В небе дирижабли

Девушка со слезами на глазах смотрела, как по небу плывут дирижабли. Темнота на улице, на часах – пять утра, когда солнце всё ещё задумывается: а не послать ли всех к чёрту и не взять ли на сегодня выходной. Даже фонарь, а на его столб опирается Анна, ничем ей не может помочь. Даже если бы хотел. А хочет ли – кто его разберёт. Может, да, а может, нет. Хотя вероятно… покрытая копотью и поплавленная сталь, с наклонившейся до самой земли, как ветви плакучей ивы, головой, как бы намекает: не хочет абсолютно ничего. Вот ничегошеньки. И, наверное, уже никогда не будет хотеть. Хотя кто решится предсказывать такое? Воля стали – вопрос более чем спорный. Улыбка и ямочки на щеках девушки, порозовевших где-то там, под слоем сажи, говорят, что обладательница счастлива. И пусть кончики волос обгорели, а цвет совсем не тот, что должен быть (к чёрту! Сегодня же купит новую краску!), Анна проводит по ним с любовью. Зато кончики не секутся. Нет кончиков – нет проблемы. Да и вообще! Почему её должно заботить хоть что-то? Ведь наступает утро нового дня, который унесёт прочь всю грязь, умоет город дождём и… подарит горсточку маленького, но такого тёплого и необходимого счастья. В небе дирижабли! Алые, светящиеся и уносящиеся на восток – туда, где встаёт солнце. Обязательно встанет солнце. Только солнышко ещё немножко побудет в кроватке. А что? Почему всем можно, а ему нет? Вот что за несправедливость? Почему ветер, несущий несколько искр, кружа их в хороводе, может быть холодным? Анна поджимает губы и морщит лоб, а одновременно кутается в серо-синюю джинсовую курточку. Бело-алая маечка больше не видна, зато животику заметно лучше. Конечно, кому же нравится, когда на него дует? Может, кому-то в пустыне. Или в аэродинамической трубе. Точно, эти специально для того и приходят. Но вы когда-нибудь видели, чтобы для полёта в трубе пришёл животик – один, самолично! Именно. Девушка улыбается и запрокидывает голову, смотря, как удаляются дирижабли. На душе тепло. На душе пожар – настоящая буря чувств. Тяжёлое, грязно-серо-чёрное покрытое кучерявыми тучами небо начинают прорезать цветные полосы. Как же болит спина – то ли простуженная на ветру, то ли подпалённая. А впрочем, кому какое дело до её чувств? Хотя ей же самой есть – почему ж никому? В небе дирижабли. Синие когда-то, они пылают и кажутся воплощением красного цвета, и следы на небе от них красные. И будто от фениксов перья, вниз летят объятые пламенем детали. А девушка смеётся, глядя в небеса, и по щекам стекают слезинки, оставляя на саже влажные полоски. Может, и не должно её здесь быть – раненой в живот, сгоревшей, замёрзшей. Только вот есть она – и ничего с этим поделать абсолютно нельзя. Потому что Анна – персонаж, и суждено ей рождаться снова и снова. Как и умирать… Только ко второму она уже привыкла – это ведь и больно только капельку. И то первые раз десять – потом уже как бы и ничего. А вот рождение… Рождаться, воскресать – это всегда восторг. И она знает, как проживёт новый день, ровно как знает, как прожила целую жизнь до романа творца. А он не знает, глупенький. Девушка улыбается и следит, как дирижабли в небе сливаются с рассветным заревом, возвещая о начале новой и совсем другой истории. «В небе дирижабли… За меня решал ты, Кем мне быть и сколько Силы мне дано… Мир намного проще, Мир намного больше, Чем все твои догадки, – грустно и смешно… В небе дирижабли…» – поёт она, улыбаясь, а по щекам текут слёзы. Как же сладко вдыхать полной грудью кисло-сладкий прохладный утренний воздух, запахнувшись поплотнее в джинсовую курточку, чтобы прохлада осталась только свежестью.