Приговор

      Я ненавижу свою работу.       Я ненавижу мангу в общем и сёдзё в частности, я ненавижу мангак, которые никогда не могут уложиться в заданные им сроки, я ненавижу своё рабочее место в розовых тонах, которое к концу цикла похоже на помойку с соответствующим запахом. О, я ненавижу проклятый «конец цикла», когда весь мир превращается в ад. Я ненавижу своих коллег, которые напоминают стайку смердящих зомби, или, в лучшем случае, клуб мазохистов, в который непонятно каким образом затесался несчастный я.       А больше всего я ненавижу своего начальника, Такано Масамунэ.       Он ужасен.       Это злобный и высокомерный тип, который сейчас орёт на меня.       Что бы я ни делал, он вечно недоволен, он постоянно поддевает меня, выводит из себя, заваливает сверхурочной работой без всякой на то причины, он торчит у меня на глазах почти двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, потому что, ко всему прочему, он живёт в соседней квартире.       Ах, да, чуть не забыл. Ещё я сплю с ним.       И, боженька помоги, я не могу это прекратить.       Я ненавижу свою жизнь. Иногда я действительно хочу сдохнуть.       — Почему, мать твою, рукопись Муто ещё не лежит на моём столе?! — орёт на меня Такано.       Я стою перед ним, как хулиган перед директором школы, и окидываю его самым мрачным взглядом.       — Потому что она отослала её срочной почтой, но там перепутали адрес и отправили её куда-то в Йокогаму. Рукопись будет с минуту на минуту.       Вообще-то, это было неправильное сравнение. Я всегда был прилежным учеником. Кроме того случая в библиотеке, но это была полностью его вина.       — Что с Йошикавой? — продолжает допрос мой начальник.       — Хатори будет здесь через пять минут, — всё так же мрачно рапортую я.       — А что с твоей заявкой?       — Я люблю тебя.       Я не понимаю, как это происходит. Я не в состоянии контролировать свой язык. Я вообще не в состоянии контролировать хоть что-нибудь в своей жизни. Вот Такано стоит, орёт на меня, а я смотрю на него и вдруг совершенно отчётливо это осознаю. Я люблю его. Так сильно, что хочется кричать и рвать на себе волосы. Я не хочу, не хочу его любить. Я мечтаю вырвать своё грёбаное сердце и выбросить его на свалку, я бы хотел прочистить свои мозги, я бы хотел, чтобы он исчез навсегда из моей скучной жизни, забрав с собой все мои мысли о нём. Вот уродство. Я, правда, люблю его. Самое страшное, что я не влюбился в него снова. Я, мать его, не переставал любить все эти чёртовы десять лет!       Это сказывается переутомление, или недоедание, или недосып, или переработка, или ещё что-нибудь из коллекции «пере» или «недо». Оказывается, в языке так много слов с этими приставками, я и не знал, пока сюда не устроился! Но почему-то так легко произнести эти слова. Кажется, я даже не покраснел. Вероятно, к концу цикла у меня осталось слишком мало крови в организме.       Такано на моё признание и бровью не ведёт, только продолжает бушевать.       — Это не повод отлынивать от работы! Чтобы завтра заявка была у меня на столе!       Эй, Такано, ты меня вообще слушал?       — Хорошо, — отвечаю я.       У меня не только крови не осталось. Кажется, у меня не осталось ни стыда, ни нервов, ни мозгов. Ничего у меня не осталось. Кроме Такано.       — Да, и по поводу... — опять принимается он, но тут до него, видимо, доходит, он обрывает самого себя на полуслове, и переводит на меня изумлённые глаза. — Что ты сейчас сказал?       Ого. Если бы я знал, что это идеальный повод его заткнуть, раньше бы признался.       — Э-э-э... Я сказал, что рукопись Муто-сэнсэй скоро прибудет, Хатори-сан едет сюда с работой Йошихавы-сэнсэй, потом я признался тебе в любви, и сказал, что завтра заявка на новую мангу Сато-сэнсэй будет у тебя на столе.       Такано замер. Кажется, в этот раз я действительно его сделал. На его бледном усталом лице читается какая-то непередаваемая гамма эмоций — от гнева и удивления до абсолютного восторга. И этот взгляд... о-о... я слишком хорошо знаю, что значит этот взгляд...       В мгновение ока мой мерзкий начальник хватает меня и тащит прочь из отдела. Всё, что я успеваю увидеть перед тем, как невероятным образом оказаться в комнате с кулером и кофейным автоматом, это как Киса машет дрожащей рукой нам на прощание. Я издаю какой-то полуистеричный смешок. Я ведь даже не заметил его под завалами на столе.       Я не успеваю опомниться, как меня уже пригвоздили к стенке. Такано отрезал мне путь к бегству, уперевшись в стену руками по обе стороны от меня. Нет, так просто нечестно! Он же сильнее, я при всём желании не могу вырваться!       — Повтори! — требует Такано, глядя мне в глаза.       — Про заявку? — лепечу я.       — Сам знаешь про что! — едва ли не рычит он.       — Я люблю тебя, — повторяю я, чувствуя, как у меня начинают гореть щёки.       О, кажется кровь в моём организме всё-таки осталась!       Я его люблю. С ума сойти! Такое облегчение. Чувствую себя серийным убийцей, признающимся в своих преступлениях. И вообще, кто бы знал, что после двенадцати часов работы так просто признаваться в любви.       Он продолжает молча смотреть мне в глаза. Такано так долго хотел от меня это услышать. Возможно, он в шоке. Вообще-то, я тоже в шоке. Просто я очень устал. Я больше не могу скандалить, вопить и убегать. Я действительно очень, очень сильно устал.       — Что тут непонятного? — в конце концов взрываюсь я. — Люблю я тебя, говорю... Сам не пойму, за чтооо.... ммффф.....       Такано вжимает меня в стену с такой силой, что мне кажется, что сейчас мы её проломим. Ну, по крайней мере, мои рёбра точно не выдержат. Его губы накрывают мои, его руки, кажется, везде, его горячие прикосновения жгут мне кожу даже через одежду, и мне не остаётся ничего другого, как отвечать на его ласки.       Я уже говорил, что он сильнее, да?       И я действительно люблю его.       Гадство.       Я не знаю, сколько это продолжается, но Такано отрывается от меня также внезапно, как и набросился.       — Я уж думал, поседею, пока дождусь от тебя признания.       — Ну... э-э-э... — о, кажется я вхожу в норму, снова начал заикаться и не знаю, что сказать.       Нет, знаю. Хочется снова признаться ему в любви. Что за чертовщина? Ха, стоило мне начать, теперь я не смогу остановиться! Я прикусываю себе язык, чтобы снова не сказать «я люблю тебя». Я начинаю бояться самого себя. Возможно, в ближайшем будущем Такано сам будет умолять меня заткнуться.       — Эй, Онодера, — его будто бы озаряет, и он окидывает меня подозрительным взглядом прищуренных глаз, — это ты что, специально сказал, чтобы время сдачи заявки потянуть?       — Ты дурак, что ли? — возмущаюсь я.       — Да ладно, шучу я, — смеётся Такано, взъерошивая мои волосы.       У меня есть подозрение, что у него фетиш на мои волосы.       — А что, это сработало бы? — интересуюсь я.       — Нет, — ухмыляется Такано.       А потом он снова подаётся вперёд и обнимает меня.       — Спасибо, — шепчет он, и целует меня куда-то за ухо.       Я же говорю, фетиш.       Всё это, конечно, чудесно, кроме...       — Эм... Такано-сан? — пытаюсь отлепить его от себя. — Мы на работе, знаешь ли.       — О, точно, работа, — Такано будто просыпается и, отстранившись, тащит меня в обратном направлении, — да, нас ждёт сегодня много работы.       Я, как обычно, не успеваю за его мыслями. Что, чёрт возьми, у него на уме?       Когда мы возвращаемся в отдел, я уже не хочу признаваться ему в любви. Я хочу оторвать ему голову.       Начинается всё с этого:       — Садись и пиши заявку.       — Но ты же сказал... — пытаюсь я протестовать, но Такано прерывает меня, властным жестом передавая мне кипу раскадровок.       — И ещё проверь эти проекты.       — Ты, вообще, в своём уме?! — вскипаю я.       Но он не обращает на меня ни малейшего внимания. Он переключается на вошедшего Хатори.       — Эй, Хатори, если у тебя есть какие-то поручения к Онодере, давай их сегодня.       Мои глаза непроизвольно округляются. Я просто онемел. Неужели этому человеку я признавался в любви пару минут назад?       Он просто чудовище.       — Почему? — удивляется хмурый Хатори.       — А у него завтра отгул, — как ни в чём не бывало отвечает Такано.       Кажется, мои глаза округляются ещё больше. Я подлетаю к своему начальнику и оттаскиваю его подальше от коллег.       — Какого хрена? — перехожу я на шипение. — Ты что несёшь? Какой ещё отгул?!       Такано странно смотрит на меня, а потом его губы растягиваются в ухмылку, от которой мне хочется застрелиться.       — Дурачок, я же о тебе забочусь, — он наклоняется ближе ко мне и мурлычет мне на ухо: — Ты же завтра не будешь в состоянии встать с кровати.       Я на деревянных ногах шагаю к своему столу, падаю в кресло и роняю голову на кучу непроверенных раскадровок.       — Ри-тян, — слышится справа от меня хриплый от усталости голос Кисы, — а почему ты признавался Такано-сану в любви?       О, господи.       — Потому что я его ненавижу!       — Аааа... — понимающе протягивает Киса, — ясно.       Мне уже всё равно, что он подумает обо мне и Такано. Я слишком устал, чтобы забивать себе этим голову. Меня ожидает хренова куча работы, и, по всей видимости, бессонная ночь в компании с моим любимым начальником.       Я, действительно, люблю его.       Правда у меня такое странное чувство, что я только что подписал себе приговор.       Пожизненный.