***
Облегчение и по-детски искренняя радость, пробившиеся сквозь остатки холодной хватки на разуме, буквально растекались по всему телу парня, топя сознание в себе, не давая ясно мыслить. Из-за своей яркости они, пожалуй, были единственными чувствами, что он мог испытывать в момент освобождения от, казалось бы, нескончаемой пытки. Повалившись на колени, парень едва соображал, почти не воспринимая окружающей действительности. Но неспособность стоять не мешала ему радоваться, и счастливый смех вырвался из груди без какого бы то ни было контроля с его стороны. Но даже так, разум смог зацепиться за неправильность в новом теле, после чего он обратил внимание на серебристые пряди волос, застилающих взор, и странный непривычный центр тяжести. Впрочем, парень на это почти не прореагировал, продолжая радоваться окончанию агонии. К несчастью, разделить с ним этот светлый момент были готовы не все. Вскоре, сквозь переполняющие его чувства, до разума парня всё же достучался факт того, что рядом с ним кто-то есть. Ему не было известно, как именно он это понял, но то, что этот неизвестный — весьма могущественная личность, которая не совсем довольна происходящим, ощущалось как неоспоримый факт. С трудом взяв себя в руки и убрав с лица счастливую улыбку, оставив тем самым на идеально красивом лице абсолютно пустое и безэмоциональное выражение, парень неспешно поднял взгляд. И сразу обнаружил перед собой пожилого мужчину с длинными седыми волосами и аккуратной ухоженной бородой, одетого в бесформенные белые одеяния, с хмурым выражением лица рассматривающим его. Некоторое время смотря ему в глаза, пожилой мужчина заговорил спокойным, несколько отстраненным голосом: — Хм-м, похоже, что-то пошло не так… И кем же ты будешь, сын мой? — услышав это, парню на краткий миг показалось, что хватка того тёмного пространства вновь сомкнулась на его внутренностях. Вот только даже этого мгновения хватило, чтобы вымыть из головы все эмоции и мысли. Обратно в действие мыслительные процессы приходили с почти слышимым скрипом. Парень всё ещё пытался найти ответ на вопрос старика и, что ужасно — не находил. На месте воспоминаний зияла тёмная дыра, погружение в которую наполняло всю его суть первобытным ужасом. И пока сереброволосый обескураженно стоял, старик не стал особо размышлять, решительно подошёл к нему и положил руку на лоб. В следующую секунду парень ощутил, как в его разум будто проскользнул какой-то щуп. Это сразу натолкнуло на мысли о “пространстве смерти”, где с ним происходило что-то отдалённо похожее, пусть и в куда более грубой форме. Это сразу заставило парня привычным образом сопротивляться вторжению, но он оказался не в состоянии этого сделать. Разум, словно сдавшийся осаде город, без малейшего сопротивления открыл свои врата для вторженца, погружая своего владельца во тьму. За те бесконечно долгие мгновения, пока парень был без сознания, перед его внутренним взором, будто далёкие и едва различимые сны, успели пронестись все те немногие воспоминания, что каким-то чудом сохранились. Когда же он спустя пару мгновений пришёл в себя, то с печалью осознал, что среди них так и не нашлось места ответу на вопрос “кто я?” — всё, что осталось, можно было описать как лишний мусор. И ему, возможно и захотелось бы похандрить по этому поводу, но некий свет, вспыхнувший внутри него, прогнал эти неприятные мысли, оставив лишь неприятное и знакомое чувство холода в груди. Убрав руку со лба парня, старец на пару секунд прикрыл глаза и тяжко вздохнул, обратив свой взор на сереброволосого. Некоторое время смотря на него нечитаемым взглядом, старик покачал головой и протянул руку, заговорив: — Поднимись на ноги, дитя. В эмоциях среброволосого всё ещё влавствовал сумбур, а мысли никак не желали приобретать связность, из-за чего всё сказанное стариком доходило с изрядным опозданием. Однако, первый шок от быстро сменяющих друг друга событий прошёл и от него не укрылось изменение в том, как говорил старец. Голос неизвестного заметно потеплел, от чего сереброволосый позволил себе немного расслабиться, перестав ощущать внутреннюю тревогу, которую был не способен даже осознать. Собрав мысли в кучу, юноша с тусклыми льдисто-голубыми глазами смог наконец заговорить: — Что происходит? Кто вы? — голос его был тих и бесцветен, отдаваясь при этом потусторонним эхом в пространстве зала. Будь здесь кто ещё, он бы многое мог сказать о том, сколь много неприятных чувств просыпается внутри, когда его слышишь. Причём не своим звучанием, которое было вполне чистым и мягким, а тем, какую палитру первобытных инстинктов он пробуждает из глубин сути услышавшего. Однако, существу в облике белобородого старца это было безразлично. — Твой отец, ясное дело, — ответил старик таким тоном будто иного ответа и ждать не следовало. И пока парень со скрипом обдумывал сказанное, тот, помолчав пару секунд и чему-то коротко улыбнувшись, продолжил: — А происходит тут твой новый день рождения. На эти слова что-то внутри юноши всколыхнулось на краткий миг, но быстро затихло. Ему не верились, что то место могло как-то отпустить его из своей хватки, сама мысль о подобном казалось ему неестественной и нереальной. Однако, все чувства говорили об обратном. Можно было бы предположить иллюзию в происходящем, наведённую дабы быстрее сломить его волю, однако это было абсолютно бессмысленно, так как момент, когда бы он сломался и растворился в ледяной тьме был лишь вопросом времени, а с учётом того, сколько от него осталось из-за воздействия «того места» -миг этот был весьма недалёким. Тем не менее, при виде хоть и сдержанной, но доброй улыбки внутри парня на краткий миг вспыхнуло что-то тёплое, отдалённо напоминающее радость от освобождения, только в сотни раз слабее. Долгое время видя лишь беспросветный мрак, этот лучик света казался почти ослепляющим, дарящим надежду на то, что больше он её окажется там. И хоть сереброволосый уже скинул оцепенение от всего происходящего, он слишком смутно представлял что должен говорить в такой ситуации — притупленные холодом эмоции нисколько этому не помогали. Спустя ещё пару десятков секунд безмолвного переглядывания старик тихо вздохнул и покачал головой из стороны в сторону. — Впрочем, наивно было полагать, что после пережитого ты будешь способен на содержательный диалог, — сокрушённо покачав головой, неизвестный продолжил: — Ну, раз уж на то пошло, ты настоящий счастливчик, раз перенёс всё это… — на краткий миг старец задумался о чём то, после чего добродушно улыбнулся. — Знаешь, пожалуй стоит начать новую жизнь с имени, и я знаю одно подходящее: Хапсиэль. Что думаешь? Дождавшись неуверенного кивка от парня, которого на миг кольнуло какое-то смутное чувство на грани восприятия, старик удовлетворённо улыбнулся. — Меня ты можешь звать Адонай или отец, как тебе будет удобно, а пока, думаю, стоит заняться твоим образованием и попытаемся помочь помочь тебе в деле восстановления. Встречаться с братом тебе немного рано. Спустя ещё несколько секунд неловкого молчания, на миг замешкавшись, парень наконец понял, что от него ждут ответа. — Хорошо, отец… — прозвучало это достаточно скупо и бесцветно, но даже так Адонай многое вычленил из этого ответа, оставшись довольным налаженным контактом. — Идём, тебе стоит отдохнуть после всего произошедшего, я отведу тебя во временные покои, а после нас ждёт много дел. Машинально кивнув, Хапсиэль последовал вслед за стариком, в дверном проёме бессознательно сложив за спиной шесть пар крыльев цвета тусклого серебра, только сейчас заметив их существование. Впрочем, это отдалось в его разуме лишь слабой искрой удивления.***
Задумчиво уперевшись взглядом в собственные сцепленные в замок руки, Хапсиэль недвижимой статуей сидел за небольшим столиком из неизвестного белого дерева. Заблудившись где-то в своих мыслях, он даже не обратил внимания на подошедшего Адоная и сильный запах трав, ударивший в нос. От этого правая бровь старика приподнялась в удивлении. Хоть с перерождения Хапсиэля и прошло уже немало времени, многие чувства до сих пор были ему непривычны. Не последнюю роль в этом играло и различие остроты чувств серафимов, которым он стал, и людей. Особенно остро это было заметно с обонянием и вкусом, от того старик и был удивлён, тому насколько глубоко его сын погрузился в свои размышления, что даже проигнорировал столь явный раздражитель. Это уже не первый раз, когда парень вот так проваливался внутрь себя, мучимый вопросами, сколько времени было проведено во тьме, и как много потеряно. Всё настолько сильно диссонировало с въевшимся в глубины сути мраком, что даже спустя половину месяца всё происходящее вызывало стойкое чувство нереальности. Хапсиэлю казалось, словно он находился во сне или крайне реалистичной иллюзии. Из-за этого у него возникало будто если будет сделано что-то лишнее, сон пропадёт, мираж рассыплется на тысячи осколков, а его самого вновь ждёт пробуждение во тьме. Адонай говорил ему, что время всё вылечит, а он ему поможет, и так оно и было. Старик всячески поддерживал своего сына, давая возможность свыкнуться с новой жизнью и понять свою новую суть, попутно и сам изучая столь неожиданный феномен. Увы, но процесс восстановления шёл куда медленнее, чем хотелось бы Адонаю. И понять, в чём причина этого, стала одна из целей старика, из-за чего новорождённому ангелу приходилось немало времени проводить в ритуальных покоях в компании своего отца, что принесло свои результаты. Из вороха мыслей Хапсиэль вырвался, когда тишину, царившую в помещении, разорвал громкий стук простенькой глиняной чаши о поверхность стола. Вздрогнув кончиками крыльев и взглянув на Адоная нерушимой ледяной маской равнодушия на лице, Хапсиэль, благодарно кивнув, взял в руки принесённый ему напиток и осторожно отхлебнул, от чего на языке произошёл буквально взрыв вкуса, а по телу прошлась волна обжигающего тепла, на миг ослабляя так и не оставивший его холод, который буквально стал неотделимой частью парня. Прикрыв глаза от удовольствия, юный серафим буквально растворился в этом ощущении. Этот травяной отвар стал одной из главных радостей Хапсиэля в новой жизни, помогая отрешиться от неприятного чувства холода, безостановочно напоминающего о времени проведённом во тьме. Именно поэтому этот напиток стал частым гостем на столе, во время перерывов от занятий с отцом. Оторвавшись на некоторое время от содержимого своей чаши, серафим задумчиво посмотрел на своего Отца и Бога в одном лице. Один этот факт заставлял судорожно буксовать его восприятие реальности, заставляя ещё больше сомневаться в реальности происходящего, однако за прошедшее время парень уже успел немного обвыкнуться с этой мыслью и она перестала казаться такой дикой. Хоть от его памяти и остались жалкие клочки, но даже из них получилось получить немало интересного, что, впрочем, принесло больше проблем чем пользы, перегружая и без того полную переживаний голову противоречивой информации. Работа с памятью и собственным сознанием стали одним из ключевых предметов занятий с отцом и были направлены на приведение рассудка в норму, что было критически необходимо, ввиду получения целого букета расстройств и фобий, полученных во время нахождения во тьме. Прогресс в этом направлении был обнадеживающим, и, в связи с этим, Адонай даже сказал, что если всё пойдёт такими темпами и дальше, то в скором времени можно будет знакомиться с Сестрой. Хапсиэля подобная перспектива несколько нервировала, ведь он даже в общении с Отцом испытывал затруднения, а о том как будет общаться с Люцифер он и малейшего понятия не имел. Известие о том, что Утренняя Звезда оказалась девушкой даже не так и сильно ошеломило его, когда это стало известно, у него хватало и других проблем, помимо несоответствия пола персонажа из книги которая ранее считалась им чистой выдумкой и реального образа. Так или иначе, одного здорового рассудка для подобного знакомства было мало, поскольку у парня была ещё одна серьёзная проблема помимо травмированного разума. Вторым по важности элементом стал контроль и понимание своей силы, с чем уже были серьёзные проблемы. В основном, проистекали они из первой, и пока не будет приведён в норму рассудок, надеяться на серьёзные успехи в этом не стоило, так как контроль магии напрямую зависел от разума и воли. Тяжело хоть как-то держать себя в руках, когда попытки обращения к собственной силе усиливают и без того постоянно присутствующее в теле ощущение холода, попутно пробуждая воспоминания о периоде, когда он был мёртв. Именно из-за этого магия, таящаяся в ауре и теле молодого серафима, постоянно норовила вырваться наружу неконтролируемой волной при каждой хоть сколько-нибудь сильной вспышке эмоций. Единственное, что спасало в такие моменты — постоянное присутствие Отца, своим могуществом подавляющего неконтролируемые всплески силы и способного вывести парня из внутренних переживаний. Отпив ещё немного из чаши, Хапсиэль на пару секунд прикрыв глаза, вновь посмотрел на Отца и, собравшись с силами, задал вопрос, что волновал его последние несколько дней, ответа на который старик ранее дать не смог: — И что в итоге? Моя память вернётся ко мне? — Могу тебя обнадёжить, воспоминания будут постепенно возвращаться, — замолчав на пару секунд, дав серафиму осознать сказанное, Адонай, увидев огонёк радости в глазах сына, не без горечи продолжил: — Однако, процесс этот будет далеко не быстрый, уйдут по меньшей мере десятки лет, так что не стоит излишне надеяться сразу всё вспомнить. Весьма вероятно, к тому моменту, как это произойдёт, прошлая жизнь станет тебе не так и нужна. На миг тело серафима напряглось, словно сжатая пружина, но продлилось это не долго, и вот он уже вновь выглядел абсолютно невозмутимо, просто кивнув, принимая полученную информацию. — И что будет дальше? — Пока — ничего. Ты продолжишь восстанавливаться, я буду тебе помогать, а после, каждый займётся своими делами. Да и как мне кажется, вам с братом давно пора познакомиться. На некоторое время парень замер в нерешительности, но наконец снова заговорил: — Какими делами? Для чего ты меня… создал? И как быть с Люцифер? Ты же видел мои воспоминания. Ответил старик немного погодя, слабо нахмурившись и задумавшись. Всё это время юный серафим терпеливо ждал, так и не изменив своему спокойному выражению лица. — Пока твоя роль будет заключаться в защите прохода на третьи небеса, а после — посмотрим, как ты будешь себя чувствовать. А по поводу твоего брата… — ещё сильнее нахмурившись, отчего морщины на его лице стали явными как никогда ранее, старик продолжил:— Мне бы не хотелось верить в её падение, да и доверять в полной мере увиденному я не могу, слишком мало воспоминаний цело и недостаточно они чёткие, и противоречивой информации достаточно, однако оставить это без внимания нельзя. Поэтому у меня есть к тебе просьба, ты должен будешь проследить за своей сестрой и не дать ей пойти по неверному пути, ну а если почувствуешь что-то неладное, сообщить мне. На некоторое время Хапсиэль замешкался от свалившийся на него ответственности. В конце концов, Люцифер он ещё нисколько не знал, а Адонай уже сделал для него очень много, потому и причин отказываться от роли наблюдателя парень не видел. Потому он просто склонил голову, принимая волю старика. — Хорошо, Отец. На это Адонай просто поднялся из-за стола и, развернувшись, пошёл на выход. — Идём, Хапсиэль, перерыв закончен. Допив всё такой же горячий напиток одним глотком, парень безмолвно отправился вслед за своим отцом.