Звонок

Знойная ночь над Италией. В квартире Анны Фальчи раздаётся телефонный звонок. Анна смотрит на аппарат с ненавистью и осторожно берёт трубку, как будто это ядовитая змея или отвратительный тарантул. — Доброй ночи, Анна! — радостно говорит хриплый мужской голос в трубке. — Не разбудил? — Ну что ты, Ламберто, — цедит сквозь зубы Анна. — Вот и славненько! Я хочу предложить тебе новую роль. — Гонорар? — Анна, какой гонорар? Нельзя быть такой меркантильной! Я вношу твоё имя в анналы истории, делаю тебя легендой… А ты хочешь гонорар? Анна устало прикладывает ладонь ко лбу. — Хватит, Ламберто. Моё имя уже в анналах, но одна буква «н» явно лишняя. Я устала от этого позора. Мне предложили играть Офелию, Ламберто! Ты понимаешь — Офелию! А что предлагаешь мне ты? — Уникальнейший проект, Анна! Принцесса, которая переоденется рыцарем! Ты где-нибудь встречала подобный сюжет? Аудитория будет носить тебя на руках. — Иди к чёрту, Ламберто. Снимай Мартинес. — Но Анна… — голос в трубке меняется, становится ласковым, но, кажется, провода сейчас покроются льдом — так он холоден. — Ты же не хочешь, чтобы все узнали о твоей маленькой тайне? — Блефуешь, Ламберто. — Хочешь рискнуть? Я обнародую всё, что у меня на тебя есть, дорогая. Всё. Не выпуская трубку из рук, Анна берёт стоящую на тумбочке бутылку виски и судорожно отвинчивает крышку. У неё есть всего один последний козырь в рукаве, и осталось только выложить его на стол. — Я не могу играть трансвеститов, Ламберто. Вчера я вставила силиконовые импланты. — Это же чудесно! — восклицает режиссёр. — Рыцаря с сиськами публика схавает, а какие просторы открываются для съёмок в мокрых белых платьях! Бутылка падает на пол. Виски выливается. Выхода нет. *** Жарким австралийским полуднем в квартире Николаса Роджерса раздаётся звонок. Сбросив с себя поклонницу, Николас берёт трубку. — Привет, Ник! Это Ламберто! Не разбудил? — Нет, Ламберто, ну что ты, — зачем-то врёт Николас. От ужаса голос даёт петуха. — У нас же разница во времени. — Ну и отлично, мой дорогой. У меня есть для тебя замечательное предложение. — Роль? — О да, мой сладкий, прекрасная роль. Рефлексирующий интеллигент, влюблённый в женщину, которая к нему равнодушна. — Ламберто, друг.… Сам знаешь, я бы с радостью, честно… Но после роли Христа мне было видение. Ко мне приходил призрак Лоуренса Оливье и поклялся, что если я хоть раз ещё снимусь в кино, меня распнут. Чёрт, Ламберто, ты сам знаешь, игра — это не моё. То ли дело модельный бизнес! Ты бы знал, друг, какой контракт на съёмки в рекламе мужских стрингов я только что подписал! — Николас, — вкрадчиво говорит Ламберто. — У меня в руках твои фотографии, после лицезрения которых у тебя не останется ни одной поклонницы. И никто не предложит тебе работу. Даже в твоей богом забытой Австралии, где, кстати говоря, как показывает мне мой хрустальный шар из реквизита к новому фильму, всё равно скоро проявит себя Хью Джекман. Смекаешь? — Хорошо, — тихо говорит Николас. — Я согласен. — Вот и славно. Ламберто кладёт трубку, а Николас звонит в аэропорт и заказывает билет до Рима. *** В квартире Ламберто Бавы раздаётся телефонный звонок. — Бава слушает. — Привет, старик! — звучит в трубке нарочито весёлый голос Кима Росси Стюарта. — Моя секретарша сказала, что ты мне звонил. — Конечно, Ким. Хочу предложить тебе роль. — Знаешь что, Бава? Иди на хрен. — Что? — Я, знаешь ли, достаточно набегался в доспехах, пытаясь внести хоть толику харизмы в те унылые диалоги, из которых состоят твои сценарии. И мне не слишком понравилось получать гонорар натурой. Те две тонны моркови, которые я получил за третий сезон «Фантагиро», до сих пор гниют в сарае на моей даче в Палермо. — А что же ты теперь собираешься делать? — в голосе Ламберто появляется привычная вкрадчивость. — Я снимаюсь у Антониони. Слыхал о таком? — Конечно. А что будешь делать, когда я опубликую всё, что у меня на тебя есть? — Продолжу сниматься у Антониони, а потом снимусь у Плачидо в роли мафиози. Ты знаешь, что такое арт-хаус? Это когда любой компромат только делает тебя востребованнее. Исключение — роли в твоих фильмах, но я вырвался из порочного круга и возвращаться не намерен. Валяй, Ламберто, вываливай всё, что есть. Ничего хуже, чем Ромуальдо во втором и третьем сезоне, ты публике не предъявишь. Ким швыряет трубку. Ламберто делает глубокий вдох. — Так, спокойно, спокойно.… Надо ещё раз пересмотреть архивы. Что у меня тут? О боже мой, Макс фон Сюдов. Ламберто потирает руки и берётся за телефон.