наше последнее? — нет.

      Сырые улицы, пропахшие запахом не совсем легальных «сигарет» и грязных дешевых проституток, которые отчаянно верят, что приятный аромат сладких духов сможет скрыть их истинный «вкус».         Обдолбанные фонари, которые мигают и гаснут, а затем снова включаются, без перебоев, на полную мощность, освещая путь светловолосому парню. Несмотря на то, что жизненный путь Джексона сегодня — максимум завтра — должен закончиться.         Запах жженой травы, при том прибитой дождем, смешиваясь с привкусом сигарет во рту, создает невероятный и головокружительный аромат свободы. Которая легко, как сухая, осенняя листва — брось спичку, хватит одной искры — разгорится и исчезнет, дымом поднимаясь в небо.         Джексон закурил очередную сигарету (четвертую, вполне) и ему все равно, что его легкие потихоньку тлеют, обугливаясь. Потому что нет мамы, папы, сестры/брата, друга — никого, кто мог бы запретить ему делать это. И не страшно, если он прожжет дырку в своей груди, постепенно сгорая до тла.         У него есть он. Тот, ради кого Джексон готов «поджечь себя».                 — Жестко, Кайе~                 Растягивая последнее, блондин сунул одну свою руку в карман джинс. Двадцать пять гребаных долларов и мятая, клубничного вкуса жевательная резинка. Первое — вслед за сигаретой полетело в мусорный бак, который не охотно принял в себя зеленые бумажки. Переполнен. Как и Джексон, которому они нахрен не сдались (странные сравнения доведут меня до греха).                 Где лучше: за городом в камышах, в лесу все за тем же городом или дальше, а может, действительно, по старинке — прямо на асфальте, в двадцати минутах езды до центральной площади? Боже, главное, чтобы целым, потому что Джексон обожает свое тело и не хочет расставаться ни с одной ее частью.         Шутки делу не помеха, конечно. Но, как говорится, перед смертью не…         Не важно.                 Лай бешеной собаки отлично помогает выйти из состояния транса, и Джекс, который периодично причмокивал жвачкой, успел это понять. Как бы там ни было, Кайе, все-таки, ускорил свой ход, глядя на часы и понимая, что пиздец как опаздывает. На его лице, освещенном рыжими лучами фонарей, «играла» надменная улыбка, а сощуренные глаза с каждой секундой становились будто бы более демоническими — китайский товарищ снова прокручивал в своей голове все то, на что он решил пойти ради… него.         Усмехаясь, блондин выкинул целую пачку сигарет в какой-то очередной бак, затем потянулся руками вверх, максимально выпрямляясь в спине, ну, и напоследок, усиленно, до красных полос, почесал плечо — новая татуировка не хотела пока приживаться.         Со стороны и не скажешь, что этот парень, который сейчас пытался незаметно почесать подмышкой, шел навстречу своей смерти.         И, кстати, ему совсем не весело. Он просто отлично притворяется.                 Джексон практически сбился со счету, чуть не прошмыгнув мимо нужного места — ох уж эти извилистые и лабиринтоподобные шанхайские улицы. Кайе свернул на подземную парковку — место их встречи — перед всем этим сто пятьдесят раз оглядевшись по сторонам.         Широкие, холодного светло-голубого цвета колонны и где-то там, впереди — образ темноволосого парнишки. Тонкая майка без рукавов, ну, пожалуй, лишь немного потолще кардиган сверху. Конечно, джинсы и, черт, тапки. Его изящные пальчики… у Джексона поджимаются яйца в тесных джинсах. А эти выпирающие ключицы… А родинки, словно шоколадная крошка на бледной коже — пломбирной… А… и осталось только в голос застонать и разрази Джексона гром — на парковке он еще не трахался.  Только вот брюнет, что стоял и дрожал, как смородиновый кустик на ветру, вызывал больше жалость, чем возбуждение. Даже… даже несмотря на растрепанные волосы и опухшие от частых укусов губы. А его этот голос… ах, словно пение соловья. И не важно, что он там говорит.         — Блядь, Джексон, не я тебя звал!         — Тише ты, помолчи, — Кайе приставил к губам указательный палец.         — Нахуя пришел? Попрощаться решил? — Енджэ — нет слов, какой сообразительный — выперся прямиком на середину парковки, оповещая, видимо, всех о том, что осталось ему… день? Ну, пожалуй, максимум два. Джексон ускорился настолько, насколько мог — можно даже сказать, что побежал к Чхве, хватая его за предплечье.         — Я сказал, чтобы ты заткнулся. Вот и заткнись, — блондин до синяков сжимал чужую руку, силой дотаскивая парня до колонны и прижимая его к ее холодной поверхности. Енджэ вздрогнул, одно его плечо оголилось — Джексон сразу же разжал пальцы на чужом предплечье, понимая, что перестарался, устраивая парню «встряску». Чхве хмурился и отводил взгляд, когда Кайе всматривался в него, проникая своим этим дьявольски притягательным взглядом куда-то глубоко «в недры», заставляя все мышцы сокращаться.         — Где флешка? — Джексон ладонями прислонился в колонне по обе стороны от головы Чхве. Он шептал ему на ухо, потому что нельзя громче. Тепло разлилось по всему телу, начиная, конечно, с левого уха, щеки и шеи, которыми Енджэ предательски терся о губы Джексона. Задевая мелкими, мягенькими волосками горячие, пухлые губы, Чхве хотел, чтобы Кайе забыл о своем вопросе. Он готов был отдать ему всего себя сейчас — только не снова. Только не…         — Где. Блядь. Флешка? — руки Джексона тянулись к ремню на джинсах Енджэ, но головой он еще отлично соображал. Пока что. Брюнет отрицательно мотал головой, проскальзывая пальцами по напряженному прессу Кайе и останавливаясь у самой кромки джинс. Переводя дыхание.  Поднимая, наконец, взгляд на постепенно звереющего Джексона.         — Только не говори, что…         — А если скажу, то что? — и Енджэ знал, что уже ничего. Он предчувствовал с самого начала, когда еще связался с теми «плохими» парнями — Джексон готов был расшибиться в нано лепешку, лишь бы отгородить его от них. Но деньгами он тогда помочь не мог, запустил процесс «постепенного отдаления» и, жалостливо потирая шею после очередной татуировки, смотрел, истекая кровью, как Енджэ засасывает в трясину по самое горло. Касаясь шрама на своем животе, Джексон вспоминал, как однажды попытался защитить его, но сделал только хуже. Потом — татуировка на левом плече — Чхве уже не мог выйти из группировки да вот «просто так» — только через свое же дохлое тельце. Рисунок от локтей до пальцев на руках — брюнет расплатился почти со всеми долгами, а на груди — принял ответственность за последнее задание. И кто же знал (хах, правда уж), что это будет его, воистину, последнее…         Джексон считает, что виноват во всем и каждая его татуировка, словно напоминание.         У Енджэ — одна. Потому что он изначально не должен был влезать в ту историю и затягивать в нее Кайе.                 Когда-то брюнету было холодно, но не сейчас.         Джексон на грани срыва — страх собственной смерти, чужой и чертово периодически накатывающее возбуждение.         — Значит так ты расплачиваешься, да? Под конец решил все исправить? Только вот нет хеппи эндов, знаешь же…         — Больше тебе не нужно будет бояться за свой…         — Придурок, — Енджэ несильно ударил Кайе в грудь. — А без тебя, кусок ты идиота, я вообще получу свой счастливый конец?! — туда же, только намного сильнее стукнул Чхве блондина, а затем оттолкнул его от себя.         Джексон опешил и чуть не подавился жвачкой. Когда это Енджэ говорил ему такое? ТАКОЕ? Желание сдохнуть, как рукой сняло. Только вот Чхве почему-то начал рыться в кармане своего кардигана. Достал что-то черненькое, маленькое и Кайе не был готов к такому повороту событий. И, черт, он же выкинул сигареты в мусорку.         Блядь.         Зря.         — Вот, — Енджэ достал бумажечку и протянул ее Кайе, — ты за рулем.         Брюнет двинулся с места, толкая Джексона плечом. По всем признакам понятно было, что Чхве собрался домой.         — В смысле? Енджэ… — Кайе прокрутился на месте и готов уже был схватить брюнета за руку, но тот отмахнулся и достал откуда-то неожиданно появившуюся сигарету.         — Помирать, так вместе. Да? — Енджэ остановился и посмотрел на Джексона через плечо, с которого вновь съехал кардиган — выдыхая дым через нос и слегка приоткрытый в улыбке рот, Чхве повел плечиком назад, медленно натягивая на него непослушную ткань (покатые плечи — такая беда).         — Ты ебанулся… — Джексон был не хуже остальных колонн — застыл на месте, бледнея на глазах.        — А ты вообще всегда был ебанутым, — послышался ответ откуда-то с лестницы. — Но я все равно тебя люблю, — затем, звук шлепанья тапочек и хриплый, сдавленный кашель.                 — И я тебя…                         

***

               — Исход был ясен, да?         — Ага.         — Шесть патронов. Они щедры.         — Да уж…                 Джексон со всей оставшейся в нем силой сжимал руку на своем животе. Он лежал на спине, рядом с Енджэ, которому не хватило бы и трех рук, чтобы остановить хлестающую кровь. Пять ранений на этот раз были решающими.         И он уже знал наверняка, что произойдет дальше.                 — Мне… всего один… так… не… честно, — Джексон жмурил глаза и слепо пытался нащупать ладонь брюнета, скользя по мокрой траве пальцами. — Да, Енджэ?        Кайе повернул голову набок и сглотнул, сразу же отворачиваясь. Его губы и подбородок задрожали, слезы покатились по бледным щекам, а пальцы вцепились и сплелись с чужими. С каждым вздрагиванием и всхлипом кровотечение у Джексона только лишь усиливалось.         Пять незначительных, но обильная потеря крови.         Один — значительный. И всего лишь несколько минут, чтобы побыть одному и вспомнить все те ошибки, за которые они поплатились.                         «Встретимся на небесах, май дарлин. Там чище, чем в этом городе и бесплатная выпивка. И нет тех уродов из-за которых мы разрушили нашу жизнь. Знаешь, Енджэ, там даже сигареты халявные и они не прожигают легкие. Одни плюсы, правда?»