Костёр

Когда Шеф Тирол решил уйти в одиночестве, никто не стал оспаривать его решение. В лагере он попрощался с Уильямом Адамой и Лорой Розлин, пожелал удачи Каре и Ли. Затем прошёл недолгий отрезок пути бок о бок с Солом Таем и Эллен. Ещё в начале войны с сайлонами, благодаря должности главного корабельного старшины, на «Галактике» Тирола знал и уважал едва ли не каждый. После сайлонской оккупации на Новой Каприке его стали считать героем выходцы с других кораблей. За годы, проведённые в космосе, у него появилось множество знакомых среди людей флота и гражданских, но вряд ли кто-то из них теперь пришёл бы его проводить. Все, кто не отвернулся от Тирола, узнав, что он один из Последней Пятёрки сайлонов, уже обняли его, похлопали по плечу и сказали напутственные слова. Поэтому, простившись со старпомом и его женой, Тирол направился в лес по самому неприглядному пути из всех возможных. Не оглядываясь, он шагал предвкушении чего-то нового, неизведанного. И, каким бы странным это ни показалось простому обывателю, для Гэлена Тирола, бывшего Шефа звёздного крейсера «Галактика», неизведанное заключалось, в первую очередь, в уединении, тишине и покое. Несколько часов Тирол шёл вперёд, наслаждаясь красотой окружающего мира. Он останавливался, чтобы получше рассмотреть диковинные растения, которые ему не доводилось видеть ни на одной из посещённых ранее планет. Растительность на Колониях тоже была разнообразной, но сильно отличалась от того, что он видел здесь. Местность на Коболе, по которой они шли к гробнице Афины, также была богата зеленью, однако в то время Тирола больше интересовала живая копия Бумер, нежели природа. Новая Каприка не отличалась изобилием растений из-за тяжёлых климатических условий. Прозвище пустынной планеты Водорослей говорило само за себя, а настоящая Земля была вообще во всех отношениях мёртвой планетой. К счастью, на этой планете всё было иначе. Здесь Тирол ни о чём не переживал и никуда не спешил. Он мог замереть на полушаге и прислушаться, привыкая к трелям незнакомых птиц (если как следует приглядеться, среди ветвей кустов и деревьев их обнаруживалось великое множество), к звукам и шорохам леса, от которых колонисты отвыкли за время, проведённое на космических кораблях. Тиролу нравилось, как лёгкие наполняются свежим воздухом, приправленным сочетанием всевозможных запахов, как лёгкий ветерок развевает волосы на голове, как солнечные лучи ласкают лицо. Но больше всего ему нравилось ощущать себя частью дикой природы, прекрасной в её первозданном состоянии. Это было непередаваемое чувство, которое колонисты, всегда занятые поддержанием бесперебойного функционирования единой системы Колоний Кобола, или космических кораблей, позднее заменивших им дом, никогда в жизни не испытывали. Здесь, на новой Земле, была своя система, бурлящая, хаотичная и одновременно успокаивающая. Выработанная годами и отлаженная множеством составляющих, которые подчинялись каким-то собственным законам, она гармонично существовала без постороннего участия. И Шефа Тирола, слишком уставшего от бесконечных дел, обязательств, цейтнотов, напряжения и страха, устраивала роль восхищённого наблюдателя в мире с такой системой. Несмотря на любовь Тирола к механизмам и технике, именно эта система в его понимании была наиболее близка к идеальной. Когда начало смеркаться, Тирол выбрал для ночлега старое дерево с большими тёмно-зелёными листьями. Расстелил под ним одеяло, прислонился спиной к массивному стволу и вытянул руку влево — туда, где росли ветвистые кусты, усеянные тёмными ягодами. Сорвав несколько штук, понюхав и задумчиво покрутив их на ладони, Шеф Тирол сделал вывод, что вряд ли отравится, и съел их. Ягоды оказались такими вкусными, что Шеф тут же набрал ещё целую горсть и махом закинул всё в рот. Он как раз повернулся за добавкой, но тут сзади раздался хруст веток, шёпот, и на крохотную полянку перед ним выбралась группа из семерых сайлонов. Одна Шестёрка, две Восьмёрки и четверо Леобенов. Тирол негромко застонал и, зажмурившись, покачал головой. Он мысленно умолял их исчезнуть к моменту, когда вновь откроет глаза. Однако у незваных гостей было на этот счёт другое мнение. — Гэлен, мы очень извиняемся, что последовали за тобой без предупреждения, — произнесла одна из Восьмёрок. Голос этой модели Шеф узнал бы в любом состоянии. — Всё это время мы старались не привлекать внимания, чтобы ты не смог отправить нас назад, — продолжил Леобен. — Мы понимаем твоё желание уединиться и не станем мешать. — Но мы хотели бы пойти с тобой, — мягко закончила представительница модели № 6. — Если позволишь. С тоской подумав о долгожданном одиночестве, Шеф поднял взгляд и оглядел каждого сайлона пристальным взглядом. Шестёрка и Восьмёрки выглядели смущёнными, на лицах Леобенов было по обыкновению трудно что-либо прочитать. Все неожиданные попутчики были одеты по-разному и выглядели вполне сносно для длительных пеших переходов; за спинами у них висели объёмные походные рюкзаки. — Ладно, — ответил Тирол после продолжительного молчания. — Можете остаться. Всё равно не похоже, что мои возражения в данной ситуации могут что-то изменить. Шестёрка и Восьмёрки выдохнули с облегчением. Обменявшись счастливыми улыбками, они сбросили рюкзаки и занялись приготовлениями на ночлег. Леобены тоже сняли свои рюкзаки, но распаковывать их не стали. Вместо этого они что-то тихо обсудили между собой и, разделившись, разошлись в разные стороны. «Наверное, решили поискать ветки для костра», — подумал Шеф, снова приваливаясь к стволу своего дерева и закрывая глаза. — «Хотя зачем разводить костёр, если сайлоны не ощущают холод? Как и чувство голода, боли, отчаяния… эх, всё-таки жаль, что эти небылицы про сайлонов — сплошное враньё». Шефа Тирола не интересовало, что собираются делать увязавшиеся за ним сайлоны. Если они снарядились в поход, намереваясь проследить, чтобы с его ценной персоной ничего не случилось, — пусть себе плетутся следом. В конце концов, на этой планете все были вольны делать то, что им по душе. Но что, если эти семеро тоже устали от суеты и просто хотели исследовать новый мир, не пытаясь подгонять настоящее под рамки изживших себя цивилизаций? В таком случае, Тирол мог понять их действия. Насколько он знал, по своей сути человекоподобные сайлоны были любознательны, выносливы и не боялись трудностей. Но их существование всегда ограничивалось стенами замысловатых космических кораблей. Лишь избранным представителям каждой модели удавалось выйти «на волю». Впрочем, они тоже не были предоставлены себе, а следовали чётко обозначенной цели. Остальным же приходилось довольствоваться воспоминаниями, полученными от избранных счастливчиков путём перезагрузки данных, планами о мести человечеству и расплывчатыми представлениями о том, что после победы над людьми сайлоны заживут в счастье и гармонии. В чём конкретно заключалось сайлонское счастье или когда оно настанет — никто не знал. Поэтому однажды часть сайлонов, как и положено любым разумным созданиям, разочаровалась в мечтах о светлом будущем. Мятежные модели заключили союз с людьми, объединились против своего лидера и свергли его. И в награду, помимо свободы, они получили тот самый мир, о котором мечтали. Новый мир, где можно начать строить жизнь с чистого листа, на равных правах с людьми. Сайлоны, бесспорно, были этому рады. Только они понятия не имели, как жить в этой реальности, с чего начать и куда двигаться дальше. Вот почему им нужен был проводник. Обладающий познаниями о жизни вне космоса, немногословный и не осуждающий добряк, которым до сих пор оставался Шеф Тирол, даже узнав о своём нечеловеческом происхождении… Когда Тирол открыл глаза, была глубокая ночь. Наверное, он задумался и задремал, и попутчики не стали его будить. Они просто расположились вокруг его дерева, а в пространстве посередине развели костёр. Тирол с удовлетворением отметил про себя очень ценное качество новоприобретённой компании — молчаливость. Какое-то время он не шевелился и зачарованно наблюдал за тем, как сидевшая ближе всех к костру Шестёрка рассматривала свою руку в свете пламени костра. — Гэлен, — тихо позвала одна из Восьмёрок. Шеф лениво повернул голову и едва не вздрогнул, увидев, как близко к нему она сидит. У неё были длинные волосы, намного длиннее, чем у Афины или Бумер. Отдельные пряди, заплетённые в косички, рассыпались по плечам, и шеф немного отвлёкся, рассматривая причудливые переплетения. — Скажи, каково это — быть человеком, — попросила Восьмая. Тирол чуть приподнялся, чтобы выпрямить затёкшую спину. Глянув на остальных спутников, он заметил, что все взгляды обратились к нему. — Ещё несколько месяцев назад я бы с упоением начал расписывать тебе все прелести и тяготы человеческой жизни, — он невесело усмехнулся, смущённый и вопросом, и всеобщим вниманием. — А теперь могу лишь сказать, что не имею ни малейшего представления. Я ведь, как выяснилось, с самого начала не был человеком. — Но ты жил среди людей. Ты считал себя одним из них, сражался за них, был женат, растил ребёнка… — произнесла другая Восьмёрка. Она выглядела агрессивно и вызывающе, будто в противовес всем Восьмёркам, которых доводилось встречать Тиролу. Волосы были коротко острижены и местами сбриты налысо, от шеи к левой щеке и правой стороне груди тянулась чёрно-серебристая татуировка, а слишком обтягивающая одежда, хоть и сидела точно по фигуре, почему-то совсем не добавляла ей привлекательности. — Неужели ты так запросто принял свою сайлонскую сущность и отрёкся от всего человеческого? — В твоей голове есть воспоминания Бумер, — возможно, резче, чем следовало, ответил Тирол. — Думаю, ты без труда можешь представить, как я принял свою сайлонскую сущность. Повисла неловкая пауза. Шеф посчитал, что злость в его голосе поспособствовала прекращению бестактных расспросов. Но он ошибся. — Ты поэтому не остался среди людей? — снова спросила длинноволосая Восьмёрка. — Потому что до сих пор ненавидишь себя? — Ания! — с опаской шикнула на неё Шестая. Повернувшись к Шерон Ании, Шеф Тирол намеревался высказать многое. Но, увидев её лицо, вдруг осознал, что слова возмущения, всего мгновение назад готовые сорваться с языка, испарились, а бушевавшие внутри эмоции каким-то чудесным образом стихли. Тирол молча сжал челюсти. Как ни старался, он не мог забыть одну из представительниц модельного ряда номер Восемь. Её обещания и жестокое предательство до сих пор были свежи в его памяти. Выместить обиду на девушке с лицом Бумер казалось очень удобным, и в любой аналогичной ситуации Тирол бы, скорее всего, так и сделал. Если б у этой копии были другие глаза. В Шерон Бумер тоже успешно уживались характерные черты модели номер Восемь — мудрость и расчётливость, страсть и нежность, преданность и непокорность. Она была отменной актрисой; могла сыграть любовь, страдания, неопытность, честность, человечность. И всё же, какой бы кроткой и милой ни была её роль, во взгляде Бумер никогда не чувствовалось заботы и обезоруживающей доброты. Взгляд неизменно выдавал её истинную натуру. Просто Тирол предпочитал этого не замечать, выбирая сладостный самообман вместо суровой действительности. Конечно, Шерон Анию, как и любого сайлона, вряд ли можно назвать невинной. Но Шеф был почти уверен, что в ней не было ни капли притворства. И, пусть Тирол считал двуличие неотъемлемым качеством Восьмёрок, ему очень хотелось верить своим ощущениям. Он достаточно общался с сайлонами, чтобы знать, как радикально могут отличаться друг от друга представители одной модели. Шерон Афина Агатон была этому подтверждением. Он смотрел в глаза Ании, светившиеся пониманием и сочувствием, и понимал, что не сможет нагрубить ей. Тем более, отчасти она была права. — Прости, не стоило этого говорить, — с сожалением произнесла она. — Я не хотела тебя расстроить. Но пойму, если ты решишь меня прогнать. Тирол вздохнул. Ему совсем не нравилась роль сурового предводителя, которую определили для него семеро попутчиков. Он был по горло сыт обязательствами и чужими правилами и не собирался допустить, чтобы увлекательное путешествие заранее превратилось в сплошные ограничения для всех его участников. — Ты можешь говорить и спрашивать то, что считаешь нужным. Вы все можете, — чуть громче проговорил Тирол. — Если собираетесь пойти со мной, советую забыть о наказаниях, коллективном мнении, отличиях людей и сайлонов и прочей ерунде, которую вам столько лет внушал Кэвил. Мне не нужна секта почитателей или телохранители, но я не против исследования этой планеты в компании друзей. Среди нас не будет лидера. Вы должны запомнить: здесь все равны. Все имеют право на индивидуальность и свою точку зрения. Это моё условие. Будет справедливо, если каждый из вас впоследствии предложит аналогичное условие от себя. А теперь, если ни у кого нет возражений, предлагаю познакомиться. Сайлоны начали тревожно переглядываться и перешёптываться. — Почему ты не хочешь быть главным? — поинтересовался один из Леобенов. Он был одет не совсем обычно для своей модели. Чёрная кожаная куртка и тёмные брюки в сочетании с горделивой осанкой придавали ему загадочно-стильный вид. Даже волосы у него выглядели не так, как у всех: они не торчали в разные стороны неряшливыми прядями, а были гладко зачёсаны назад. В таком виде он был скорее похож на представителя старой-доброй тауронской мафии… хотя Тиролу не было особого дела до того, как он выглядел. — К чёрту звания и должности. Мы уже не в космосе. — Тирол пожал плечами. — Пора пробовать что-то новое. Сайлоны обменялись быстрыми взглядами. — Мы принимаем твоё условие, — произнёс тот же самый Леобен. — Что ты имел в виду, предлагая познакомиться? Тирол улыбнулся и подался вперёд, скрестив ноги и облокотившись локтями на согнутые колени. — Есть одна игра, на «Галактике» мы называли её «Свечка». Когда в одном из подразделений появлялся новичок, во время боевого затишья мы выбирали пару часов и притаскивали его на одну из взлётных палуб. Ставили его в центре, а сами рассаживались везде где хватало места. Новичок держал в руках зажжённую свечу, и пока она горела, все присутствующие члены экипажа могли задавать ему вопросы. Он должен был отвечать, а мы — понять, готовы ли впустить его в свою семью и доверить ему свои жизни. — Но он мог сказать неправду, — удивилась Шестёрка. — Люди часто лгут, чтобы произвести впечатление. — Сайлоны тоже лгут, не так ли? — парировал Шеф. — Лгут все. Невозможно заставить кого-то не лгать. Но важно помнить: иногда разоблачённая ложь может рассказать не меньше, чем правда. — У нас нет свечей, — проговорил один из «типичных» Леобенов. Похоже, вопрос согласия остальных не вызывал у него сомнений. — Костёр — вполне подходящая замена. Времени предостаточно, мы не ждём боевой тревоги и не собираемся друг друга оценивать. А для душевной беседы под звёздами это то что надо. Итак, кто первый? Сайлоны переглянулись. — Я могу начать, если никто не против, — подала голос номер Шесть. Возражений не последовало. — Нужно просто отвечать на вопросы или для начала следует рассказать о себе? — Представь, что видишь меня впервые, и расскажи то, что характеризует тебя как личность. То, что ты сама считаешь важным. Но прежде — назови своё имя. — Меня зовут Элис. Как и мои предыдущие версии, до раскола среди сайлонов и заключения союза с людьми, я работала в подразделении связи, — она помедлила, бросив смущённый взгляд на Тирола. — Отдел перехвата и расшифровки сигналов колониальных кораблей. Мы работали в одной группе со Стивеном. — Кто такой Стивен? — Это я, — ответил загадочный Леобен в чёрном. — Ясно. Продолжай, — кивнул Тирол, обращаясь к Элис. От его внимания не ускользнул быстрый взгляд, которым Элис обменялась с Леобеном Стивеном. Тирол ухмыльнулся, но оставил комментарии при себе: должно быть, в конечном итоге, общее дело научило этих двоих перехватывать не только людские сигналы. Тем лучше для них. — До раскола мы всегда знали, что работа должна быть наивысшим приоритетом, — продолжила Элис. — Все сайлоны взаимодействовали как единый организм и служили достижению общей цели. И поначалу, имея все знания предыдущих версий модели номер Шесть, я, как и остальные, была сосредоточена на выполнении своих задач и не задавала вопросов. Но, по мере того как наша группа расшифровывала всё новые сигналы, сообщения и прочие человеческие способы передачи информации, я поняла, насколько разнообразной может и должна быть жизнь. Я заинтересовалась людьми, стала сопереживать им. В свободное время начала искать радиосигналы флота самостоятельно, чтобы знать верные частоты заранее и не обнаруживать их в присутствии других сайлонов. Позднее, когда никого не было рядом, я закрывалась в подсобке и слушала. Однажды Стивен застал меня за этим занятием, но, вместо того, чтобы донести Кэвилу, он сохранил мой секрет. Мы стали много времени проводить вместе, и выяснилось, что у нас много общего. Нам обоим не нравилось работать там, куда нас распределили; каждого из нас захватило и манило то, чем нельзя было поделиться с остальными, потому что это бы расценили как восхищение миром людей… Я всерьёз увлеклась изучением флоры и фауны Колоний Кобола. Находила и читала все материалы о животных и растениях, которые только могла найти; запоминала изображения из кратких справок, предназначенных для «полевых» сайлонов, сверяя их с воспоминаниями, которые получила от Каприки Шесть, и представляла, какие они на ощупь. А по ночам я мечтала о том, чтобы оказаться на невероятно зелёной планете, где были бы собраны все знакомые мне животные и растения; просто закрыть глаза и сделать глубокий вдох. Забавно, я никогда по-настоящему не верила, что это может произойти со мной на самом деле. И вот теперь я здесь. — Что ж, причина твоего ухода от остатков цивилизации мне понятна, — с одобрением в голосе сказал Тирол. Элис просияла. — Признаюсь, эксперт по животным и растениям в наших условиях будет очень кстати. Если тебе известны виды, существовавшие на Колониях, уверен: на этой планете ты тоже быстро сориентируешься. Должно быть, его комментарий вывел из оцепенения остальных участников беседы. — Эл, почему ты не рассказала о своём увлечении, когда мы собирались в дорогу? — Значит, ты в определённой степени саботировала планы сайлонов ещё до раскола? — Которая из известных Шестёрок была твоим кумиром — Тина, Каприка, Джина или Натали? — А какой из перехваченных каналов ты слушала чаще всего? Вопросы посыпались на Элис со всех сторон. Тирол довольно улыбнулся и привалился к стволу дерева, слушая, как она охотно и подробно отвечает каждому из своих друзей. Когда любопытство сайлонов насчёт Элис было удовлетворено, она передала слово Стивену. Стивен повторил, что работал с Элис в одной группе. Упомянул, что поначалу, как и прочие Леобены, он был одержим персоной Кары Трейс. Но впоследствии обнаружил, что религия колонистов, основы которой известны каждому человекоподобному сайлону, чем-то схожа с сайлонской верой в единого Бога. Более близкое знакомство с Элис, её понимание и взаимные запретные откровения только подогрели желание Стивена более глубоко изучить человеческую религию. И, чем больше он познавал верования и жизненные принципы людей, тем меньше различий видел между своим народом и его заклятыми врагами. Вместо раскола он предпочёл бы пересмотр сайлонских ценностей и честное голосование, в котором каждый сайлон имел бы право голоса. Но, так как Кэвил считал себя единственным предводителем и не рассматривал возможность примирения с людьми, Стивен вслед за Элис присоединился к мятежникам. После того, как Стивен ответил на вопросы присутствующих, о себе рассказали ещё двое Леобенов — Гименон и Пайкон, получившие свои имена в честь уничтоженных ими Колоний Кобола. В прошлом они тесно сотрудничали с Кэвилом, разрабатывая бомбы для уничтожения Колоний. Кэвил убедил их, что в гибели за великую идею сокрыт смысл их существования. Увы, разрушение Колоний не принесло результата, на который рассчитывали Гименон и Пайкон. Они не приблизились к пониманию великого божественного плана, не познали новых истин и постепенно разочаровались в том, что сайлоны решили затеять войну с людьми. Уповая на учения о едином Боге, который призывал простить и возлюбить каждое живое создание, они замкнулись в себе и превратились в добровольных отшельников. Как и все типичные Леобены, они говорили довольно много, но пафосно и расплывчато. Наверное, поэтому им задали мало вопросов. Следующей представилась Восьмёрка с татуировкой. После Гименона и Пайкона, её рассказ показался совсем кратким. Её звали Джо. Умерла всего один раз и очень гордилась этим. Втайне увлекалась человеческим оружием и различными видами единоборств. Параллельно была одной из доверенных Восьмёрок Кевила и входила в группу разработчиков стратегий нападения рейдеров. Никогда не разделяла сентиментальных настроений среди своего модельного ряда. Присоединилась к мятежным сайлонам, чтобы избавиться от гнёта Единиц и стать свободной. Несмотря на то, что её суровый вид не располагал к расспросам, а по-военному чёткие сведения были исчерпывающими, Джо вызвала среди сайлонов нешуточный ажиотаж. Предпоследним высказался Леобен Лео. Он был зауряден во всём, начиная с выбора имени. Стремился выглядеть как большинство Двоек, принимать общую точку зрения и никогда ни с кем не спорил. Своё решение стать мятежником тоже принял, чтобы не выделяться из толпы. Лео прятался, пока шли боевые действия, и проклинал себя за то, что предал сайлонские убеждения. Но, едва ступив на новую Землю, вдруг осознал: это было лучшим, что когда-либо с ним происходило. Он не остался в лагере, считая, будто познал своё истинное предназначение — в новой жизни следовать в сторону, противоположную всем. Дальнейшие его рассуждения о божественных путях и судьбе были настолько скучны и утомительны, что Шеф чуть было не задремал. Хотя Стивен, незаметно для остальных ткнувший Тирола палкой под рёбра, судя по ухмылке, полностью разделял его мнение. Завершающим был рассказ Ании, которая с упоением поведала всем о своей страсти к истории и обрядам населения Колоний. Увы, это было единственным, что Тирол уловил из её речи, потому что был зачарован звучанием её голоса и плавными неторопливыми жестами, сопровождавшими повествование. Он смотрел и слушал Анию буквально с открытым ртом и очнулся лишь после того, как сайлоны начали задавать ей свои вопросы. Вопросы и ответы смешались воедино, но Шеф Тирол и не пытался вдуматься в суть слов. Он молча наблюдал и, ловя её настроение, улыбался, когда видел её тёплую улыбку. — … не хочешь меня спросить? — вторгся в сознание её голос, и Тирол обнаружил, что сидевшие у костра сайлоны выжидающе на него смотрят. — Что? — встрепенулся он. Ания усмехнулась, но не стала высказывать свои соображения о его невнимательности. — Повторяю: Шеф, ты ни о чём не хочешь меня спросить? Потому что — если ответ «нет» — пришёл твой черёд рассказать о себе. — Здесь нечего рассказывать; моя история известна всем. — Не так давно ты говорил, что мы все равны, — заметила номер Шесть. — Значит, правила игры должны быть одинаковы для каждого. Разве нет? Сжав челюсти, Тирол поморщился и мысленно выругался. Он до сих пор был немного зол на своих внезапных попутчиков за прерванное уединение и несбывшиеся надежды на исцеляющее одиночество. — Меня зовут Гэлен Тирол, но обычно все зовут меня Шеф. Работал в должности главного корабельного старшины на борту Звёздного крейсера «Галактика». После Ионической туманности узнал, что являюсь одним из Последней Пятёрки сайлонов. Был женат на Келли Хендерсон, которая погибла из-за моей тайны. Отдал нашего с Келли сына одному из пилотов, потому что малыш оказался его ребёнком. Едва спасся во время бунта на «Галактике», чтобы почти стать причиной гибели ребёнка Афины и Хило. Шеф сокрушённо вздохнул. — Как видите, здесь действительно не о чем рассказывать. Никаких великих событий, связанных с моим именем, никаких упорных стремлений и вознаграждённых целей. Я знаю, что у меня неплохо получается чинить технику. Но, сказать по правде, никогда не задумывался, какое занятие мне действительно нравится. Вот так. — Тирол оглядел напряжённые лица собеседников. — Если кто-то надеялся услышать захватывающую историю моего успеха, он будет разочарован. Моим самым большим достижением можно считать лишь тот факт, что я до сих пор не умер. А в остальном — жизнь любого из вас, даже в условиях сайлонской изоляции и правил, была куда более значительной, чем моя. — Ты неправ, — произнесла Ания после нескольких минут всеобщего молчания. — Тебе довелось испытать, что значит быть человеком. Я бы многое отдала за такую возможность. Долгое время ты считал себя одним из них, и ты действительно был одним из них. Потому что, независимо от того, осознаём мы это или нет, мы становимся теми, кем себя ощущаем. И неважно, если в процессе мы оступаемся или наша вера оказывается ложной. Важно лишь то, кем ты сам себя считаешь и кем по-настоящему хочешь стать. А всё остальное – предрассудки. Пустые разговоры о коллективном мнении, отличиях людей и сайлонов и прочей ерунде, которую нам столько лет внушал Кэвил. Тирол не нашёл что на это возразить. Сайлоны, по всей видимости, тоже не сразу сообразили, в каком ключе следовало вести беседу дальше. — Скажи, Шеф, — мягко начала Элис, — а как ещё вы проводили свободное время на «Галактике»? Тирол выдохнул с облегчением, мысленно благодаря номер Шесть за чуткость и тактичность, и задумался. Он не собирался обсуждать с ними свою жизнь. Напротив, он вспомнил о «Свечке» лишь потому, что надеялся отмолчаться в сторонке, пока сайлоны будут увлечённо делиться воспоминаниями из общего прошлого. Кроме того, Тиролу нужно было узнать их имена и понять, как отличать друг от друга представителей одной модели. Шеф никак не ожидал, что рассказы о сайлонской жизни вызовут у него такое любопытство. И он понятия не имел, что, по завершении рассказов, станет различать их мимику и манеру речи. Все они, даже четверо Леобенов, были очень разными. Да, у них были лица серийных моделей, но после этой ночи Шеф даже при всём желании не смог бы воспринимать их как обычных сайлонов. Теперь он видел в них людей. И это казалось одновременно странным и правильным. — Мы играли в карты. Собирались в кухне или на одной из взлётных палуб и устраивали карточные баталии. Пилот ты или техник, старпом, капитан или просто мальчишка-новичок — все, кому хватило умения или наглости сесть за карточный стол, имели одинаковые шансы на победу, вне зависимости от звания. Восьмёрки знают, как это происходило. Бумер любила играть в карты, да и Афина тоже. У Шефа защемило в груди от ностальгии и тоски по молодым годам, когда друзья и сослуживцы были смешными и неопытными, но уже гордились собой и были полны амбиций. Когда жизнь в просторах бескрайнего космоса представлялась интересным приключением, а сайлоны — абстрактной и несущественной угрозой. Сунув руку в карман, Шеф Тирол нащупал заветную колоду. Ту самую, которую купил Трюкач во время последнего визита на Каприку. Он погиб в первой атаке сайлонов на «Галактику», но пилоты сохранили колоду, как одну из вещей, напоминавших об уничтоженном доме и о товарищах, которых лишились в бою. Прощаясь накануне, Хило отдал эту колоду Шефу. Наверное, правильнее было оставить её Агатонам, ведь Шеф не был таким заядлым игроком, как они. Но эта колода была особенной. На протяжении войны она оставалась своего рода символом силы духа, единства команды и поводом для улыбки в тяжёлое время. Потрёпанные, измятые и местами стёршиеся, простые игральные карты хранили целую историю побед и поражений. И с ними навсегда останутся прикосновения всех, кто был когда-то дорог Тиролу, — Бумер, Келли, Кара, Хило, Афина, Аполло, полковник Тай, Сэм и многие-многие другие. Шеф встрепенулся. Осознав, что молчание затянулось, но аудитория ожидает от него продолжения, Тирол кашлянул. Ему вдруг очень не понравилась мысль о том, что знакомые из новой жизни начнут трогать бесценные для него кусочки каприканской бумаги, окончательно и безвозвратно стирая следы тех, рядом с кем он чувствовал себя счастливым. Рано или поздно он научит своих семерых спутников карточным играм; найдёт способ изготовить новую колоду или проникнется к каждому из них настолько, что доверит эту. Может, даже расскажет, что она для него значит. Но не сейчас. Поэтому, вытащив руку из кармана, Тирол замер в нерешительности. Затем коснулся пояса брюк и отстегнул набедренную фляжку с самогоном. — А ещё мы собирались вместе и отмечали разные события — боевые победы, дни рождения, колониальные праздники. Было здорово, — со светлой грустью протянул Шеф, откупоривая флягу. — В продолжение этой традиции, предлагаю выпить за знакомство. Правда, здесь мой запас самогона в разы скуднее, чем на «Галактике», но, думаю, по глотку хватит всем. А у меня будет стимул придумать, как наладить производство этой штуки в полевых условиях. Сделав свой глоток последней порции отменного самогона с «Галактики», он протянул фляжку Ании. Та сосредоточенно понюхала содержимое, одарила Тирола сомневающимся взглядом и отхлебнула. Глядя на то, как она морщится и борется с кашлем, а затем начинает хохотать, передавая фляжку дальше, Тирол поймал себя на мысли, что, возможно, в некоторых случаях компания — это не так уж и плохо. Новые люди, новые впечатления. Новая непредсказуемая жизнь. Если вдуматься, разве не к этому он так отчаянно стремился на новой планете?