Ножки устали. Труден был путь. Ты у реки приляг отдохнуть.
Немного хриплый от долгого молчания голос, начинает терять свою хрипотцу. Малышка наконец-то, услышав знакомый голос и песню, немного успокаивается, дышит ровно, и, могу поспорить, даже улыбается. Я легко улыбаюсь в ответ. Дышать становиться немного тяжело, так как всегда наворачиваются слезы, и я пытаюсь задушить еще не рожденную истерику. Я продолжаю:Солнышко село, звезды горят, Завтра настанет утро опять. Тут ласковый ветер. Тут травы, как пух. И шелест ракиты ласкает твой слух. Пусть снятся тебе расчудесные сны, Пусть вестником счастья станут они.
Темнота в комнате, в доме и даже возле дома перестала быть пугающей и наполнялась теплом, укутывая нас всех. На улице замолкли сверчки, и даже кот утихомирился и сидел неподвижно у ног, иногда мурча в такт моей тихой колыбельной.Глазки устали. Ты их закрой. Буду хранить я твой покой. Все беды и боли ночь унесет. Растает туман, когда солнце взойдет. Тут ласковый ветер. Тут травы, как пух. И шелест ракиты ласкает твой слух. Пусть снятся тебе расчудесные сны, Пусть вестником счастья станут они.*
Я продолжаю петь колыбельную снова и снова, уже не замечая того, что пою. Слова вырываются сами, мотив знакомый до боли, а мысли совсем не о колыбельной. Горная колыбельная дает надежду, что завтрашний день будет лучше, чем сегодняшний, и я в это верю, ведь столько раз это уже становилось правдой. Невольно вспоминаю умиротворенное лицо Руты в цветах на арене, а потом ее портрет, что нарисовал Пит перед Квартальной бойней. Вспоминаю как в последний раз видела Прим: русая коса, медицинская форма, губы последний раз называющие мое имя… Слезы скатываются одна за другой по лицу от бессилия, но сейчас уже точно ничего не поделать, и остается только хранить светлую память о всех тих, кто погиб. Прим, Рута, Финник, Цинна, Боггс, Мегз… Слова песни повторяются, как мантра, пока чьи-то заботливые руки не ложатся на мои плечи. Пит. «Она уже давно спит», шепчет он. И правда, такое иногда бывает: я ухожу в свои мысли, и он это прекрасно понимает. Мой Пит. Я укладываю малышку в кроватку, и мы тихо уходим в комнату напротив, оставляя обе двери приоткрытыми. Кот, убедившись, что все в порядке, тоже выходит за нами. Мы забираемся в постель, и Пит обнимает меня. «Я люблю тебя», тихо шепчу я. «Правда», тихо отвечает Пит, издеваясь надо мной. Это заставляет меня слегка улыбнуться. «Я тоже тебя люблю», также тихо отвечает он мне с легкой улыбкой на лице. Я знаю, что это тоже правда. В этом доме звучит только правда, поэтому Пит все реже и реже спрашивает «правда или ложь?». Рыжий кот, все еще мурча, улегся в наших ногах. Иногда он до жути выводит меня днем, но ночью Лютик стоит на страже наших снов и, часто будит меня во время кошмаров, перед тем как я закричу, разбужу Пита своими криками и, возможно, детей. И я признательна Лютику за это. Вскоре я закрыла глаза и уснула спокойным сном. Ночь была одной из тех, когда кошмары оставляли меня в покое, и я могла наконец-то отдохнуть и забыть все, что было сегодня, вчера или намного раньше. Перед тем как уснуть, я уже знала, что утро будет безоблачное, предвещая солнечный и счастливый летний день, когда на Луговине обычно цветут одуванчики, а в нашем саду — примулы.