Ножом по стеклу

      Дверь в прихожей хлопает, и стальные тросы моих нервов натягиваются до предела. Ты с мягким стуком ставишь рюкзак на пол, с шуршанием снимаешь свою чёрную кожанку и стягиваешь кеды, чуть покашливаешь — и каждый звук резонирует в голове, отчего нутро просто дрожит от ярости. Когда ты появляешься на пороге комнаты, я усиленно делаю вид, что читаю, хотя пальцы так сжимают чашку, что, будь она пластиковой, давно бы треснула.       — Привет, — тянешь ты, широко улыбаясь. Голос — тонкий, высокий, отвратительно девичий — отдаётся спазмом в горле.       Я с трудом делаю глоток остывшего ромашкового чая, сдерживая клокочущую злость, и, не поднимая глаз, глухо спрашиваю:       — Где была?       — Трахалась, — беззаботно отвечаешь ты, а я едва удерживаюсь от того, чтобы швырнуть чашку тебе в лицо.       Я хочу сделать ещё глоток и хоть немного успокоиться, но горло сводит намертво — приходится опустить чашку; считаю до пяти и поднимаю глаза на тебя. Моим взглядом можно забивать сваи фундамента или запросто плющить металлолом, но ты продолжаешь улыбаться своими яркими без помады, стёртыми после минимум трёх минетов губами. Тебе же похер, у тебя же, сука бессовестная, иммунитет.       Ты плюхаешься на диван едва ли не на мои ноги и сладко потягиваешься, и я почти слышу, как громко трещит моё наэлектризованное личное пространство при соприкосновении с тобой, а мозг буквально коротит, вызывая полный блэк-аут в сознании.       — Я отопью, можно? — на чистом подсознании улавливаю я, а в следующую секунду чашка пытается вырваться из моих перенапряжённых пальцев, и я усилием воли заставляю их разжаться.       Кружка дёргается слишком резко, и немного жидкости расплёскивается на мои домашние штаны, обивку дивана и наши пальцы. Ты тихо хмыкаешь, делая глоток.       — Ты слишком напряжена. Что-то случилось?       Случилось. Твоё ёбаное возвращение, дрянь.       — Всё в порядке, — отвечаю я, делая вид, что устраиваюсь на диване поудобнее, а на деле разминая закостеневшие мышцы. Невидящий взгляд машинально скользит по расплывающимся строкам, лишь бы не скользить по твоему лицу.       — Ревнуешь, да? — вкрадчиво спрашиваешь ты, и воображение тут же непроизвольно рисует картинку, как я разбиваю чашку о твою грудную клетку, в кровь разрезая руки, а потом отчаянно пытаюсь забить осколки поглубже между твоих рёбер. Потому что этот тон, в котором так и сквозит насмешливое понимание, сносит всю нервную систему взрывом водородной бомбы.       — Нет, — коротко отвечаю я и захлопываю книгу, после чего тру горящее лицо, делая последнюю попытку успокоиться.       — Тебе нужно расслабиться, — протягиваешь ты, и я слышу звон поставленной на столик чашки. — Я помогу. — Ты приближаешься ко мне, но я нарочно не разгибаю колени, чтобы ты уткнулась в них животом. Однако это тебя не останавливает: ты просто перелезаешь через них и садишься мне на живот — моё нежелание никогда не было для тебя преградой. Твои пальцы заводят выбившиеся пряди мне за ухо, а губы, мерзко влажные, мягкие и тёплые, накрывают мои. Ты целуешь меня так трепетно и нежно, а в моей голове, словно сирена, воет единственная мысль.       Ты нарываешься, тварь.       Я выкидываю книгу в сторону, с силой стискиваю твои плечи и резко переворачиваю, подминая под себя и оказываясь сверху.       — Думаешь, раз пришла, то всё можно? — разъярённо рычу я, вжимая тебя в диван, и вглядываюсь в твои широко распахнутые от неожиданности глаза. В них нет страха, лишь удивление, и это бесит до бессильного скрежета зубов.       Тебя не берёт абсолютно ничего. Ты как будто специально создана для того, чтобы выводить меня из себя, а потом смеяться, смеяться над моей беспомощностью перед тобой, скаля зубы в широкой усмешке.       Уголки твоего рта приподнимаются в непонятливой улыбке, и я впиваюсь в твои губы, не в силах выдержать того, что ты вот-вот снова рассмеёшься над моей ревностью. Ты не сопротивляешься, приоткрываешь рот, пуская мой язык внутрь, и притворно-робко отвечаешь, будто спрашивая: «Эй, что ты делаешь?». Не пытайся строить из себя невинность — я чувствую запах спермы на твоих губах. А ты должна пахнуть только мной.       Моя рука забирается тебе под майку, пальцы уверенно скользят под косточку лифчика и с силой сжимают твёрдый сосок. Ты выгибаешься навстречу моей руке, прерывисто стонешь в поцелуй и обнимаешь меня ногами, а твои ладони гладят мою спину, бока и живот и тянутся к резинке штанов, намереваясь проникнуть под них.       Я не разрешала тебе брать всё в свои руки.       Отдёрнувшись от твоих прикосновений, я разрываю жадный поцелуй, напоследок прикусывая твою пухлую нижнюю губу, и задираю мешающую футболку, обнажая твоё тело. Его портит только отвратительный красный лифчик, смотрящийся до тошноты вульгарно. Я просовываю руки под твою спину и расстёгиваю крючки, чтобы в следующую секунду содрать из-под рукавов долбаные шлейки и отшвырнуть его подальше. Если бы можно было, я бы и твою любопытную ухмылку содрала с лица и выкинула.       Я сминаю полукружия небольшой груди, пальцами с силой стискиваю напряженные соски. Ты не сдерживаешься, не закрываешь рот — эти мелочи не для тебя. Громкий стон разносится по всей квартире, режет внутренности, хлыстом бьет по спине, и я снова чувствую себя служанкой твоих желаний. Это отвратительно, но остановиться я уже не могу.       Я наклоняюсь и втягиваю в рот один сосок, свободной рукой поглаживая твою талию. Ты всхлипываешь, выгибаешься навстречу моим прикосновениям, а я сминаю твоё послушное тело ладонями и прикусываю сосок больнее, чем надо. Новый стон заставляет волосы на затылке встать дыбом. Неужели ты примешь всё, что я с тобой сделаю?       Жёсткими поцелуями спускаюсь к твоему плоскому животу, слизываю новый тонкий слой пота, вдыхаю твой запах. Как бы я ни злилась, тепло твоего тела вынуждает меня быть мягкой, даже когда я хочу разорвать тебя в клочья. Ты вздрагиваешь и втягиваешь живот, когда я носом касаюсь кожи под пупком и поглаживаю языком у самой кромки джинсов. Мои пальцы быстро расстёгивают пуговицу и ширинку, и я, отстранившись от тебя, хватаюсь за край и сдёргиваю джинсы вместе с бельём. Ты нетерпеливо дёргаешь ногами, помогая освобождать себя от одежды, тянешь руки, чтобы помочь, но я хлёстко сбиваю их, посылая тебе уничтожающий взгляд. Ты почти смеёшься, а я не могу на это смотреть, поэтому швыряю снятые джинсы тебе в лицо.       Ты возмущённо вскрикиваешь, пытаясь смахнуть джинсы с лица, а потом заходишься в протяжном стоне, когда я легко провожу языком по самому кончику твоего чувствительного клитора. Вкус чистый, только твой, — ты успела сходить там в душ — но запах латекса смылся не полностью. Ненавижу, когда ты пахнешь латексом, поэтому пытаюсь вылизать тебя как можно тщательнее, только чтобы этот блядский запах исчез. Ты стонешь от каждого движения моего языка, извиваешься на диване, притягиваешь меня ногами и, запустив пальцы в мои волосы, прижимаешь меня ближе. Я скольжу языком по нежнейшей коже, собирая капли слюны и смазки, приникаю внутрь влагалища, давая тебе небольшую передышку, а затем снова щекочу клитор, сжимая ладонями твои бёдра и не давая отстраниться. Вдыхаю всё усиливающийся запах и взываю ко всем богам, чтобы ты наконец-то заткнулась, потому что твои стоны наверняка слышны уже на лестничной клетке.       Будто услышав мои просьбы, ты резко отпихиваешь меня ногой к противоположному краю дивана. Я несильно ударяюсь затылком о подлокотник и, не успевая ничего понять, оказываюсь прижатой к дивану твоим телом. Навалившись на меня, ты хватаешь мои запястья и прижимаешь их к обивке, не давая тебя ударить, и я могу только сверлить тебя взглядом, зная, что ты точно прочитаешь мои мысли.       Ненавижу. Как же я тебя ненавижу, мразь.       — Поиграла и хватит, — отвратительно-ласково пропеваешь ты, ведёшь языком по моим приоткрытым губам, из которых вырывается жаркое от злости дыхание. Я пытаюсь прикусить твой язык, щёлкаю зубами в опасной близости, но ты отдёргиваешься и смеёшься, так высоко и противно, что я сжимаюсь в попытке закрыть плечами уши.       Ты наклоняешься и целуешь меня в шею, мягко водишь носом и губами по нежной коже, надеясь успокоить меня. Напрасно. Сейчас твои методы не подействуют, и ты сама это знаешь.       Просто отъебись от меня.       — Тогда попробуем по-другому, — протягиваешь ты на несколько тонов ниже, и твои глаза мгновенно становятся темнее, хотя это всего лишь обман зрения. Я мгновенно замираю, не в силах отвести от тебя взгляд. Что ты собираешься…       Ты резко перехватываешь мои запястья одной рукой, пальцы второй смыкаются на моей талии и скользят под майку до самой груди, а твои губы жарко, до едва заметной боли впиваются в шею. Я едва могу дышать: ты почти полным весом лежишь на мне, не давая сделать глубокий вдох, и я втягиваю кислород маленькими порциями, чувствуя, как тело предательски плавится под твоими прикосновениями.       — Не смей, стой! — сипло выкрикиваю я, но получаю только пробирающий до костей ответ в самое ухо:       — Заткнись.       Ты облизываешь хрящик уха, кусаешь и оттягиваешь мочку, и моё тело невольно отзываться дрожью. Твоя рука теребит мой сосок, довольно жёстко, на грани неприятного, но моему телу не хватало именно этого — твоей грубой силы.       В одно мгновение ты из податливой суки превращаешься в мужика с вагиной, будто аккумулируешь и направляешь на меня силу всех тех, кто тебя трахал.       Ты трешься об меня всем телом, ловишь губами прерывистые выдохи, жмёшь коленом у меня между ног — и я приникаю к тебе, перестаю сопротивляться. Сознание ещё отчаянно призывает прекратить это, но тело не слушается, выгибается и льнёт к умелым ладоням. Глаза горят от злых слёз, и я зажмуриваю веки, чтобы не показывать тебе этого.       Убрав руку от моей груди, ты стягиваешь с меня штаны вместе с трусами и касаешься пальцем горячего входа во влагалище. Я прикусываю губу от очередного приступа ненависти к своему телу, которое так реагирует на тебя. Твои пальцы скользят по смазке, обводят набухший клитор, и я всхлипываю, подаваясь тебе навстречу. Ты усмехаешься мне в грудь, хватаешь губами сосок и втягиваешь его в рот, одновременно погружая палец внутрь меня. От собственного стона я едва слышу, что ты говоришь мне.       — Видишь, как тебе нравится, когда тебя придавливают к кровати и делают с тобой, что пожелают. — Я сипло выдыхаю сквозь раскрытый рот, подаваясь бёдрами навстречу, потому что ничего не могу с собой сделать — это восхитительно. — Чувствовать на себе вес чужого тела… — Пальцы выскальзывают из меня, дотрагиваются до клитора, вызывая дрожь по телу и вырывая очередной короткий стон. — Подчиняться чужой силе… — Ты снова резко входишь в меня, сгибаешь пальцы внутри, и я почти задыхаюсь под тобой. Ужасно жарко от твоих прикосновений, а ещё от стыда и злости. — Так, может, и я так хочу, только не могу получить это от тебя.       Ты отстраняешься и достаёшь что-то из-под подушки, и я с трудом разлепляю склеенные слезами веки. И удивлённо распахиваю глаза: в твоих руках вибратор, будто ты заранее знала, где я буду тебя ждать, и точно знала, что до этого дойдёт. Заметив мой взгляд, ты ухмыляешься и картинно засовываешь его в рот, погружая наполовину. Это заставляет ярость внутри меня снова разгореться, а зубы сжаться до скрипа.       — Ой, не нравится? — притворно-невинно спрашиваешь ты, вытянув его изо рта. — Так может, сама? — Головка резинового члена, измазанная в твоей в слюне, едва не тыкается в мои плотно сомкнутые губы, но я резко отворачиваюсь. Я бы ударила тебя, если бы ты не держала мои руки, но я не могу, и ты, пользуясь этим, издевательски ведёшь вибратором по моим губам. — Ну как хочешь, — хмыкаешь ты и, напоследок лизнув рельефную головку, просовываешь руку между ног.       Вибратор касается моего клитора, нежно поглаживает его, но я закрываю глаза и шумно дышу — ты не услышишь больше ничего, кроме этого. Ты потихоньку засовываешь его внутрь, вбиваясь мелкими толчками, и моё тело сгорает от постыдного желания почувствовать его весь целиком. Я закусываю футболку на плече, чтобы лишние слова не вырвались наружу, а ты тихо смеёшься и поглаживаешь головкой именно то чувствительное место внутри. Стоит мне привыкнуть к этому и заставить себя не дрожать под тобой, щёлкает кнопка, и моё тело пронзает вибрация.       Я запрокидываю голову, стискивая зубами футболку, и пытаюсь не двигать телом навстречу члену в твоей руке, но ты проталкиваешь его глубже и глубже, нечастыми, но мощными толчками. Моё тело невольно извивается, а горло сводит от сдерживаемых вскриков. Майка прилипает к мокрой от пота спине, становится невыносимо жарко — я варюсь в собственных принципах, и это просто невыносимо.       Футболка вырывается из моих зубов, а в следующее мгновение ты сжимаешь мои щёки и поворачиваешь к себе. Я открываю глаза под до боли сведёнными бровями и смотрю на тебя сквозь туман. Ты скалишься, нависая надо мной, вбиваешь вибратор сильнее и шепчешь:       — Ну же, скажи, как ты ненавидишь меня.       Я вцепляюсь освобождёнными руками в твою спину, с силой веду ногтями по футболке, и ты прогибаешься, притираешься к вибрирующему основанию и стонешь, как сука. Твой голос отвратителен, я пытаюсь заглушить его своими стонами, но всё равно слышу, как в перерывах между вскриками, полными удовольствия, ты смеёшься.       Ты действительно наслаждаешься этим.       Тело бьёт крупная дрожь, жар отдаётся в голове вместе с каждым долбаным звуком и движением. Диван раздражающе скрипит, но ты не обращаешь на него ни капли внимания, а смотришь только на меня. Твои глаза сияют так ярко, что в них хочется смотреть бесконечно: в них удивительная тяга к жизни и желание — нет, требование — этой тяги в других. У меня нет такой энергии, более того — я сопротивляюсь твоим требованиям.       И в тайне надеюсь, что твои глаза сияют так только для меня.       Особенно глубокий толчок заставляет меня вскрикнуть и на мгновение сжаться, а потом тут же полностью расслабиться, будто мозг вдруг потерял возможность отдавать телу приказы и сейчас может только получать редкие электрические импульсы удовольствия. Твой вес вдавливает меня в диван, но это даже приятно. Ты усмехаешься, выключаешь вибратор и вытаскиваешь его из меня, а затем сползаешь и ложишься рядом. Как только я могу нормально дышать, я… начинаю смеяться.       — Что? — коротко спрашиваешь ты, но вовсе не удивлённо.       Смех рвётся из груди короткими очередями, и я никак не могу остановиться. В голове пусто, с губ срываются злые фразы, которые веселят меня ещё больше.       — Какая же ты сука… как же я ненавижу тебя… долбаная шлюха… отвали от меня…       Я спихиваю тебя с дивана, но ты падаешь мягко, как будто была готова к этому. Твоё короткое «ауч» заставляет меня смеяться ещё больше.       — Что же ты за чудовище такое… — Я глубоко вздыхаю и успокаиваюсь. На душе становится необычайно легко.       Ты поднимаешься на ноги и с хитрой улыбкой смотришь на меня.       — Я помою, — говоришь ты, крутя в руках вибратор.       — Да съебись уже, тупая тварь, — протягиваю я, прищуривая глаза.       — А вот за тупую обидно было. — Хмыкнув, ты уходишь, сверкая задницей из-под короткой маечки. И я точно знаю, что тебе на самом деле не обидно. Да и мои ревность и злоба испарились, оставляя только лёгкую иронию. И, пожалуй, самоиронию — тоже.