Мой мир

Оикаве хочется верить, что мир держится не только на гениальных глупых мальчишках, не только на кончиках рыжих волос непоседливых крохотулек. Оикаве хочется верить, он это хорошо умеет – хотеть и верить. Девятнадцатая весна встречает его большими дверьми университета, новой квартирой в одном из тихих уголков большого Токио и новой командой, которую он – не гений и даже не рыжий непоседа – сделает сильнейшей, лучшей, непобедимой. Оно, верно, лучше. Ива-чан привычно ругается, но теперь не имеет возможности ласково ударить его или опалить недовольным взглядом. От этого и грустно, и легко. Бывшие кохаи присылают фотографии и анкеты первогодок, спрашивают о новой жизни, о новой команде, желают счастья. Скоро они забудут его, потому что он, Оикава, не гений, а всего лишь обычный человек с невероятной верой в себя и свои силы. Оикаве снятся дни, проведённые в стенах Аобаджосай, снится Ива-чан, который устал от вечных воплей его поклонниц, снится Тобио-чан, который превосходит его раз за разом и бесит. В новой квартире, где окна с видом на тренировочную площадку для баскетболистов, ему легко дышится и думается – живётся. В соседней квартире живёт симпатичная скрипачка, которая много плачет по ночам, а по утрам подбадривает студентов-баскетболистов из соседнего дома. Оикаве она сначала понравилась, а потом просто забылось. В конце концов, в его руке мобильник, а на заставке – фотография Ивы-чана, в сумке тетради с лекциями и спортивная форма – больше ничего и не нужно. Сугавару он встречает случайно, как это бывает в книгах. Читать Оикава любил, фантастику про космос обожал. А Сугавара – Мистер Бодрячок из Карасуно – улыбался мягко, смотрел почти ласково. Оикава заговорил первым от скуки. Новые товарищи были хорошими игроками, но за пределами волейбольной площадки они так и не смогли стать друзьями. А энтузиазм самого Тоору угас после последнего сообщения Ивы-чана – у того был завал по какому-то предмету, возник конфликт с каким-то выскочкой со старших курсов и прочее, прочее, прочее. Сугавара улыбнулся ему своей противной улыбкой, почти материнской, если уж не отцовской. Оикаве подумалось, что хорошо ему, этому мистеру Бодрячку. Токио затягивал, Оикава угасал, а этот ангелок улыбался ярко и по-доброму, словно расставание с друзьями не принесло ему ни стресса, ни боли. - Привет, Оикава. Как дела? – голос у Сугавары тоже был бодрый, а невыспавшийся Тоору хотел только тишины и только. - Привет, мистер Бодрячок. Всё отличненько, - изобразил он весельчака и усмехнулся. Разговор у них не клеился. Оикава хотел спать, есть, говорить с Ивой-чаном, смеяться с Ивой-чаном, думать об Иваизуми и только. А Сугавара обладал поразительной проницательностью и видел людей насквозь, потому и молчал. Сидели они в неприметной забегаловке, где готовили отвратительный кофе, но подавали вполне съедобные булочки с корицей. Расстались в молчании. Оно, верное, и к лучшему. Первый официальный матч завершается оглушающей победой, новые товарищи довольным и сыты чужим поражением, ректор доволен новыми достижениями студентов. Оикава ищет взглядом одно желанного зрителя на трибунах, но натыкается на радостного Сугавару и едва сдерживается от вскрика. Сугавара находит его первым, искренне поздравляет, радуется за него. Оикава так не умел, да и не научится уже. Он умел любить Иву-чана, любить волейбол и любить себя. Этого ему и хватало. А Сугавара был бледный, но держался бодрячком. Стоило бросить сухое «спасибо» и пойти в бар с остальными игроками, но простой человек в нём берёт вверх, и Оикава, улыбаясь, тащит Коуши к себе. В квартиру, окна которой выходят на баскетбольную площадку, а за тонкой стеной плачет скрипка молодой и уставшей от жизни скрипачки. - У тебя уютно, - вежливо замечает Сугавара, когда его жестом приглашают сесть на небольшой диван. Оикава пожимает плечами и уходит на кухню, где заваривает кофе и осознаёт, что в полках не осталось печенья и конфет. Квартира у него действительно уютная. У Оикавы на неё большие планы: вещи Ивы-чана хорошо впишутся в его крохотную спальню, на кухне вполне хватит места для них двоих. Тоору не гений, а мечтает он только о светлом. Сугавара тоже хорошо вписывается в его мир, но Оикава готов отрицать это чисто по инерции, из вредности. Даже весело. - Ты стал играть ещё лучше, - с восхищением говорит ему Коуши, насладившись горячим напитком. - Уверен, и ты не сдаёшься, - ответил ему Оикава и замер. Бывший связующий Карасуно вдруг заплакал, спрятав лицо в бледных ладонях. Он плакал, а Оикава смотрел, потому что никогда не умел утешать отчаявшихся и забытых. Хотелось сбежать из собственной квартиры прямо в тёплые руки Ивы-чана. Но Ива-чан поступил в Киото, нашёл новых друзей и пару раз сходил на посиделки с Ханамаки и Мацукавой. Оикава был слишком далеко, а Сугавара сидел на его диване и плакал, потому что всё-таки сдался. Утешить его Оикава так и не решился. Уставший от собственной боли Сугавара уснул на его диване. Оикава ненавидел гениев. Оикава ненавидел Тобио и вместе с тем восхищался им. Сугавара потерял себя с приходом Кагеямы в их вороний мир. Оикава даже не удивился. Кагеяма был тенью, что окутывала светлый сад и погружала его в отчаяние. Рыжий крохотуля устоял и дал отпор, Сугавара не нашёл в себе силы и жесткости, чтобы указать тогдашнему первогодке на его законное место – скамейку запасных. Сугавара добрый, а Оикава – нет. Слушает монолог бывшего связующего Карасуно, кивает, а думает о другом. Ива-чан не звонил сегодня – плохой знак. Если Ива-чан не ответит утром, Оикава сорвётся из Токио в Киото, чтобы навсегда заняться место в спальне Иваизуми, даже если тот будет против. - У тебя уютно, - перед уходом проговорил смущенный своим срывом Сугавара. Оикава кивал, мол, с кем не бывает, мы же простые люди, не гении, мы плачем, мы злимся. – У нас с Даичи тоже уютно, - с улыбкой добавил Сугавара. - Капитан? – удивился и даже оживился Оикава. – Он же вроде с Ива-чаном поступил. В Киото. Ива-чан говорил мне. Он не соврал бы. - Да, он поступал в Киото. Но потом решил перевестись в Токио, - тепло улыбался Сугавара, в глазах его горела любовь и вера. – Ко мне. Спасибо, что выслушал и не прогнал. Увидимся ещё, Оикава. Но они не увиделись ни через неделю, ни через месяц. Оикава срывается из Токио в Киото, в квартиру Иваизуми, окна которой выходят на шумный двор с кучей детей, играющих в волейбол. Оикава верит – мир держится не только на хмурых гениях и уж тем более не на кончиках рыжих волос непоседливый крохотулек. Мир, вот он, в уютной гостиной, на мягком диване, в объятиях любимого человека. Мир оказался так прост в удивительном своём величии. Сугавара увидел Оикаву в телевизоре: новая команда выигрывала у Токийского университета, сам Оикава сиял ярче всех и смотрел в сторону зрителей. И Сугавара, прижимаясь к тёплому плечу Даичи, знал, чей взгляд так тщательно ловит связующий. И радовался за него.