тоже. Постояв так с минуту, Чживон решает, что «к черту эту муть» и валится обратно на кровать, кутаясь в пуховое одеяло и зарываясь головой в подушки. Полуденное солнце пытается пробиться через плотные бордовые шторы, но в комнату попадает лишь приглушенный красноватый свет; мебель, загромождающая спальню, куча лежащих на полках, столе и прикроватной тумбочке безделушек, коллекция кепок, снэпбеков и шапок на верхней подвесной полке рядом со столом, разбросанная тут и там одежда и так же беспорядочно разбросанные по полу листы с лирикой, — все погружено в теплый, мягкий и уютный мрак. Чживон не любит, когда солнце светит слишком ярко, не любит то, как суетливо, серо и бесстрастно город выглядит днем. Поэтому огромные окна спальни почти всегда спрятаны за гладким сатином и открываются только навстречу ярким, бесконечным огням ночного города.       Чживон собирается проспать до самого вечера, и ему наверняка будут сниться самые дурацкие сны, какие только могут быть. Ну и отлично, так ведь интересней. Только вот за несколько часов до заката царящую в квартире тишину разрывает жужжащий голос звонка, и Чживон решает, что встанет только если позвонят еще раз. К его великому огорчению, незваный гость снова нажимает на проклятую кнопку у Чживоновой двери, и хозяину квартиры все-же приходятся заставить свое тело перейти в вертикальное положение и погрузить ноги в мягкий ворс ковра.       Гость слышит за дверью шаркающие шаги, поправляет на себе одежду и переминается с ноги на ногу. Дверь наконец-то открывается и в него упирается рассредоточенный взгляд из-под полузакрытых еще век.       —Я…Я… — парень запинается, делает глубокий вдох, — Меня зовут Ханбин, —произносит он и снова погружается в смущенное молчание.       — Ну, здравствуй. Чем обязан? — нетерпеливо выдает Чживон, все еще заспанный, лохматый и больше всего на свете желающий вернуться в постель.       Парень, представившийся Ханбином, торопится продолжить:       — Можете уделить мне минуту? Мне нужно задать вам один вопрос, — он тяжело вздыхает и опускает взгляд в пол, прикусывает губу и, прикрывая глаза, морщится, — Как бы глупо он не звучал, просто ответьте на него.       — Ну? — снова торопит его Чживон.       По виску Ханбина стекает капелька пота и он стирает её чуть дрожащими пальцами, после чего на мгновение прикладывает холодную руку ко лбу, будто пытаясь её прохладой снизить внезапно подскочившую температуру.       — Дело в том, что вы кое-что у меня украли, — Ханбин собирается продолжить, но не успевает.       — Господи, ещё один, — закатывает глаза Чживон и ерошит слегка вьющиеся волосы, — У тебя то я что украл?       — Это сложно объяснить. Прозвучит ужасно, ужасно глупо, но, скажем так, вы украли у меня сердце. Не могли бы вы, пожалуйста, его вернуть? — выпаливает Ханбин скороговоркой.       Чживон наконец-то разлепляет веки и осматривает этого странноватого Ханбина; то, что тот говорит, звучит, прямо скажем, чудно́, и одет он тоже странно: на голове синяя шапка набок, на шею намотан теплый шарф в клетку, под джинсовой курткой — мятая белая футболка, и ко всему этому шорты цвета хаки и новенькие конверсы. С виду примерно одного с ним возраста, может быть чуточку младше. На первый взгляд обычный парень с необычными вкусами в одежде. Только есть в его фигуре какая-то изящность, и даже стоит он по-особенному грациозно: «Танцор, наверное» — думает Чживон.       Пауза затягивается, и парень, который Ханбин, кажется, собирается с духом и смотрит Чживону прямо в глаза — теперь ужасно серьезно и решительно; его губы плотно сжаты, а тонкие пальцы левой руки теребят рукав куртки.       — Просто ответьте и больше ничего не спрашивайте, — говорит Ханбин севшим, но теперь более спокойным и ровным голосом.       Чживон шмыгает носом и не сдерживает смешок; нет, ну что за сумасшедший день: то его в краже кота обвиняют, но к нему прямо домой заявляется паренек, который, по сути, в любви признается. Мило, конечно, и смешно, но тут наверняка какой-то подвох. Не бывает ведь так, чтобы раз! и ты украл чье-то сердце; а этот кто-то находит тебя, с порога тебе об этом заявляет, да еще и таким чудаковатым образом. При этом не зная тебя совершенно. «Мало ли какие чудаки на свете бывают?», думает он и решает, что надо бы поскорее закончить этот разговор, если хочет все-таки выспаться.       — Сердце тебе вернуть, говоришь?       — Да, будьте так добры, — отвечает Ханбин, сохраняя полную серьезность во взгляде и прибавляя голосу уверенности.       — Что-ж, возвращаю, — пожимает плечами Чживон и собирается уже захлопнуть дверь, но замирает при виде совершенно неожиданной и, право, по какой-то необъяснимой причине завораживающей реакции гостя.       На губах Ханбина расцветает самая прекрасная улыбка из всех, что видел Чживон; на щеках появляются милейшие ямочки, а глаза светятся неподдельной радостью, будто у ребенка, которому пообещали, что совсем скоро он сможет раскрыть все-все тайны Вселенной, сможет повстречаться с древними мумиями в египетских пирамидах и почерпнуть знания мудрейших из пустынных кочевников, перенестись в мир прекрасных принцесс и доблестных рыцарей, сразиться с драконом и, конечно же, его победить, а потом побывать в безграничном, прекрасном космосе и поймать самую красивую звезду. Вот же: в Ханбиновых глазах отражаются бескрайние пески Сахары, сверкающие в багряном свете заката, в них играет пламя сказочного дракона и завораживающее сияние красного гиганта. Но это видение длится всего лишь мгновенье, и Чживону наверняка только показалось, ведь глаза у Ханбина темно карие, лишь немного светлее чем его собственные. Никакого красноватого сияния в них, конечно же, нет совершенно.       Тут Ханбин на полном серьезе выкрикивает «Спасибо!», и в тоне его слышна совершенная искренность — что еще сильнее удивляет Чживона, и ему в голову приходит мысль: «А что, если этот чудесный персонаж как-то связан с утренним звонком?».       — Слу-у-ушай, — тянет он, — а ты случайно не — …       Но вопрос повисает в воздухе: тот, кому он был предназначен, уже несется вниз по лестнице, ловко перепрыгивая через ступеньки, и все, что остается от его присутствия — легкое дуновение мяты и цитрусовых.