Романс на двоих

- Ваня! Поторопись! - Брагинский поморщился от внезапного и немного зычного оклика Саши. - Что на этот раз, мой дорогой братец? - Империи после таких слов вовсе никуда не хотелось идти. - Ты что, забыл? Да я тебе сейчас голову оторву, если не вспомнишь. Иван всем видом показывал — давай, соверши задуманное, я буду только рад. Александр только горько сплюнул и сказал: - Нам к Николаю Александровичу надо, и как можно быстрее. - Да что такого важного случилось?!- в нетерпении воскликнул Российская Империя, уже в самом деле ничего не понимая. Александр Брагинский ничего не стал объяснять, просто схватил Ивана за руку и потащил вниз. Последний возмущался как мог, приводил аргументы, которые могли бы его спасти от похода к императору. Однако, создавалось впечатление, что его брат это специально игнорирует. - Ты можешь наконец сказать, что происходит? - тихо и злобно прошипел Иван, когда они ехали по направлению к дворцу. - Недавно из северной экспедиции вернулся один мой знакомый... Прошу, не смотри на меня так, - Саша мягко улыбнулся, когда увидел чуть ли не испепеляющий взгляд России. - Так вот, его награждают. И поэтому Николай Александрович попросил нас обоих присутствовать на этом событии. Мне уже не терпится его увидеть... - Ты хоть скажешь, как его зовут? - Приедем - познакомлю. Империя надулся. Мало того, что его оторвали от дел, так ещё и против воли заставили ехать на награждение неизвестно кого. Покосился на своего старшего брата: тот подставил своё немного бледное лицо солнцу, и при этом блаженно улыбался. На его лице очень редко играла улыбка: сколько помнил, на его губах постоянно были либо оскал, либо всевозможных оттенков усмешка. Сейчас Ивану хотелось испортить Саше настроение, чтобы как-то отомстить за потерянное время. - Будешь недовольным - вернёмся домой и я размажу твоё выражение по стенке, - пригрозил Александр, когда они уже приехали на место. На что Империя показал язык в ответ. Хотя справедливость была не на его стороне: Саша отвесил тяжелый подзатыльник, отчего Иван практически споткнулся и проехался носом по мраморным ступенькам. Империя хотел начать ругаться и кричать на своего брата, но как вдруг заметил с Николаем Александровичем человека (они о чём-то переговаривались), захотелось опять спросить у Саши, кто он, но брат каким-то мистическим образом оказался рядом с неизвестным и даже обрадованно пожимал тому руку. Увидев это, Брагинский ощутил укол зависти и... ревности? - Александр Васильевич, я хотел бы познакомить вас с моим братом, - Ивану пришлось спрятать свои чувства и выдавить непринуждённую улыбку, параллельно ощущая на себе гневный взгляд. Сам Империя уже представлял, как подставит подножку и как Саша полетит вниз по ступенькам. - Приятно познакомиться, - чересчур сухое рукопожатие. Иван почувствовал огрубевшую кожу руки. Названный Александр Васильевич кивнул, давая понять, что ему приятно увидеть брата своего друга. Через некоторое время троица ушла вперёд, а Империя поплёлся сзади, размышляя, почему Саша молчал об этом человеке. Исподлобья взглянув на брата, тот заметил, как тот счастлив от общения со своим тёзкой. В эту же секунду Иван вновь ощутил укол зависти. И причём сильный. Поджав губы, он сделал над собой усилие и старался себя вести так, как он делал это обычно. Едва приём был окончен, Иван поспешил уйти, оставив своего брата наедине. Саша только был рад этому, ведь Колчака он вообще не мог поймать и поговорить обо всём на свете. Быстро взглянув туда, где стоял его завистливый брат, Брагинский усмехнулся сам себе - и тут же ухмылка испарилась от столкновения с лёгким налётом осуждения в серых глазах. - Ну что ты так с ним? - осуждение даже проскользнуло в голосе. Саше показалось, или у его друга во взгляде играли хитрые искорки? - Ничего с ним не станется, Александр Васильевич, - на лице Брагинского вновь заиграла ухмылка, но более дружественная. - Позлится, от зависти перебесится, и всё будет хорошо. Настроение у мужчин улучшилось, и они пошли к лестнице, ведущей на улицу. Саша радовался жизни, как ребёнок, ведь рядом шел его близкий друг и в такие моменты он специально забывал о том, что Колчак — простой смертный. - Как бы я хотел с тобой поехать туда, или же в новую экспедицию,- мечтательно протянул майор Брагинский. - Но меня держат здесь, будто заранее угадывая мои замыслы на побег. Александр Васильевич улыбнулся краем губ, поддерживая разговор, начатый Сашей. Он видел, как его близкий знакомый был счастлив. Да и самому Колчаку было приятно находиться в обществе человека, который работал в Уголовном сыске. Брагинский при первой же встрече никогда не внушал доверия, все пытались (или даже старались) обходить его стороной. Вечно угрюмый и мрачный, Александр не отличался дружелюбием, постоянно язвил. Сарказм с иронией были верными его спутниками. Порой Ивану казалось, что его брат — мешок с гадюками, который только и плюется ядом налево и направо. Но когда Саша познакомился с Колчаком, он в тот момент ощутил некую привязанность к нему. Вот так, сразу. Он удивился сам себе, ведь обычно он отталкивал всех, кто к нему тянулся, повторяя одно и то же сотни тысяч раз: никогда не привязываться к смертным. Они уйдут, а Саша и Иван останутся. Сейчас дела обстояли не так, как это было раньше. С каждой новой встречей их связь становилась все крепче. А едва его друг женился, Александр страшно на него обиделся. Не сказать своему другу! Он бы бросил все дела и мигом бы оказался там, где он венчался со своей женой, которая тоже стала ему другом. Женитьба пришлась на начало русско-японской войны... но это всё равно было обидно, однако Саша вскоре понял, что Александр Васильевич не смог (или не захотел) его вовремя уведомить. Россия потом весь месяц издевался над ним, тем самым нарываясь на тяжелый характер своего брата (знал же, что лучше доводить не надо, но прекращать не торопился). Колчак недолго пробыл с супругой, отправившись воевать. А Саше до одури хотелось оказаться на Дальнем Востоке, и поддерживать друга, а не сидеть в Петербурге и заниматься рутинной работой Уголовного сыска и бегать по разным поручениям. Встречи с тезкой после унизительного проигрыша в войне сводились к минимуму... Александр был занят на своей работе, а его друг занимался наукой, и даже был в экспедициях. Но когда вдруг он возвращался, Брагинский бросал все дела и бежал к нему, едва ему передавали записку о возвращении. Софья Фёдоровна, жена Колчака, радушно его встречала. Однако в ноябре 1905 года, во время одного из визитов, Саша внезапно заметил, что у его друга залегли под глазами тени, а уголки губ опустились больше прежнего. Нахмурившись, он спросил, когда его жена вышла за чем-то: - Саша... что-то случилось? - Всё в порядке. Тебе не о чем волноваться, - Колчак старался ответить как можно холоднее, но Брагинский, проработав в сыске практически сорок лет, сразу раскусил его. - Я тебя никому не выдам. Если ты думаешь, что я растрепаю собственному брату, то этого не будет. Что случилось? - жестко поинтересовался Саша. Майор сыска увидел, как в серых глазах Колчака плескалась плохо скрываемая надежда и вера в неизвестно что. Тяжело вздохнув, сознался: - В октябре я впервые стал отцом... - он поднял руку, тем самым перебивая своего обрадовавшегося собеседника.- Но девочка не прожила и месяца... Ты понимаешь, что это значит? Брагинский захотел завыть раненым зверем, услышав это, схватился за голову. Не сдержав порыва, сгреб друга в объятия, тем самым выражая свою поддержку. Просто чтобы этот человек знал, что у него есть верный друг, которого он не бросит. И потом отстранился, понимая, что погорячился. Едва Колчак начал поправлять одежду, вдруг услышал, как его близкий знакомый затянул один из смутно знакомых романсов. В голосе слышалось какое-то отчаяние, перемешанное с бесконечной грустью и печалью: Гори, гори, моя звезда Гори, звезда, приветная. Ты у меня одна заветная; Другой не будет никогда. Брагинский, не стерпев внезапно нахлынувшего огорчения и злости на непонятно что, резко вскочил, едва не задев стоявший на столике сервиз, пожелал Колчаку крепкого здоровья и держаться из последних сил, быстро исчез. Просто ему не хотелось, чтобы его видели подавленным. Прошло каких-то несколько лет, и вновь Саше посчастливилось встретиться с Колчаком. Он в последнее время стал замкнутым и очень серьезным. Это вновь заставило Брагинского заволноваться. Иван, его брат, раздражался каждый раз, едва узнавал, что они встречались. Один раз он даже в порыве злости выкрикнул: «Да пусть поскорей он уже исчезнет!», за что получил очень сильную пощечину (щека со скулой болели какое-то время и приходилось врать по поводу появившегося синяка). - Саша, рад тебя снова видеть, - стандартное приветствие, и Брагинский со счастливой улыбкой пожимает руку своему другу. - Надеюсь, что у тебя всё хорошо на этот раз, - Колчак взглянул на него так, что майор сыска вновь заприметил те хитрые искорки, которые когда-то плясали в серых глазах. - Ну не молчи же! - Стань крестным для моего сына. Эти слова ошарашили Александра настолько, что он не хотел верить. Затем улыбка озарила лицо Брагинского - и вновь Александр Васильевич оказался в объятиях своего друга. Саша с радостью согласился. Не раздумывая. *** Майор Брагинский ненавидел войну. Пусть будут прокляты те, кто её начал. Их пути с Колчаком разошлись. Александр скрежетал зубами, понимая, что ничего не может изменить, но каждый свободный момент отсылал записки Колчаку. При помощи магии. Всё рушилось на глазах. Семья его друга бежала в Крым, вторая девочка, Маргарита, умерла при спасительном переезде в другой город. Когда подвернулась возможность, Брагинский бросил Уголовный сыск и умчался к Колчаку, тем самым принося присягу верности ставшему в 1918 году адмиралом. Стало намного легче. Но он беспокоился за Ивана, который принял совершенно другую сторону. Два дорогих человека по разные стороны баррикад - он волновался за каждого, пытался хоть что-то исправить, упрашивал брата не идти к Красным. Однако Россия отказывался от этих слов. Чувствовалось, что это было ударом в спину. В отместку Александр ещё яростней схватился за своего друга. Александр поддерживал его во всех начинаниях, практически стал его правой рукой. Несмотря на потери, он старался быть рядом с адмиралом. Брагинский чувствовал ответное доверие не только как к давнему другу, но и как к подчиненному. Дружба только крепла. Внезапно всё начало рушиться... это уже был 1920 год. Брагинский чувствовал, что надвигается беда. И с ужасом наблюдал, как его друга все бросают. Александр Васильевич предложил отход в Монголию, чтобы спастись. Наутро, вернувшись с поручения, Саша врос в пол, увидев своего друга полностью поседевшим. Его друга сдали союзникам. Брагинский потихоньку сходил из-за этого с ума. Как так могло произойти? За что так с ним поступили? Запрещали видеться. Неведение сочилось ядом на душу, металлический привкус не пропадал на губах, и каждый раз так... неужели прокусывал губы, не позволяя им зажить? Вся эта обстановка ломала его, заставляла чувствовать вселенское отчаяние. Руки дрожали, мышцы сводило безумной болью, хотелось кричать, до хрипа - затем удивляться, как он умудрился посадить голос. Они встретились еще раз - ему разрешили свиданку с Колчаком. Внутри Брагинского всё обрывалось при виде осунувшегося лица, этих пристальных серых глаз, которые уже потухли - не было в них тех задорных искр. И не выдержав какого-то внутреннего напряжения, Саша разрыдался. Ему впервые было страшно. Ему попросту не хотелось терять близкого друга. Он был рядом в последний час, Брагинского заставили присутствовать на так называемой казни. Когда заряжали оружие, тёзки смотрели пристально друг другу в глаза, прощаясь. Саша вновь прокусил нижнюю губу, но с такой силой, что струйка потекла по подбородку, и кровь успела превратиться в ледяную корочку. Выстрелы. И Колчак падает на землю. Вновь хочется выть загнанным зверем, но вместо этого он подходит к телу своего друга - того, что стал для него самым близким. Закрывая тому глаза, Александр хриплым голосом запел то, что когда-то исполнил при нём, живом человеке: - Гори гори моя звезда Гори звезда приветная Ты у меня одна заветная Другой не будет никогда...