Мне снится дождь

I dream of rain. I dream of gardens in the desert sand. I wake in pain, I dream of love as time runs through my hands. I dream of fire.

Серебристые стены многократно отражали льющийся из иллюминаторов свет, делая его ещё ярче, так что несмотря на ночную фазу суточного цикла коридоры корабля были ярко освещены. Свет наполнял гулкие коридоры, съедал все цвета. Рука Дейна стала неотличима по цвету от металлической стены, такая же розово-конфетная, и только вспышки и всполохи зеленого, пробегая по ней, выдавали объём на идеально плоской поверхности. Корабль дремал. На Королеве не поддерживали суточный цикл поскольку команда была разбита на вахты поровну, но на Северной Звезде экипаж так мал, что бодрствовать, работать, есть в разное время казалось кощунством. В двадцать три по времени Королевы основное освещение гасло, сигнализируя отбой, и до шести утра на дежурстве оставался лишь один человек, компанию которому нередко составляли кошки. В темноте светящиеся за обзорным экраном пляшущие точки становились особенно привлекательны, маленькие хищницы то и дело елозили по стеклу мягкими лапами, пытаясь их поймать. До подъёма оставалось часа четыре, в окружающей тишине Дейн особенно чутко слышал мягкое урчание систем. Под ладонью, под слоями внутренней обшивки, из самого нутра корабля ласково пульсировала минимальная вибрация, присутствовавшая всегда, как ни настраивай. Чем ближе он подходил к камбузу, тем слабее она становилась. Он проснулся в огне. Красная земля полыхала и с рёвом трескалась. Края разломов тут же оплавлялись, становились обтекающими и совсем не такими страшными, как на картинках. В эти багровые провалы проваливались дома, целые кварталы, все заполненные людьми. В каждом доме жили люди, вон там, справа от ещё заметной часовой башней школы жили бабушка и дедушка. Огонь с рёвом взметался вверх, неохотно расползался по сухой, насыщеной металлами земле, уже подбираясь к холму, на котором он стоял, а бомбы всё падали и падали, и падали. Уже третий раз за этот месяц - почти каждую неделю. Несмотря на все старания врача Тау найти безопасный блокатор или разработать надёжную технику не удавалось, а пси-связь только крепла. Теперь все четверо проецировали сны, и каждому уже пришлось покраснеть и получить свою долю подколок с утра, но в то же время они научились отличать порождения своего разума от чужого. В снах, полученных от Рипа или Джаспера Дейн не был участником, только сторонним наблюдателем. Те же, что видел Али, были особенно яркими, неотличимыми от реальности. В этот раз, проснувшись от чужого кошмара, Дейн понял, что больше уже не заснёт. Мерцающий сладко-розовый свет из-под не до конца опущенной шторки иллюминатора успокаивал. Он на Северной Звезде, в космосе, за миллиарды парсеков и два десятка лет от войны на Марсе. И всё же сжимающий горло ужас не отпускал, требовал проверить защитные экраны корабля, работоспособность систем жизнеобеспечения, найти Камила и зацеловать его всего, не доверяя даже огрубевшим пальцам, губами ощупать каждый сантиметр груди, рук и бедер, чтобы убедиться в отсутствии ссадин и страшных ожогов. Чтобы ощутить крепкий запах на смуглой коже, поворошить тёмные курчавые волоски и убедиться, что тот десятилетний мальчик выжил и находится здесь, сейчас, с ним. Идея была плохая, Торсон заранее знал какую это вызовет реакцию. Али до истерик бесило то, что приходится неконтролируемо делиться мыслями и чувствами, а если кто-то ещё и реагировал на полученную информацию помощник механика мог ощетиниться, как дикобраз, ядовитыми подколками и не разговаривать ни с кем, кроме как по работе, целыми днями. И новые более близкие отношения Дейна, скорее всего, тоже не спасут. После нескольких минут в тишине каюты, устало сгорбив длинную спину, спустив ноги с койки, он потёр лицо ладонями и собрался с силами. Отношения, а точнее полная неопределенность в них были отдельной проблемой, слишком масштабной для двух часов ночи. Натянув чистые рабочие штаны и ботинки Дейн покинул каюту и побрёл в сторону камбуза, прочерчивая путь ладонью по тёплому металлу стены. У дверей в каюты Рипа и Джаспера он прислушивался, но не услышал ничего, кроме размеренного посапывания. Ночью, в пустоте залитого фантазийным светом коридора Дейн был готов себе признаться, он надеялся, что остальные двое не воспринимали сны Камила так же ярко, так же близко, как он. Быть может связь между ним и Али была особенной. По крайней мере в том, что местонахождение их штатной язвы он чувствовал гораздо ярче, можно было не сомневаться. Сейчас ослепительная сверхновая, которой тот был обозначен в его сознании, уводила дальше по коридору, к незанятым помещениям. Маленькая команда держалась друг друга, обжив всего треть не такого уж обширного корабля, только Альфа и Омега время от времени проходились по всем каютам, топтались на голых матрасах пустующих коек, согревали крошечные пятачки стен, потираясь о них меховыми ушками. И снова возвращались в пропахшую людьми, едой и свежестью из гидропонного сада кухню. На ходу Дейн прослеживал пальцами бегущие по стене всполохи всех оттенков зеленого. На мгновение все тени в коридоре выжгла горячая белоснежная вспышка - остался только идеальный чёрный силуэт юноши на стене - и тут же исчезла, всё вокруг снова залило мягкими рассветными оттенками. Вскоре послышались переливчатые аккорды, одна и та же недлинная фраза повторялась раз за разом, перетекая сама в себя. Повинуясь ей следовал напев. Дейн не разбирал слов, знакомый тягучий голос наполнился непривычными звуками - резкой, гортанной "х" и хриплой "р". Наконец в одной из опоясанных выступами-скамейками ниш обнаружился Али. Мягкие волосы на затылке взъерошены об раму иллюминатора, ноги расслабленно вытянуты вдоль скамейки, но подрагивающие, явно с усилием закрытые глаза выдают напряжение. АйСи 434 подсветила смуглую кожу мерцающим румянцем. Зачарованный непрерывным движением пальцев по струнам незнакомого инструмента, цельнометаллического, вытянутого с каплевидным расширением на одном конце и парой колок с другой, он пропустил момент, когда музыкант открыл глаза. Вводящий в транс монотонный напев прекратился, но пощипывание струн не сбилось ни на секунду. Очнувшись, он встретился взглядом с безусловно черными в пастельном свете туманности взглядом, и пропал совсем. Дейн больше не чувствовал своего тела: ни ног, которые его сюда принесли, рук, ни лица, зато взгляд словно обрёл физический вес и расстояние, и так и висел в пустоте ниши, удерживаемый ответным взглядом. Наконец, не отводя глаз, мужчина снова запел, уже на интерлингве: - Мне снится дождь. Он ожидал найти в тёмных глазах боль, сожаление, тоску по потерянной в одночасье семье, но их там не было. - Мне снятся сады среди песков. Память о доме, о друзьях, барашки мелкой железной пыли на футбольном поле, восхитительные багряные цветы, поцелуи родителей - всё это таилось на самой глубине, выцветшее, закрытое бронёй. - Просыпаюсь от боли, - переводимые для него строки не ложились на мелодию, были слишком коротки, и мужчина вплетал в них тягучие горловые звуки. В черноте он увидел себя. Таким, как Али запомнил его всего пару часов назад, выходя из каюты. Спутанные волосы открывают загривок, украшенный бордовой меткой укуса, тонкие прядки прилипли к влажным от пота плечам и вискам, икры прикрыты только что поднятым с пола комком простыни, цепочка острых позвонков, изгибаясь из-за заткнутой под грудь подушки, сбегает вниз к ложбинке между розовых ягодиц, таких бледных в сравнении с бронзовым загаром. - Мне снится любовь. А время всё убегает сквозь пальцы. - Отпущенные струны вибрировали, распространяя звук. В округлой обшитой металлом нише с высоким, не для людей, потолком он резонировал и, казалось, окружал со всех сторон. Удовлетворение. Поверх всего плескалось удовлетворение от тяжести длинных рук на собственных плечах, удовлетворение вкусом пота, слизанного с острой лопатки, удовлетворение от смешливых складок на переносице, появившихся в ответ на ласковое обращение, удовлетворение от гладкости судорожно сокращающихся мышц, ритмично раздвигаемых проталкивающимся всё глубже и глубже членом. А из-под него понемногу проступала уверенность. - Мне снится огонь. И эта уверенность передалась Дейну. С трудом сглотнув, он пошевелил словно чужими руками и ногами. Северная Звезда беспрепятственно отсчитывала парсеки сквозь пространство, теперь удаляясь от туманности, ниша и коридор понемногу погружались в темноту. Он преодолел три шага до лавки так медленно, словно сделав десять и сел рядом, оперевшись плечом на спину, и спустя мгновение навалилось давление в ответ. Война на Марсе осталась где-то очень, очень далеко, так же как и охваченный ужасом мальчик.