Братик! Ты такой классный!

До недавних пор я и не задумывался, что младшее поколение более раскрепощенное и продвинутое (если так можно сказать). Хоть я и не замечал за своим младшим братом каких-то предрассудительных действий и не был уверен, что у него вообще была девушка, он все чаще возвращался домой позже, чем я, что не могло не напрягать. Тяжело, слишком тяжело, учиться на медицинском факультете, после этого идти пахать на неполный рабочий день, и после этого еще ломать голову над тем, где и с кем «развлекается» мой младший братишка. — Вот ты вроде врач, а куришь! Фу таким быть! — Ну, начинается… Вот эта мелкая заноза в заднице, в кои-то веки решила придти на час раньше обычного, и начать читать свои нотации, хотя кто кому еще их должен читать. Обычно я стараюсь не курить в его присутствии, хоть он и знает, что за вредную привычку я имею, пытается помалкивать. — Чья бы корова мычала, сам же когда-то пытался пристраститься, — огрызаюсь я, вспоминая, как вдохнув дым в легкие, он закашлялся, а на глаза навернулись слезы, и его упрек после этого: «Бее, вкус ужасный, как ты вообще их куришь?» — Не тебе ли говорить о моей безалаберности, когда сам засыпаешь с сигаретой в зубах! Не хватало чтоб ты еще квартиру спалил! Но как хорошо, что твой младший братик пришел вовремя и предотвратил этот инцидент! — восхваливал он себя, словно предотвратил катастрофу вселенского масштаба. Хотя… Может, это и была бы катастрофа какой-нибудь маленькой вселенной… — Я еще не врач, а только учусь, поэтому прояви снисхождение… Где ты был? — Учишься? Вот и славно, учись! — захихикал он, вскакивая с дивана, намереваясь удрать поскорей в свою комнату. Ухватив его за руку, я усадил его обратно. — Был где? — снова спрашиваю я, чиркая зажигалкой, зажигаю новую сигарету, так как ту мой братишка решил безжалостно затушить, комкая никотиновую трубочку в гармошку. — Ты же сам прекрасно понимаешь, школа, потом тренировка, потом я зашел к Саре… Дальше я его слушать не стал, закатив глаза, перебил: — Ники, скажи честно, у тебя кто-то есть? Он удивленно захлопал глазами… Ну как всегда, только не это… Он потянулся ко мне, обнимая, и достаточно крепко, зная, что я слишком скуп на нежности. — Ты чего, братик, у меня кроме тебя никого нет, — в такие моменту он ну, вылитый кот, обожравшийся сметаны: улыбается, мурлычет и ластится понежиться. И обнимает всегда слишком крепко, что даже дышится через раз. По его виду и не скажешь, какой силой обладает эта крошка: не слишком высокий, не слишком большая мышечная масса, да и характер у него не такой. Однако, он уже пять лет занимается карате, и при всех своих знаниях и вспыльчивости, мог бы набить кому-нибудь морду, но ничего подобного. Сара не в счет, кстати… Она так скажем, наш общий друг. Классная девчонка, с набором своих странностей, например: когда я засвечусь с новой девушкой, вечером она начинает названивать, и спрашивать была ли у нас интимная близость… Эх, а ведь с младшей школы знакомы… Вот взбрело же мне в голову познакомить ее с Ники, оба стоят друг друга. Я даже удивился, узнав, что у нее с ним больше общих увлечений, чем со мной… Вот так теперь моя подружка таскается с моим братом, не посвящая меня в курс своих увлечений, вечно хихикают, вечно перешептываются, строят глазки… Причем оба мне! Не друг другу, а мне! До поры до времени, пока вдвоем, как только порознь, так будто ничего и не было. -…ты же знаешь, какая она болтушка, чуть что она бы сразу побежала к тебе говорить, какой я милашка и лапочка… Считай, что нет. Каким бы длинным или коротким не был ответ — это всегда одно отрицание. Нет. И сколько бы я им не звонил, когда они якобы были вдвоем, они действительно были вдвоем… Чувствую себя назойливой мамочкой… — Ты слушаешь вообще? — он пощелкал пальцами у меня перед носом. Опять я увлекся размышлениями, за это время Ники выпустил меня из своей хватки, устроившись на моих коленях, сжимая пальцы на моих запястьях. — Ты что ревнуешь? — Да-да, конечно, — я выдернул руки из его пальцев, двигая его на другую половину дивана, — в любом случае, кто бы это не был, скажи мне, а то ведь я думаю, что ты онанист чертов. — Ревнуешь! Ревнуешь! — Заголосил он, мотая головой вправо-влево. Решив оставить его наедине со своей дурью, я встал, решив еще немного поклевать носом перед телевизором с кружкой кофе или чая, но… Но как истинный показатель нашей с ним безалаберности, я запнулся о лямку его сумки, оставленной им возле дивана. — Ой, — Ники прикрыл рот рукой, когда я смачно шлепнулся перед ним, сидящем на диване. Ничего страшного в том, чтобы пролететь собственный рост — нет, однако я не хило так треснулся подбородком, а в момент падения моя челюсть сомкнулась, прикусив язык. Прикусить язык — само по себе уже больно, а мне тогда какого? На глазах аж слезы выступили. — Прости, братик, тебе больно? — Он опустился передо мной на колени, потирая ушибленное место пальцами. — Нет, но если ты не прекратишь — то будет, — я убрал его руку, приподнимаясь на локтях. Говорить было очень неприятно, а крови будто полный рот набрал. — Надо обработать… — Всего лишь ушиб, обрабатывать даже нечего. Он коснулся пальцами моего подбородка, потирая круговыми движениями, приговаривал: — У сороки боли, у вороны боли… У сороки боли… Серьезно?! — Хватит, — рявкнул я, рывком отстраняясь от него, — не маленький уже, такую хрень нести. — Шестнадцать лет отроду всего, — буркнул он, поднимаясь, — мама бы тебе по губам дала за такие слова! Ники поднял с полу сумку, скрываясь за дверью своей комнаты. Класс! Просто супер! Ну как?! Как я мог так легко его расстроить? У меня наверное талант к этому. Все, больше не могу стоять с набитым кровью ртом. Крови не так уж и много, но для прикушенного языка — это слишком. Без должных извинений Ники оставлять нельзя, да и не хочется. Мне всегда казалось, что он с неким восхищением смотрит на меня и берет меня в пример. Не хотелось бы быть для него плохим примером. Не знаю почему, никогда так не делал, но перед тем как войти, я постучал. Сидит на кровати спиной к двери, дуется значит. Присев рядом с ним, я заметил в его руках книгу, вернее комикс, черно-белый, они с Сарой, кажется вместе их читают. — Опять комиксы читаешь, — с легкой усмешкой, говорю я. — Это не комиксы, а манга! Сколько раз повторять? — Без разницы. Он демонстративно отбрасывает книгу на край кровати, всем своим видом показывая, что разговаривать он не намерен. — Хорошо, манга. Но разницы не вижу. Я пришел извиниться. Ложу руку ему на плечо, наклоняясь, пытаюсь вглядеться в его лицо, но он отворачивается. — Да ладно тебе, я не хотел обидеть ни тебя, ни твою мангу. Пытаюсь приобнять — сопротивляется, но в итоге я свое получил, Ники сдался, уткнувшись лицом в подушку. Огрызается, когда слышит скрип кровати: — Ты в курсе, что ты — кретин, Крис? — Понял уже. Ложусь рядом с ним, всматриваясь в потолок над нами. — Ты пойми, все время хорошим быть нельзя, нужно иногда давать волю своим демонюгам. Он поворачивается все еще угрюмый, прижимается, всхлипывая. — От какого идиота в этом поганом мире ты это услышал? Он обнимает меня, все крепче и крепче сжимая руки за моей спиной, так же обнимаю его в ответ. Сейчас я не против, чтобы он сжал меня в своих объятьях до потери воздуха в легких, чтобы невозможно было вздохнуть. — Сам придумал. — Не удивлен. — Прости меня, — шепчу ему прямо на ухо. — От тебя куревом несет, — он вцепляется пальцами в рубашку, приподнимает голову и касается губами ушибленного подбородка. — Приму извинения только за смирение с этой хренью. Вот ведь… лисенок черт возьми, и ничего ведь не противопоставишь… Хотел уйти, как только он уснет, вот только, как он устроил голову на моем плече, так и спит. Убираю локоны черных волос за ухо, всматриваясь в длинные, пушистые ресницы. Оставив всяческие попытки слинять от него, я закрыл глаза, и кажется я осознавал, что уже сплю, и даже тогда, я чувствовал округлую полосу собственных зубов, оставленную на языке.