Любовь зла.

Безответная любовь – синоним пагубной зависимости. Невозможно жить без любимого человека, трудно справиться с собой, хочется рвать и метать в понимании, что вы никогда не будете вместе. Так было и с Хару. В какой-то момент вся эта неразделенная любовь перешла через позволенную грань. Истерики, слезы, крики, казалось, что этому не было конца. А с друзьями она держалась, улыбалась и смеялась, вела себя немного неадекватно и странновато, была такая же, как и всегда. Но дома все вырывалось. Родители постоянно работали, поэтому некому было ее утешить. Впрочем, в их отсутствии были только плюсы. Никто не спрашивал, что случилось, и никто не волновался, лишний раз, трепля нервы. Это было очень мило, по крайней мере, так казалось Хару. Парень смущался, его выдавали покрасневшие щеки. Он кое-как сплетал слова в более осмысленные предложения, но основной смысл этого странного разговора с Гокудерой Миура поняла. Он ей признался. В том, что влюблен. Влюблен в нее. Было, конечно, неожиданно, ей всегда казалось, что Подрывник терпеть ее не может. Итальянец сразу сказал, что не ждет взаимности и чего-то еще, все знает, понимает. Вроде бы школьница засмеялась. Недолго думая предложила ему кое-что непристойное. Ей было забавно наблюдать за тем, как он краснел, бледнел, зеленел, багровел и даже шел пятнами. Ответ вышел у него невразумительным, она его просто выбила из колеи, Ураган Вонголы позорно ретировался с воплями о глупой женщине. Потом Гокудера еще недели две не мог спокойно смотреть в ее сторону. Каждый вечер она все продолжала реветь в подушку, вспоминая улыбку любимого человека, что продолжает ей улыбаться день изо дня. Тсунаеши любит Киоко. Рыжая дрянь любит Тсуну. Скоро у них все наладится, и будут они жить поживать, да добра наживать. В один из таких дней, Хару по дороге домой нашла раненную канарейку. Догадаться, чья она, ей не составило труда, так как птица без конца повторяла имя своего хозяина: «Хибари! Хибари! Хибари!». Миура принесла ее к себе домой, накормила и перевязала сломанное крыло, а на следующий день пришла к воротам старшей Намимори с Хибердом в руках. Хибари оказался не таким уж страшным человеком, коим его описывали Тсуна и остальные. Они стали общаться. С ним девушке было легко. Не надо было натягивать глупую улыбку и пытаться правдоподобно смеяться, лишь бы всех уверить, что у Хару все как обычно. Так же оказалось, что Хибари прекрасный психоаналитик. Она жаловалась на жизнь, свою глупость и на эту чертову любовь, он же молчал, если не спал. Наверное, школьница начала бы считать его близким другом, если бы через неделю их странных отношений Кея не стал оказывать ей недвусмысленные знаки внимания. То руку пристроит между ее ног, то под блузку лез. Миура не была настолько наивной, какой девушку считали ее друзья, и знала, на что подписывалась, согласившись на щедрое предложение Облака Вонголы довезти до дома. После пятнадцати минут езды, машина остановилась отнюдь не у дома школьницы, а на самой окраине их тихого городка. Хару как хорошая девочка послушно сделала все, что просил Кея. Перебралась на заднее сидение, разделась, сама раздвинула ноги, расслабилась. Все было, как и пишут во многих романах средней руки, почти было не больно и просто незабываемо. И так было еще несколько раз. Пока ему не надоело. Хибари начал брать свое в немыслимых позах, грубо и жестко. Наплевав на все слезы и крики. Раз за разом. А Хару не смотря на всю боль, продолжала «дружить» с этим хищником. А ей ведь нередко приходилось обращаться в больницу из-за сильного кровотечения. Но, так или иначе, к ГДК как бумеранг, возвращалась все равно. Почему? Потому что полагала, что так и Савада вскоре забудется. Друзья ничего не замечали. Совсем. А может, просто не говорили. Или лишний раз грузиться не хотели. Через некоторое время Хибари познакомил ее со своими родителями. Девушке они показались на редкость добродушными людьми, пока не выяснилось ею, что те часто издевались над своим сыном в детстве. Правда, в тот же вечер выяснилось, что бедный ГДК далеко не в сочувствии нуждается. На следующий день Хару привела Кею в свой дом, представить уже своим родителям. Те пришли в восторг от такого умного и воспитанного молодого человека в роли бойфренда их единственной дочери. И были очень сильно разочарованы, когда школьница им объяснила, что они не встречаются. Друзья же продолжали ничего «не замечать». Не перемен в подруге не редких синяков на руках и шее. Лишь вздыхали за ее спиной. А подруги кое-как смотрели на нее, пытаясь что-то сказать, но отмалчивались либо переводили тему разговора. А ведь Хибари и Хару и вправду не встречались. Просто она говорила, он слушал. Он брал, она давала. Прозвучит, наверное, дико, но они попросту привыкли к такому порядку вещей, друг к другу, или, по крайней мере, так казалось девушке. И эти их отношения даже дружбой было назвать затруднительно. Поэтому Миура не очень и жалела или точнее думала, когда после двух месяцев настойчивых ухаживаний со стороны Гокудеры все же согласилась провести с ним Рождественскую ночь. Хибари тогда впервые на нее разозлился, по-настоящему. Хару же все это показалось нечестным, он может прыгать на других женщинах, а она ложиться под кого-либо, кроме него оказывается, вообще прав не имеет. Тогда Миура и поняла, что до этого Кея был с ней весьма нежен, если сравнивать с тем жестоким изнасилованием под открытым ночным небом, в подворотне, на холодном снегу. Очнулась девушка в больнице, как выяснилось спустя два дня. На вопросы полиции ничего не ответила, и вообще отрицала тот факт, что на нее напал насильник. Просто неудачно навернулась и все тут. Да, школьница прекрасно понимала, что несла какой-то бред. И никто в этот бред не поверит. Друзья же не вовремя в свою очередь подтянулись. Ей хотелось смеяться. Когда Киоко и Хром с заплаканными глазами «утешали» свою пострадавшую подругу. Когда парни пытались вытащить из нее хоть какие-то приметы насильника. Оказывается, они давно заметили. Они давно все-все заметили. Правда, думали, что это ее так родители мучают, и раз Хару не хотела сама говорить ничего и не спрашивали, боялись причинить лишнюю боль. Глупые. Они все хором извинялись за свою невнимательность. Они должны были давно понять, что за ней следит маньяк или что-то в этом духе. Хару правда кое-как сдержалась, чтобы не засмеяться. И лишь улыбаться, пытаясь их убедить в том, что они ошиблись и ни в чем те не виноваты. Но от души все же отлегло. За все время, что Тсунаеши был в ее палате, до никакого такого высшего чувства ей дела не было. Все-таки разлюбила. Разлюбила. Хотелось девушке плясать, да все тело ныло и вообще ей врачи прописали не напрягаться и лежать несколько дней или даже неделю. Он все-таки пришел, когда остальные ушли по домам. По глазам было видно, что парень никаких угрызений совести не чувствует. Вообще о содеянном не жалеет. Хибари все так же как ни в чем не бывало, подошел к ней и заговорил. Она лишь улыбалась, вставляя глупые по смыслу фразы в речь парня. Иными словами вела себя с ним, как и раньше. Непринужденно и легко. Ничего ведь и не произошло. Так ведь? - А кто я тебе… Кея? – ее тонкий голосок кое-как протянул его имя. Девушка очень сильно смущалась, сминая край одеяла в руках. Все-таки первый раз к нему по имени обратилась. И не просто так. Но он ничего так и не ответил. Лишь красноречиво подняв бровь, Хибари улыбнулся, не скрывая насмешки. Подушка на следующее утро была мокрой…