Бессмертие по рецепту дедушки Андедду, или Это ты, Сидиус, должен учиться у меня!

Способная ученица держит руку крепко, Нет, не дрогнет свирепая сталь, В её маленьком сердце бьётся чёрный зверёныш, Хочет вырваться в небо, погасить её плач и печаль. Товарищи взрослые, песня для вас! Вы, забыв о расплате, грели чёрную мразь И теперь вашим головам отщитаны дни, Где девочка-снайпер кричит в каждом окне: пли! По щекам течёт кровь, Позабыть любовь, В землю огнём легли сны. Дорогие родители, вам кранты! Пилот — «Снайпер». (Собственно, та песня, под которую пришла идея для главы) Лея всегда была гениальным ребёнком, но это ей не очень помогло, когда она начала сходить с ума. Её падение начинается с улыбки. С той самой улыбки, которую видят на твоём лице твои подопытные. С той самой, от которой у бывалых воинов бросает в дрожь — ведь они видели много убийц, но убийца десятилетнего возраста для них в новинку. Падение начинается с золотых искорок, проскальзывающих в шоколадных глазах, разграющихся в полноценный пожар, когда каждый эмоциональный всплеск на шаг приближает тебя к огненной пропасти. К аду. И не знаешь, шагать в неё или нет — ведь не знаешь, будешь ли ты там демоном или жертвой. И Лея боится. Боится так, что хочет кричать, срывая голосовые связки. Каждый раз, подходя к зеркалу, красавица видит чудовище, живущее внутри неё. Этот монстр, может быть, и кажется Дарту Молу милым, а Вишейту — слишком привлекательным, чтобы гулять по ночам в одиночестве, но маленькая принцесса Дромунд-Кааса так не думает. У исчадия ада бледная, почти белая кожа, красивая фигура, длинные чёрные вьющиеся волосы и глаза цвета расплавленного золота. Лее почти четырнадцать, чудовищу, кажется, лет на восемь меньше, но оно стоит выше на ступень эволюции и на звено пищевой цепи. И девочке очень сложно побеждать его раз за разом — лишь для того, чтоб он вернулся заново. Девочка сама не помнит, когда впервые испугалась своего отражения. Она не помнит, когда поняла, что демон внутри неё гораздо страшнее тех, что живут вокруг, и даже — подумать только! — страшнее тех, которым её Учитель позволяет просачиваться сквозь барьер его души в реальный мир. Да, у Тенебри много демонов, все разные, противоречивые, стремящиеся разорвать в клочья и друг друга, и своего хозяина. Но они надёжно заперты в непроницаемой клетке математических расчётов. Падение продолжается смехом, от которого кровь стынет. Когда смеёшься Смерти в лицо, откупаясь от неё ещё одним изуродованным трупом. Когда вырываешь противникам сердца и наблюдаешь, как алая кровь стекает с пальцев, пачкая пол, твою одежду и то, что осталось от твоих жертв. И Лея боится, что её демон, пусть и единственный, вырвется наружу и уничтожит всех, а она, забывшись, будет смеяться и слизывать ещё теплую чужую кровь с пальцев. Падение продолжается шёпотом, ударяющимся о ментальные щиты изнутри и гулко вибрирующим где-то глубоко внутри, там, где раньше было сердце. Шёпотом, который одновременно и часть души, и то, что, в теории, может её уничтожить. Скайуокер не помнит, когда в первый раз испугалась своих желаний. Когда почувствовала в очередном формальном убийстве какое-то извращённое удовольствие. Когда что-то внутри неё шептало: убей, и девочка не могла ослушаться. Потому что не хотела. Она боялась утонуть, раствориться в том монстре, который хотел взять над ней контроль, который шептал: мучай, изничтожай, заставляй умолять о смерти, убей, разорви на части, купайся в тёплой крови, сойди с ума. Но Лея, зажмурив глаза и сжав кулаки, мысленно кричала: заткнись, заткнись, заткнись, и оно растворялось в ещё тлевших в её душе крупицах Света — или, может быть, это было зарождающееся механическое самооблодание, как у Тенебри? Но уходило чудовище ненадолго, лишь до следующего утра, до следующего убийства, и тогда монстр вновь старался отвоевать позиции. Принцесса иногда — а, вернее, почти всегда — завидует Учителю. Ему, кажется, так легко удаётся казаться адекватным… Но в его случае адекватность — лишь тщательно дозируемое безумие. Он же химик — для него привычно отсчитывать взрывные смеси по капле. Идут дни, недели, года… Она становится старше, но не бояться всё сложнее. Страх перед собой и перед неизбежным падением во Тьму растёт, плетёт вокруг неё свою паутину. Её демон тихо посмеивается и ждёт, когда она устанет цепляться за привычное состояние. *** Вишейт — сам по себе монстр. Даже снаружи. И Лея уже не считает, что его можно назвать человеком. Или, по крайней мере, нормальным человеком. Алые глаза, голубовато-белая, как у утопленников, кожа, длинные седые волосы. И звериные клыки, которые он любит демонстрировать. Так и не поймёшь, улыбается, или съесть хочет. Но его принцесса не боится, именно потому, что он не прячет своих чудовищ глубоко внутри. И, наверное, потому, что он слишком увяз в науке, чтобы делать что-то безумное. По крайней мере, ей так кажется. Напротив, она иногда сомневается — а не робот ли это? Слишком бесчувственный голос, слишком отрешённый взгляд, слишком много расчётливости в каждом действии и даже жесте. Лея боится себя. Ведь как раз она способна и на безумства, и на необоснованный садизм. — Я уже несколько лет жду, когда ты скажешь. А ты боишься, но молчишь. — пожалуй, привычка подкрадываться и входить без стука в нем куда вредоноснее остальных. — Зачем? — он садится на подоконник, вытягивая на нём ноги и опираясь спиной на стену. Лея, до этого бессмысленно и безуспешно старавшаяся заглянуть в золотые глаза своего отражения без липкого страха и противных, унизительных мурашек, отворачивается от Люцифера (ему почему-то очень нравится, когда она его так называет). Хотя по этикету она должна смиренно опуститься на колено и соглашаться со всем, но им обоим плевать на условности и традиции кого бы то ни было. — Я думала, ты будешь смеяться. — бормочет она и в волнении закусывает губу. Он действительно может рассмеяться, и он имеет на это полное право — ведь Лея ведет себя по-детски глупо. Ей самой было бы смешно, если бы не было так страшно, и ей будет смешно, но только когда она сможет побороть этот глупый для ситха страх. — Ничуть. — он улыбается, но из-за показавшихся длинных клыков эта улыбка превращается в хищный оскал. Скайуокер этого не видит, но догадывается, ведь он всегда так делает, когда она говорит какую-нибудь ерунду. — Ты боишься себя… Зачем? — Я боюсь упасть в бездну. Он тихо смеётся и говорит: — Я поймаю. Лее кажется, что он постоянно обманывает её на счёт того, что она ему безразлична. Девочка обещает себе не бояться, но прекрасно понимает, что у неё не получится. А Вишейт знает и об обещании, и о вероятности его исполнения. Придется идти на крайние меры. И нельзя сказать, что ему не хочется этого делать. Он думал, что она будет умолять его о том, чтобы этого не делать. Но принцесса лишь бесстрастно кивнула и тихо спросила: — Когда? Император пожал плечами и ответил: — На этой неделе. *** Маленькая девочка кривит губы в попытке изобразить доброжелательную улыбку, но получается кровожадный оскал. — Ну здравствуй, папа… Определённо, падение находит своё логическое завершение в убийстве тех, кто был когда-то дорог. Когда ребёнок перестаёт быть ребёнком и становится чудовищем. *** « — Из расследования следует, что в убийстве участвовал хоть один джедай или тот, у кого есть световой меч. Но выявить личность невозможно — отпечатков пальцев и прочих улик нет.» « — Чудовищное убийство Бейла и Брехи Органа, правящей Альдераанской четы, всколыхало всю Империю. В этом подозреваются повстанцы и джедаи, но точные данные отсутствуют ввиду явного профессионализма убийц (ы) не оставившего (вших) улик» Объявлений было много и все они говорили об одном — о джедаях. Оби-ван устало потёр глаза. Ему-то как раз всё было ясно: у ситха, который не Сидиус и не Вейдер, появился ученик. И, наверное, даже понятно, кто. Вернее, совершенно понятно, кто: неизвестный убийца сейчас содержался в трюме корабля мон-каламари, в компании исаламири и Айрена Кракена. Надо спуститься вниз и понаблюдать за допросом. *** — Значит, вы утверждаете, что совершили это убийство не по своей воле. — Да. — Лея гладила ящерицу, которую, по-идее, надо по-быстрому убить и сбежать, и старалась выглядеть заплаканной, запуганной и несчастной. И, кажется, у неё получалось. По крайней мере, детектор лжи ей верил. А этот человек в повстанческой форме верил детектору лжи. — Так по чьей же? — требовательно спросил мужчина. — Не заставляйте меня говорить. Он — чудовище. Я не знаю, что он со мной сделает, если я назову его имя… — Говорите. Или вы не боитесь того, что с вами могу сделать я? — Пожалуйста… — Лея правдоподобно всхлипнула и заглянула в глаза дознателю, надеясь, что он проникнется жалобным взглядом. — Я ведь ребёнок, — горячо заговорила она. — и я ещё жить хочу. Пожалуйста, кем бы вы ни были, позвольте мне остаться в Альянсе… Умоляю… Я не хочу служить ему. Но если все узнают о то, кем я ему прихожусь… Мне не жить! — театральное искусство входило в её основные таланты. Если бы она не знала, сама, бы, наверное, повелась. — Кто? — с нажимом спросил Айрен. На то он и лучший разведчик Альянса, что его разжалобить нельзя. — Вот же… — шипит Лея. Удар, блок, извернуться, отскочить, снова ударить, как можно сильнее, всё, что было на тренировках, всё, чему она училась в уличных драках, в которые ввязывалась от нечего делать. И главное — помнить: Силой она пользоваться не может. Как и победить того джедая, который её поймал и притащил сюда. Наконец, ей удаётся открыть незапертую дверь и выбежать в коридор. Связь с Силой постепенно возвращалась. Теперь вырубить повстанца не составляет особого труда. И бежать, бежать, пока не заметили, пока не поймали. Уже у входа в ангар её ловят за рукав. Сила против Магистра не помогает, принцесса пытается вырваться, кричит, вырывается, мысленно зовёт всех знакомых одарённых… Безуспешно. В глазах темнеет, девочка оседает на пол, потеряв сознание от удара в висок рукоятью светового меча.