Die Liebe ist ein wildes Tier Sie ahnt dich, sie sucht nach dir Geht auf Jagd bei Kuss und Kerzen Saugt sich fest an deinen Lippen Gräbt sich Gänge durch die Rippen Lässt sich fallen weich wie Schnee Erst wird es heiss Dann kalt Am Ende tut es weh.* ©
Она помнит многое. Помнит войну, помнит Четырнадцатого, помнит прошлое поколение Ноев, помнит экзорцистов, с которыми воевала. А еще помнит его, Мариана Кросса. И сколько она его помнит, у него всегда был скверный характер и огненно-красные волосы. От него вечно пахло смесью из табачного дыма и всевозможных женских духов. Он никогда не мог победить свои вредные привычки — пить, курить, вестись на каждую юбку и не сдерживать обещания. Она помнит их первое импровизированное свидание – они бродили бесцельно по Лондону, смеялись, прятались от палящего солнца, экзорцистов и акума, купили шампанское, хлебали его прямо из горла, выливали друг на друга, вновь смеялись, держались за руки, и все это казалось им не больше, чем игрой. Это было давно, когда она сама еще была слишком легкомысленной, а он – слишком настойчивым. Она помнит их первый поцелуй, сладкий, легкий, с привкусом сливок на губах. Они сидели тогда в кофейне, напротив друг друга, будто влюбленные. И каждый из них со смехом говорил, что это не так. Она болтала ногами, потягивая латте, а он курил, попивая экспрессо с коньяком. Она неаккуратно съела пирожное, испачкав губы во взбитых сливках, а он перегнулся через стол и как-то нарочито нежно слизнул десерт. Она покраснела, а он ухмыльнулся, взял ее за руку и потащил из кафе, так и не заплатив по счетам. Она помнит их первую ночь – приторную, терпкую, пропитанную сигаретным дымом. Они тогда были в номере отеля. Оделись пафосно, будто в театр, пили вино из хрустальных бокалов, сидели в полутьме с зажженными свечами и рассуждали о настоящей любви. А потом просто устали «выкать» друг другу и потушили свечи. Страстно целовались, срывая друг с друга одежду, упали на кровать и нежно овладевали друг другом всю ночь. Она помнит их первое совместное утро – яркое, отозвавшееся головной болью. Она, вся такая миниатюрная, жалась к его широкой груди, а он лежал, подложив одну руку под голову, а другой гладил ее по коротким волосам, шептал, что «это навсегда» и «ты у меня единственная». Она кивала послушно, внимая его голосу с хрипотцой. Завтракали чинно, как настоящие англичане, лежали прямо в постели, пили черный чай, звеня чашками о блюдца, ели легкие бутерброды. Потом они одевались в спешке, кое-как застегивая пуговицы, позорно бежали из отеля, опять не обременяя себя оплатой. А потом… Потом, ровно в полдень, стоя у Биг Бена, поцеловались легко на прощание и разошлись в разные стороны. Он – в Черный Орден, она — в Ковчег. А потом была тысяча и одна смехотворная отмазка, почему они не смогли больше встретиться – «Тимкампи не работал», «на задании был», «Комуи не отпускал», «в запой ушел», «ученика взял», «Мария ругалась», «не знаю, где ты живешь», «погода плохая»… И теперь, сидя у него на коленях и смотря на него сквозь разноцветный полупрозрачный леденец, она знает, что он помнит то же самое. А еще, теперь она точно знает, что ни за что на свете не хочет взрослеть.*Rammstein — Amour