Превыше силы

—Ты с ума сошёл, Мигаль! — лицо Гамиля побелело, как мел. — Как ты можешь потворствовать этой мерзости? Моя дочь хочет себе раба, а ты стоишь рядом и киваешь, словно она во всём права. — Как я могу противиться моей будущей госпоже и королеве? — в эту фразу Мигаль постарался вложить столько язвительности и яда, сколько мог. — Её высочество хочет раба, значит, я должен привести ей раба. Гамиль стиснул кулаки, и Мигаль ухмыльнулся. — Я могу идти, Ваше Величество? Он вышел, не дождавшись разрешения. Ведь наконюшне его ждал Леонардо. «Ждал» — это, конечно, немного не то слово. Не ждал — но так даже веселее. Надо было привязать его к балке над стойлом. Мигаль сбавил шаг, наслаждаясь этой мыслью. Жаль, забрать мальчишку себе было невозможно — грудастая курица Мирабелла наверняка бы расквохталась, как целая толпа наседок. Крестьянин, который считал себя свободным, надо же. Смел возражать, смел доказывать, смел ставить условия… Его место на четвереньках у хозяйских ног, да о какой свободе вообще может идти речь? Сам Мигаль не был свободным ни дня, ни секунды своей жизни — ему вечно кто-то указывал. Отец, мать, Гамиль… Даже размалёванная куколка Мирабелла смела ставить его на место. И, дьявол побери, он подчинялся, тогда как Леонардо просто сказал наглой соплячке «нет». Что ж, он получит своё наказание. От этой мысли пониже живота стало жарко. Мигаль стремительно ворвался в конюшню. Леонардо, в одних штанах, поднялся со стога ему навстречу. Даже сейчас, встрёпанный и полуголый, он воплощал собой проклятое упрямство и свободолюбие. — Я пришёл преподать тебе урок, крестьянин, — сказал принц. Он снял с ремня кнут и теперь поигрывал им, стараясь разглядеть на лице юнца страх. Возможно, с ним можно будет позабавиться и здесь — Мирабелла не узнает. Никто не узнает. Даже Гамиль — мальчишка не посмеет жаловаться. Леонардо посмотрел Мигалю прямо в лицо. У него был удивительный взгляд, чистый и ясный, и глаза светлые, как речная вода. От этого взгляда по спине принца пробежали мурашки. — Уходи, — просто сказал Леонардо. В его голосе, тихом и очень спокойном, было больше силы, чем в громогласном лае всей своры гончих Мигаля, яростной и неудержимой. Мигаль застыл, не в силах сделать ещё один шаг навстречу под этим взглядом. Он закусил губу и молча пошёл к двери, до боли в пальцах сжимая рукоять кнута.