***
В мгновение ока Белль оказывается перед алтарем главного собора королевства в самом красивом платье, о каком только можно мечтать. Ее отец сияет, глядя на них, и вытирает слезы счастья. Мадам Потт и Чип, Когсворт и Люмьер — вся прислуга в замке улыбается и прижимает ладони к груди, будто они и не надеялись, что этот день когда-нибудь наступит. Несколько девушек из деревни тоже тут. Они обмахивают себя веерами и томно вздыхают, глядя на счастливицу Белль. Еще бы! Она же выходит замуж за принца! Принц. Мужчина, стоящий рядом с ней. Белль поднимает на него глаза, и при виде его лица ее вновь охватывает острое чувство абсурдности происходящего. Кто этот элегантный незнакомец с атлетическим профилем и аккуратно убранными волосами? Чтобы прийти в себя, она сосредотачивается на его глазах. В них еще сохранились отблески того, кем он был раньше. Она хватается за это, как за соломинку, когда он чистым, звонким голосом произносит клятвы перед священником. Наступает ее очередь, и она тоже приносит клятвы — дело сделано. Звонят колокола, по собору разносится эхо поздравлений. Сердце гулко бьется в груди, она поднимается на носочки, чтобы встретить поцелуй мужа.***
Для брачной ночи молодых господ слуги приготовили огромную кровать с балдахином и затушили все лампы в покоях, не считая пары свечей. И вот Белль, которой помогли снять платье и украшения, лежит в своей ночной сорочке под покрывалом и ждет, пока Адам войдет через смежную комнату. Они робко изучают друг друга. Тело Адама абсолютно ново для нее не только потому, что он больше не Чудовище, но и потому, что она никогда не видела мужчину в таких подробностях. Со смесью облегчения и досады она обнаруживает, что, подобно ей самой, Адам также неопытен. — Я спрашивал совета у Люмьера, — признается он, очевидно не зная, куда деть свои руки. — Это было… неловко. — Вот так, — мягко произносит она, стараясь помочь. Он отвечает ей тем же. Белль следует его руководству с любопытством книжного червя, волнением искательницы приключений и тревогой девственницы. Сам акт оказался… нормальным. Она оставляет суждения до тех пор, пока они с Адамом не пробуют еще несколько раз, после чего решает, что все это довольно приятно, пусть и не потрясает. У Белль нет опыта в сексе. Она немного читала о нем в расплывчатых восторженных описаниях, но знает, что книги склонны преувеличивать. По всей видимости, ей следует ожидать как раз того, что она ощущает с Адамом. Но все же она всегда была мечтательницей, поэтому у нее и не получалось отделаться от надежды, что все может быть гораздо лучше.***
Адам добр к ней. Он выдвигает для нее стул за обедом, предлагает руку, когда они на прогулке, и каждое утро интересуется, чем бы ей хотелось заняться в течение дня. Он даже попросил Когсворта сделать перестановку в гостиной, чтобы у нее было собственное кресло у камина, в котором можно идеально устроиться с одним из бесконечных библиотечных томов в руках. Он убеждается, что у нее есть все, что она ни попросит, и даже больше. Это восхитительно, но все же ей чего-то не хватает. Он славный, он милый, он… немного банальный, если быть честной. Не то чтобы она хотела дурного обращения с собой, конечно нет. Просто она привыкла к Чудовищу, вся сущность которого определялась бешеным нравом. Даже иногда скучала по нему. Скучала по тому, как они ругались по любому поводу, начиная от рассуждения о личной свободе и заканчивая тем, как нужно держать столовую ложку. Споры с ним зажигали что-то внутри нее. Она с нежностью вспоминала, как его глаза сужались, волосы на загривке становились дыбом, и он издавал те низкие, раскатистые рыки, прежде чем уступал ей. Адам никогда не рычит. Адам, который и есть Чудовище, или был им. Они не разные люди. Но отчего-то она думает о них именно так: первый — мужчина, которого она знала до этого, второй — тот, что сейчас рядом с ней. Тот, в которого она влюбилась, и тот, которого она с трудом узнает.***
У Адама нет волос на груди. Его голос выше и не такой раскатистый, его рот меньше и мягче. Розовые пальцы его ног спрятаны под ботинками. Он на голову выше нее, но теперь она может заключить его в объятья, в то время как грудь и плечи Чудовища были настолько широкими, что ей не хватало размаха рук. Вечером, когда Адам снимает ленту с волос, Белль пальцами расчесывает его рыжеватые пряди. И хотя рогов больше нет, это делает его озаряемый свечами профиль более знакомым. В темноте его глаза пусть и слабо, но успокаивающе мерцают. Белль старается не позволить этим мыслям дойти до логического завершения. Глупо чувствовать себя не абсолютно счастливой в сложившихся обстоятельствах. В конце концов, какая нормальная девушка станет желать, чтобы ее принц оказался Чудовищем?***
В грубости Чудовища было нечто особенное. В том, как он нависал над ней. В жаре мощного тела. В густом мягком мехе, покрывавшем его от макушки до пят. Она тосковала и по его игривой, забавной стороне. Например, по тому, как смешно выпирали те два клыка, когда он дулся, и по тому, как изгибались его уши и громадные брови приподнимались в недоверии, когда она делала для него что-то приятное. По тому, как повязанный шейный платок и надетый сюртук топорщили шерсть на его шее и подбородке, делая Чудовище похожим на птицу в брачный период. Его ладони были в три раза больше ее. Огромные, коричневые и теплые, и такие… такие осторожные в те редкие мгновения, когда она накрывала его руку своей. В изогнутых когтях, которые могли разорвать ее в клочья с такой же легкостью, как и висящий в западном крыле портрет, таилась опасность. Она крылась и в стальных мускулах, которые могли раздавить Белль в мгновение ока. И все же он касался ее только с величайшей нежностью. Адам тоже нежен с ней, но в этом нет чувства прежней остроты.***
— Дорогая, — осторожно начинает Адам однажды вечером, отстранившись от их привычного поцелуя перед сном. — Мне кажется, что ты не совсем счастлива. Сердце Белль падает. Она никогда не хотела выказать даже намека на столь бережно охраняемый ею секрет. Должно быть, что-то мелькает на ее лице, потому что Адам со вздохом откидывается назад. — Так значит, это правда. Что не так? Она не может сказать ему. Или может? Нет. Это опозорит ее, ранит его, и, кроме того, они ничего не могут поделать со сложившейся ситуацией, так что нет смысла попусту говорить об этом. — Пустяки, — пытается увильнуть она. — Тебе здесь плохо? Ты нуждаешься еще в чем-то? — Нет, нет, — заверяет она. — Все относятся ко мне просто чудесно, стараются, чтобы я чувствовала себя, как дома. — Тогда дело в твоем отце? Ты хочешь чаще с ним видеться? — Мы посещаем друг друга так часто, как нам того хочется, — она накрывает его ладонь своей, стараясь отвлечь. — Тебе одиноко? — Как кому-то может быть одиноко в окружении стольких книг? — возражает она с легкой улыбкой. Адам не улыбается в ответ. Не сводя с нее взгляда, он говорит: — Значит, дело во мне. Белль слишком поздно осознает свою ошибку. Ей следовало сочинить какую-нибудь историю. Сказать, что в комнатах ужасный сквозняк, или напомнить ему, что он обещал взять ее с собой в следующую поездку по отдаленным деревням. — Что-то изменилось после свадьбы, — говорит он. — А может, с того момента, как пало заклятье, — его ладонь выскальзывает из ее, и он встает с постели. — В твоих глазах столько сомнения. Я надеялся, что это только мои выдумки. Она хочет сказать, что он ошибается, но не желает врать. Пока она подбирает слова, он продолжает: — Я больше тебе не нравлюсь. Его слова глубоко ранят, потому что они правдивы. Он не сделал ничего плохого, а она всем сердцем желала того, чего он не мог ей дать. Ситуация была отчаянной. — Адам, я… — Раньше ты касалась меня с такой теплотой. Несмотря на все свои попытки, она настолько привыкла к тому, что Адам не ее Чудовище, что при упоминании им о прошлом от первого лица ее глаза наполнились слезами. Конечно же он помнит, как она относилась к нему раньше! Конечно же он сравнивает! — Ты любила меня прежде, — губы Адама сжимаются в тонкую бледную линию. — Ты знаешь, что любила, — подтверждает она и тут же поправляет себя: — Люблю. — Но тогда ты любила сильнее, — обвиняет он. — Его ты любила сильнее. По иронии судьбы Белль начинает чувствовать себя более уверенно, когда в муже сквозят знакомые гнев и нетерпение Чудовища. Она вздергивает подбородок: — Это нечестно! Его я знала дольше, — что еще она может сказать, чтобы все исправить? — Я стараюсь. — Но кто может полюбить Чудовище? — восклицает он в пустоту, словно кого-то цитируя. — Оказывается, проблема вовсе не в Чудовище. «Проблема в тебе», — он не говорит этих слов, но Белль все равно их слышит. Адам уходит из комнаты.***
Белль не видит его несколько дней. Время от времени она плачет. Старается сдерживать слезы до тех пор, пока не останется одна, но ей не всегда это удается. Замок накрывает гнетущей пеленой, словно проклятие и не было разрушено. Прислуга мрачна. Накрывая для нее на стол, помогая с нарядами и ванной, они обмениваются взглядами за ее спиной. Но несмотря на всю их любовь к сплетням, им известно лишь то, что Белль и Адам поссорились. Белль видит, как они тревожатся за нее и за себя, и ей совершенно ясно, что виновным в происходящем они полагают Адама. Если бы он все еще был Чудовищем, слуги, вероятно, оказались бы правы. Но они и понятия не имеют, что виновата она. Именно она оттолкнула своего мужа, признавшись, что любила его больше, когда он не был человеком. Он, должно быть, считает ее отвратительной, раз она предпочла монстра. Она гадает, выгонит ли Адам ее из замка? Исчезнет сам? Будет избегать ее до тех пор, пока не превратится в призрака в собственном доме? Или же позволит ей извиниться, чтобы они смогли попытаться все разрешить? Белль пишет ему письмо. У нее уходит почти весь день, чтобы подобрать нужные слова. Когсворт, благослови его господь, соглашается отнести послание в комнаты принца. Из соседнего крыла доносятся крики. Все словно в первые дни ее заточения в замке. Когсворт возвращается, неся кусочки разорванного пергамента в ладонях. Адам даже его не прочел. Поэтому Белль уверенно шагает к комнатам мужа и барабанит кулаками в дверь до тех пор, пока он не отвечает. — Уйди прочь, — раздается из-за двери. — Адам, прости, — умоляет она. — Мне очень жаль. Жаль осознавать, что я сделала тебе больно. Пожалуйста, мы не можем избегать друг друга вечность. В ответ Белль слышит лишь тишину. «А может, и можем», — поправляет она себя. Вечность спустя ее слух улавливает движение за дверьми комнаты. Когда он вновь начинает говорить, его голос тише, ближе к двери. — Чем он лучше меня? Белль упирается ладонью в дверь, прислоняется к ней лбом. — Это неважно, — отвечает она. — Он это ты, а ты здесь. — Скажи мне. — Зачем? — Белль, пожалуйста. Она не может. Они знали и принимали многие капризы и причуды друг друга, но это будет уже чересчур. И тем не менее она хочет ответить. Хочет снять груз со своей души. Хочет решить эту проблему вместе с ним, как с партнером, а не противником, которому нужно отгородиться от нее трехдюймовой дверью из цельного дуба. Она просто не может понять, зачем он так мучает себя этим. — Белль, — умоляет Адам. Она представляет себе, будто он стоит в точно такой же позе, так, что тепло от их ладоней встречается где-то там в деревянной середине. Белль делает глубокий вдох и отвечает ему. Воцаряется молчание. Она гладит резные узоры на двери, словно это щека ее мужа. — Адам? — Мне нужно время, — отвечает он. Его голос хриплый и настолько глубокий, что на мгновение она воображает Чудовище по ту сторону двери.***
Белль дает ему время.***
Наступает день ее рождения. Люмьер тайно договаривается с поварами и кухарками, чтобы они испекли для нее потрясающий слоеный торт со взбитыми сливками и клубникой, которым она угощает всех, кто появляется в тот день в обеденной зале, чтобы высказать имениннице свои пожелания. Чип с гордостью вручает ей рисунок, на котором она изображена читающей под деревом в саду, Когсворт дарит ей книгу об истории замка. Белль остается желать только одного. Сначала, когда камердинер Адама уверенным шагом пересекает залу, она думает, что наконец-то после всех этих недель ее желание исполнится. Но вместо того чтобы пригласить ее сопровождать принца, он кладет на стол розу и с поклоном удаляется. Лепестки имеют знакомый глубокий розовый оттенок, хоть и не мерцают от переполняющей их магии. К стеблю привязан лист пергамента. Белль разворачивает его, не скрывая любопытства. В записке всего лишь одна строчка, написанная почерком Адама: «Жди меня в своих комнатах на закате».***
Солнце садится. Белль позволяет комнате погрузиться в полумрак. В любом случае, она слишком растеряна, чтобы читать. Раздаются три громких удара в дверь. — Войди, — откликается она, стараясь не позволить своему голосу задрожать. Двери распахиваются. Огромная, темная, горбатая фигура заполняет собой весь дверной проем. Белль узнает этот силуэт. Ее сердце начинает колотиться. — Адам? — Белль, — голос низкий и грудной. — Я принес твой подарок ко дню рождения. Этого не может быть. Она поднимается со стоящего у окна кресла, в котором прождала мужа весь вечер, и медленно двигается к нему, стараясь успокоить внутренний трепет. Проклятье спало. Чудовище исчез. И все же, когда Адам ступает внутрь комнаты, его держат когтистые, подобные волчьим лапы. Он склоняет голову, словно боясь смотреть на Белль, и свет от свечей мерцает на его рогах. Подняв руку, она стоит в нерешительности, боясь, что мираж рассеется, как только она дотронется до Чудовища. Пальцы касаются мягкого теплого меха, и у нее перехватывает дыхание. — Тебе нравится? — урчит он. Изумленная, она поглаживает его руку. — Как?.. — Я отправил гонцов на поиски ведьмы, которая бы смогла повторить эту часть заклинания, — огромные глаза осторожно смотрят из-под угловатых бровей. — Это всего лишь на одну ночь. Одна ночь с Чудовищем. Целая ночь, чтобы… Белль едва смеет поверить в происходящее. В то, что Адам действительно приложил для этого столько усилий. Значит, он не зол и не чувствует к ней отвращения, верно? — Ты сделал это ради меня? В ответ он заправляет назад выбившийся из ее прически локон. — Ради нас обоих. Белль льнет к Чудовищу. Ее голова умещается в его ладони. От него слабо пахнет собаками и влажной землей, и это окончательно убеждает ее в том, что происходящее — не сон. — Тогда давай не будем терять и минуты, — выдыхает она. Он ищет взглядом ее глаза. — Это действительно то, чего ты хочешь? В ответ Белль делает то, что ей хотелось сделать сотни раз до того, как спали чары: она гладит мохнатые щеки Чудовища, притягивает его голову вниз и целует полную нижнюю губу прямо между клыков. В груди у Чудовища все клокочет и, прежде чем Белль понимает, что происходит, он отрывает ее от пола и, прижав к себе, несет к кровати. Он облачен только в брюки и плащ, поэтому она с легкостью погружает пальцы и утыкается лицом в мягкую шерсть. — Успокойся, — велит он низким, дрожащим от предвкушения голосом, и она расслабляется в его теплых объятьях. Чудовище швыряет ее на гору мягких подушек и следует за ней. Дыхание Белль учащается, когда он, опустившись на четвереньки, двигается вверх по ее телу, ведет носом по ее голени, бедру, лифу платья, пробуждая томительное чувство в и без того увлажнившейся плоти между ног. Она никогда не чувствовала ничего подобного раньше. Белль приподнимается на локтях, намереваясь поцеловать его, но он вновь опрокидывает девушку на спину широкой, покрывающей всю ее грудь лапой. — В этом обличье я сильнее ощущаю твой запах, — рычит Чудовище. — Мне этого не хватало. Он трется носом о ее горло, ощущая, как под пальцами барабанит ее сердце. Вдоволь насладившись, откидывается назад, не убирая лапы с ее груди, и впивается в нее взглядом. — Скажи, если я сделаю тебе больно. Или если тебе что-то не понравится. Белль тянется к нему и сжимает один из мохнатых пальцев. — Я обещаю. — Хорошо, — его глаза темнеют. — Я хочу облизать тебя всю. Он этих слов и осознания того, что он столь же возбужден, как и она, у Белль перехватывает дыхание. — Думаю, я не против. Его взгляд скользит вниз по телу жены, а пальцы оглаживают вздымающуюся грудь. — Тебе сильно нравится это платье? Она не сразу понимает его намерений, затем тяжело сглатывает: — Я не возражаю, но мадам Армуар может расстроиться. — Не обращай на Генриетту внимания, — не придает значения ее словам он и с очередным рыком — боже, как же она скучала по его рычанию! — осторожно, чтобы не поцарапать, скользит кончиками пальцев под лиф платья и рвет его надвое. Несколько рывков полностью обнажают упругое тело, и он выполняет свое обещание – утыкается носом между ее грудей и жадно ласкает бархатную кожу широким розовым языком. Белль обвивает его шею насколько хватает рук и хватается за него, пока он продолжал свои исследования. Мех Чудовища, жесткий у носа и подбородка и более гладкий на груди и животе, скользит по обнаженной коже, успокаивая и возбуждая. Удовольствие от движений его языка вокруг чувствительного соска не меньше того, какое она испытывала под прикосновениями Адама, когда он пытался делать это, будучи человеком, но ощущение теплой влаги под мышкой явно что-то новое – Белль подскакивает на месте. — Щекотно, — смеется она, стараясь высвободиться. Он фыркает, обжигая ее плечо горячим дыханием, но отступает и продолжает прокладывать влажную дорожку уже по ребрам, вокруг впадинки пупка, спускаясь все ниже. Когда Белль больше не удается дотянуться до его головы, она хватается за изогнутые рога, дотронуться до которых в прошлом у нее не было возможности. Когда он раздвигает ее ноги и глубоко вдыхает, Белль испытывает смесь смущения, желания, замешательства и тревоги одновременно. С таким же стоном, с каким Адам обычно приступает к поглощению аппетитного жаркое шефа Буш, Чудовище склоняет голову, чтобы приласкать горячую плоть. Оставшиеся в голове Белль мысли испаряются. — Ах, — сама того не осознавая, вскрикивает она. — Это… Его язык вытворяет с ней вещи, о которых она никогда не читала ни в одной из своих книг. Бедра беспомощно приподнимаются навстречу жадным прикосновениям. В какой-то момент Белль понимает, что крепко держит Чудовище за рога и выпускает их, выдыхая слова извинений и поглаживая дрожащими руками темную полоску между его бровей. Адам лишь пристально смотрит на нее, продолжая вылизывать набухшие складочки. Его взгляд такой же жаркий, как и обхватившая ее колено лапа. — Пожалуйста, — задыхаясь, просит она, сама не зная чего. Он отрывается от нее, обнажая блестящие зубы, Белль хнычет в знак протеста и тянется к нему, но у Чудовища на нее совсем другие планы. — Снимай, — командует он и нетерпеливо тянет за рукав платья. Через мгновение она освобождается от остатков одежды. Чудовище скидывает свой плащ и, не глядя, швыряет его в темный угол комнаты, куда вскоре следуют и штаны. Обхватив Белль ладонями за плечи, он, громадный и тяжелый, устраивается между ее ног, удерживая свой вес, чтобы не раздавить ее. Сердце Белль бьется быстрее и быстрее. — Ты хочешь этого? – вглядывается в ее лицо он. — Да. Доли секунды в покрытой шерстью морде Чудовища она видит изумленное лицо Адама-человека. — Хочешь, чтобы я вошел в тебя, в этом обличье? Что-то в выражении его лица возрождает в Белль воспоминания о былых проказах. Она насмешливо строго смотрит на него и отвечает с упреком: — Поторопись, пока я не передумала. Прикрыв глаза, Чудовище подается вперед бедрами. Белль резко вдыхает – эта его часть тоже больше. — Я сделал тебе больно, — мгновенно реагирует он и пытается отстраниться. — Нет, — она крепче хватается за него. — Нет, просто… — испытываемое ее ощущение не совсем боль, она не может подобрать этому названия. Головка члена распирает и без того напряженную плоть. Все словно в их первую брачную ночь, только на этот раз Белль течет и безумно желает мужа. Несмотря на осторожность, совершенно ясно, что Чудовище-Адам точно знает, чего хочет от нее. Стараясь расслабиться и привыкнуть к новым ощущениям, Белль закрывает глаза. Когда она открывает их вновь, то не может сказать, принадлежит ли исказившее его лицо беспокойство Адаму или Чудовищу. Но это неважно. Они оба контролируют тело, в котором сейчас находятся. Оба изо всех сил стараются доставить ей удовольствие. Ее сердце переполнено любовью. — Медленно, — говорит она. — Продолжай медленно. Мощь Чудовища яростно сдерживается Адамом, его лапы дрожат. Он несмело входит в нее легким толчком, останавливается, давая Белль время привыкнуть к его размеру, и, когда ей уже начинает казаться, что она не сможет принять его глубже, немного выходит, чтобы тут же снова продолжить наступление. Он скалится от неимоверных усилий сдерживаться, но продолжает мягко толкаться внутрь, одним пальцем поглаживая ее щеку. Он Чудовище и он Адам. Он – ее принц. Тело Белль расслабляется вокруг его члена, и вся гамма ощущений перерастает в чистое удовольствие. — Адам, — тяжело дышит она, когда Чудовище начинает рычать, пытаясь войти в нее до конца. — Прости меня, — просит он, возвращая контроль над собой. Но ей нечего ему прощать. — Ох… — с ее губ срываются стоны, а глаза подергиваются поволокой. Сейчас он даже не двигается, но заполняет Белль настолько, что ее мускулы непроизвольно сокращаются вокруг его плоти, посылая волны восторга вверх к животу. — Так хорошо… Чувство просто потрясающее. Ей впервые кажется, что она действительно сможет кончить. — Дай мне свою руку, — просит Белль и, не дожидаясь ответа, берет мохнатую лапу в свою ладонь, направляя ее себе между ног. Брови Чудовища хмурятся, а затем приподнимаются в удивлении, когда под давлением ее рук подушечка его большего пальца прижимается к тому месту, где Белль хочет ощущать Чудовище больше всего. Все ее тело в восхитительном напряжении. Ладонь Чудовища накрывает ее бедро, обдавая кожу жаром, но его палец движется медленно и аккуратно, посылая ей с каждым круговым движением новые волны наслаждения. Длинный, острый коготь все-таки слегка царапает внутреннюю часть бедра. Дыхание Белль становится все тяжелее. — Вот так? — спрашивает он, немного приподнимаясь и проверяя, не против ли она. — Ох, — с удивлением отвечает она. — Ты действительно… Чудовище лишь немного меняет угол проникновения, но этого достаточно. Шумно вдохнув, Белль подается ему навстречу и вскрикивает.***
Белль возвращается на землю. — Ммм, — все, что может произнести она. Наконец, довольно потянувшись и погладив его пальцы, она произносит: — Давай сделаем это снова. Уши Чудовища изгибаются. — Еще? — удивленно спрашивает он. — Еще, — подтверждает она. Чудовище опирается о кровать всеми лапами и подчиняется ее требованию. Белль только и может, что держаться за него, когда он сначала медленно входит и выходит из нее, а затем, убедившись в том, что она не сломается, наращивает темп. Тонкие пальцы вцепляются в шерсть на его груди. Видя, как отчаянно изгибается тело жены с каждым его толчком, Чудовище подкладывает ладонь ей под голову, чтобы она не поранилась. Белль тут же поворачивается и целует его руку. Она знала, знала, что может быть так хорошо. — Ты такая красивая, — шепчет Адам низким голосом Чудовища. — Моя красавица впервые не находит слов. Воодушевленная тем, что он опять ее поддразнивает, Белль хочет возразить, но ее дыхание слишком частое, да и, кроме того, она уже готова… Голова Белль упирается в его ладонь, когда ее тело во второй раз за эту ночь сотрясается в оргазме. Адам замедляет движения, чтобы дать ей успокоиться, затем садится на корточки, и, крепко перехватив ее бедра, хрипя, начинает буквально врываться в ее тело. Безвольно распластавшись на кровати и раскинув руки, Белль не может оторвать взгляда от его расширенных зрачков и плотно сжатых губ. — Ну же, — требует она, — кончи для меня, мой получеловек-полузверь. И он с громким ревом кончает. Когда его тело успокаивается, он медленно выходит, опускает ее бедра на кровать. Они лежат на боку лицом друг к другу. Кожа Белль липкая, уставшие мышцы ноют от боли, но она не променяет эти чудесные мгновения ни на что на свете. Довольный Чудовище несколько раз облизывает ее плечо. — Спасибо, — шепчет она, поглаживая ладонью его щеку. — Не за что, — его веки уже отяжелели. Белль удобно устраивается на груди у мужа. Когда он обвивает ее лапой, ей кажется, что она находится в окружении теплого кокона из самых мягких подушек и одеял. Засыпая, она улавливает мерный глухой стук и вяло бормочет: — Ты виляешь хвостом? Адам лишь довольно урчит в ответ.***
Она просыпается в предрассветный час и обнаруживает, что Адам, все еще находящийся в облике Чудовища, смотрит на нее. — Это было здорово, да? — тихо спрашивает он. — Это было потрясающе. Он гладит ее волосы, высвобожденные из плена шелковой ленты. — Часть меня не хочет превращаться обратно в человека. Белль закусывает губу. Хотя обе его сущности наконец-то сложились в единое целое в ее голове, часть нее тоже не хочет, чтобы он превращался обратно. — То, что ты сделал для меня сегодня… Я никогда этого не забуду, — говорит она, не сводя с него глаз, убеждаясь, что ее слова достигли цели. — Но я помню, насколько сильно ты хотел стать человеком, когда мы впервые встретились, и никогда бы не попросила тебя жить так вечно, — она накрыла его ладонь своей. — Я просто рада, что ты больше на меня не сердишься. Он искоса смотрит на нее. — Сержусь на тебя? — За то, что я ненормальная и люблю твою звериную форму, — ее фраза больше похоже на вопрос. — Белль… — густые брови Адама сходятся на переносице. — Дорогая, нет же. Я злился на себя, потому что не являлся тем, кого ты хотела. Потому что не был способен стать тем, кого ты хотела. После этих слов события прошедших недели обрели для Белль совершенно иной смысл. — Ох, — все еще не до конца веря услышанному, мягко смеется она. — Я все перепутала. Лицо Адама остается серьезным. — Я никогда никому этого не говорил… — начинает он. Гадая, отчего муж так нервничает, она сжимает его ладонь, стараясь приободрить. — Есть вещи… — Адам ищет ее взгляд. — Вещи, по которым я скучаю, став человеком. Его признание потрясает ее, ведь все это время она считала, что в одиночку боролась со своей тоской по Чудовищу. — Какие например? — Например… эти мощь и сила, и то, насколько остры мои чувства. Я почему-то чувствую себя более живым. Белль понимающе кивает. — То, как ты прикасаешься ко мне, — продолжает он. — Постоянно проводишь руками по моей шкуре. Она протягивает руку и поглаживает темно-коричневую полоску в центре его груди, сверху вниз и опять вверх. Его глаза на мгновение закрываются. Открыв их, он продолжает: — Я скучаю по возможности не придавать значения манерам. Я мог кричать, когда был зол, и кататься в грязи с собаками, когда был счастлив, и никто не придавал этому значения, — Адам отводит глаза. — Но я знаю, как должен вести себя принц. В голове Белль уже начинает выстраиваться решение. Но все ли настолько просто? Она гадает, так ли чувствовал себя ее отец, когда ему в голову приходила идея нового изобретения. — Знаешь, — говорит она,— есть вещи, для выполнения которых не нужно быть Чудовищем. — О чем ты? — Помнишь, когда ты сказал, что между нами что-то изменилось после падения проклятья? — Адам кивает. — Это замечательно, что ты научился держать себя в руках, но мне кажется, что… — Белль старается подобрать слова помягче, — что ты чересчур перестарался. Теперь его лицо выражает лишь недоумение. — Раньше, когда мы спорили, между нами было столько скрытого напряжения. В тебе было столько энергии, которую сейчас ты подавляешь. Ты не должен постоянно держать себя под строгим контролем. — Я не хочу тебя испугать. Она приподняла бровь. — Я влюбилась в тебя, даже несмотря на то, что ты терроризировал прислугу, мог голыми лапами перебить стаю волков и не знал, как есть кашу и выразить свою просьбу так, чтобы она не прозвучала приказом. Я никуда от тебя не денусь. Обещаю. — Я попробую, — обещает он. Белль улыбается мужу. В груди разливается приятное тепло, когда он улыбается в ответ. — Что касается твоей уверенности в себе, — продолжает она, — и того, как ты, ммм… — ее щеки пылают, — обращался со мною сегодня… Можешь делать это почаще. — Я просто следовал своим инстинктам. — Что ж, — она раздвигает его ноги коленом. — Я всецело поощряю тебя, начиная с этого момента, следовать инстинктам. — А если мои инстинкты скажут мне сделать это? — Адам склоняется над женой, чтобы потереться своим носом о ее. Его подбородок щекочет ключицы Белль. В то же время он проводит рукой по изгибу ее ягодиц вниз к чувствительному месту под коленями. Она выгибается ему навстречу. — То я скажу, что они попадут в цель точнее, чем стрелы из твоего лука – в мишень, — отвечает она, ловя воздух ртом. — Очень смешно. А если я сделаю так? — Адам одним рывком поднимает Белль с кровати, ставит на четвереньки и накрывает ее тело своим. Его мягкая шерсть прижимается к ее спине и рукам, а твердый член толкается между ног. — Я скажу, что нам надо чаще говорить друг с другом откровенно. Он трется носом о ее волосы. Она прижимается бедрами к его паху, и они прекращают разговаривать.***
Когда Белль просыпается во второй раз, солнце уже высоко в небе. Его тело, переплетенное с ее, вновь человеческое. Она расстроена не так сильно, как того ожидала. Сейчас ей даже комфортнее в его объятиях, чем было после разрушения проклятья. — Доброе утро, — бормочет она, когда Адам открывает глаза. — Доброе, — отвечает он, прежде чем зевнуть настолько широко, что может потягаться с Чудовищем. Белль озорно подмечает, что и изо рта у него пахнет не лучше. Адам морщится, замечая состояние постели и разбросанную по полу рваную одежду. — Мне придется многое объяснить слугам. И Мадам Потт наверняка жутко расстроилась из-за того, что мы пропустили завтрак, — продолжает он и тут же мысленно добавляет: «Впрочем, она быстро забудет об этом, когда узнает, что мы помирились». — Но ей придется немного подождать. Я хочу еще кое-что попробовать. Белль приглаживает растрепанные волосы притянувшего ее к себе мужа и целует его. Объятия Адама крепнут, и все тело словно раскрывается ей навстречу. Она чувствует, как отвечает в ответ. Значит, Белль не против, несмотря на то, что она лишилась силы и мощи Чудовища; зная, что она не сможет отрицать своего влечения к его звериной форме. Прошлая ночь что-то изменила между ними в лучшую сторону. Наконец они отрываются друг от друга. — Мы бы не смогли сделать этого, будь у тебя пасть Чудовища, — замечает она. И ее улыбка такая же яркая, как и льющийся в окна свет.***
Одним вечером она отдыхает у камина, когда Адам присоединяется к ней в гостиной. Он целует ее в макушку. — Что ты читаешь? — Тебе бы понравилось. Это история про принца, обернувшегося лягушкой. — Он встретит девушку, которая полюбит его несмотря ни на что? Фантазерку-неудачницу, которая, взрослея, никогда не была уверена в том, что обретет истинную любовь. — Останься и узнаешь. — Я останусь, но сначала хочу у тебя кое-что спросить, — Адам обходит вокруг кресла и садится перед ней на скамейку для ног. В золотисто-коричневой бороде, которую он теперь отращивает, играют блики огня. Белль, не закрывая книгу, кладет ее на колени обложкой вверх. — Что? — Зимой будет год с тех пор, как пало заклятье. Она понимающе кивает: — Люмьер, к недовольству Когсворта, планирует грандиозный праздник. Адам смеется. — Да, я об этом слышал, — перед тем как продолжить, он снова делается серьезным: — Я знаю, что в последнее время у нас с тобой все было хорошо. Ведь так? — она снова кивает в подтверждение. — Но я подумал, что могу попросить ведьму опять провести трансформацию и вернуть Чудовище. Может, в этот раз на мой день рождения. Что скажешь? Еще одна ночь в объятиях Чудовища — ее воображение тут же заполняется возможными вариантами событий. Белль наклоняется к мужу для ответа. Он встречает ее поцелуем на полпути. — Скажу, что я самая счастливая девушка на свете. — Или я — самый счастливый мужчина, — возражает он. — Давай же, расскажи мне, как заканчивается эта история, — устроившись у Белль в ногах, он кладет голову ей на колени. Поглаживая его волосы, она начинает читать вслух. Адам довольно вздыхает. В камине трещит огонь. Белль переворачивает страницу и думает о том, что иногда и в реальной жизни можно найти свое «долго и счастливо».