Жизнь Героев

– Что мне делать, брат? – Драться, оправдывать ожидаемые результаты, демонстрировать эффектные сильные внутренние способности, побеждать, но в конце уступить. Если, конечно, не хочешь перераспределения в ударные силы или чистильщики. – Я не хочу. Драться на показ… Как животные в клетках. – Такова наша судьба. Ты давно должна была привыкнуть к нашей жизни. – Я привыкла. – Но не смирилась. Глупые оправдания. Не утруждай ни меня, ни себя и избавь от ненужной информации, она ни к чему. Доживи до поддержки, отправляйся на крайний юг и живи там. Твоя стихия будет тебе помощником. Насколько мне известно, база в Антарктиде не слишком большая, персонал набирается с немалым трудом, подавай добровольное и лети. А пока эти драки – даже не битвы. Лишь мелкие стычки понтовых гопников. Они ничего не стоят. – Я послушаюсь твоего совета. – Отправляйся спать. Не утомляй ничьё сознание. Спи спокойно. – Да хранит тебя лунный свет.

***

– …Поэтому, используя эти лучи, вы сможете воздействовать на организм человека, действуя исключительно на теменную часть мозга, тем самым лишая его пространственного восприятия. – Простите, Профессор, мне нужны Белл, Гейт, МакФарланд, Пис, Конер и Миг. – О, уже так скоро? Забирайте их, забирайте. Спустя несколько минут людей, владеющих феррокинезом, гидрокинезом, иллюзионизмом, пирокинезом, телекинезом и сверхскоростью соответственно названным фамилиям завели в исправительный кабинет, где оставили дожидаться миссис Могущество. В непонятках и смятении подростки разбрелись кто куда, но разговоров не затевали до определённого времени. – Кто-нибудь знает, какого хрена мы тут делаем? – ловко поигрывая настоящими, не иллюзорными картами в руках, первым задал вопрос Нэш МакФарланд. – Вот чего-чего, а этого не знаю. Но мне это совершенно не нравится, несмотря на множество прекрасных дней, проведённых в этом месте, – отозвался Миг, меряя шагами комнату. – Странно только, что Крепости с нами нет, – добавил хихикнувший Курт Конер, путая карты иллюзионисту щелчками пальцев, не имея возможности сделать это телекинетически. Уильям Крепость. Тот напарник, с которым сошёлся в мордобое Уоррен ещё в сентябре… И который был переведён к нам после закрытия зимней сессии. На курс вперёд его продвинули родители, иначе парень так и остался бы со своим потоком, хоть и в другом «классе». Потому к нему особое отношение в нашей группе, многие ни во что его не ставят. Причиной служит пренебрежение администрации другими студентами, что было отчётливо заметно даже слепому. Противно. – Это наверняка касается соревнований, – высказала своё мнение феррокинетик, Ванесса Белл. – Да ты кэп, дет… – Здравствуйте, дети, прошу простить за вынужденное ожидание, мне необходимо было решить некоторые организационные вопросы, которые всё не кончаются и не кончаются, – перебивая Нэша, с улыбкой вошла миссис Могущество, с которой все находящиеся не преминули тут же вразнобой поздороваться. – Итак, приступим к делу, – закрыв дверь, директриса прошла внутрь компании и села на свободный стул между мной и МакФарландом. – Для начала хочу прояснить некоторые моменты. И начну я вот с чего: вы все – молодцы, ваша группа попала в десятку лучших в академии, а это немалого стоит. Но теперь вы будете сражаться одни, без поддержки ваших друзей, и защищать честь всего класса, не забывайте этого, – начать свою речь она решила с возвышенных слов. Интересно, она хотела добиться нашей расслабленности после лести? – Я верю в ваши силы, вы всенепременно покажите отличные результаты. Однако вторым моментом будет введение вас в курс дела. Соревнования на базе практических занятий начнутся со следующей недели с понедельника. Вы освобождаетесь от занятий на дни, когда принимаете непосредственное участие в состязании. Они будут проходить на последней паре, когда от уроков освобождаются все ученики и направляются к зрительным трибунам. Площадку подготовят на заднем дворе академии, под неё переоборудуют территорию, занимаемую уличным бассейном и прилегающей местностью, таким образом стадион образуется вместительный и для всех учеников-зрителей, и для разошедшихся участников. Я хочу, чтобы вы крепко запомнили мои слова. Для всех студентов, принимающих участие в состязании, действует одно-единственное, но от того не менее важное правило: не убей. В случае смерти на арене, команда убийцы дисквалифицируется без шанса на повторное участие в последующие годы. Помимо этого на человека, совершившего непосредственное злодеяние, накладывается ряд табу и обязательств. И я искренне надеюсь, что никто из вас не станет причиной подобных трагедий. Теперь мне нужно, чтобы вы подписали вот эти бумажки. Они нужны лишь для справки, что в случае получения травмы вы будете обслуживаться в стенах данного учебного заведения. Нам на руки раздали по документу на наши имена, оповещающему о несколько иных сведеньях. Может, люди незнающие и не заметят или не вникнут, но мой глаз намётан благодаря брату в области юриспруденции в достаточной степени, чтобы разобраться в дебрях словесных хитросплетений. В случае получения травм разной степени тяжести мы должны в обязательном порядке госпитализироваться, но обратиться за помощью можем исключительно к нашему медику. Также проскользнул летальный исход в противоречие словам директрисы; мелким шрифтом шли пункты про инвалидность, утрату психического здоровья и потерю психических или мета-физических способностей, которые сопровождаются отказом от претензий и суда при неудовлетворении текущим состоянием собственного тела. Сделать из детей рабов. Отвратительно. Некоторые из нас подмахнули документ не глядя, некоторые вчитывались в его строчки, но не многие понимали всю суть изложенного. А судя по лицу директрисы, такой расклад её вполне устраивал. Брат с сарказмом о ней говорил: «Само Сиятельство!» Теперь я стала больше понимать его слова. Работая под видом образцового героя, способного и горы свернуть, и блеснуть знаниями, и проявить великое милосердие, миссис Могущество скрывает свою двуличность. Как нет в мире чёткого деления на чёрное и белое, так нет и истинно великодушных людей. Все мы – лицемеры. Собрав документы с рук подмахнувших их учеников, директриса провела жеребьёвки, назначила первую дату соревнования и освободила нас. До конца пары оставалось ещё время, смысла идти в кабинет не было никакого, автобус можно было дождаться и в более интересных местах. Например, у большого уличного бассейна, который в скором времени перетерпит редкий демонтаж, превратившись в римский Колизей. Сунув в уши наушники и включив музыку по душе, я отправилась именно туда. Может, его ещё не освежили? Наивная. Шагая к своей цели, я невольно сравнивала нас, простых студентов с непростыми возможностями, с гладиаторами. Сражаясь между собой на потеху люду и императору, они отдавали свои жизни в никуда. Их единственной, но общей целью была победа. Становиться новой звездой, свергая с небес недостойного. Или побеждать… И обретать покой. Сила, она и только она приносила им свободу. Гладиаторы не имели права выбора, не имели голоса, не могли идти против судьбы, что вершил им перст императора. Если он указывал убить врага, жалкого, слабого, валяющегося в пыли, гладиатор обязан был подчиниться. Ведь за всем этим наблюдали множества глаз, выла толпа, кричала, смеялась и осыпала или цветами, или помоями. Она чувствовала кровь… Люди жаждали хлеба и зрелищ. Обречённым оставалось лишь рвать друг другу плоть подобно подзаборным псам, дравшим глотки за жалкую кость со стола «высшего света». Рим сходил с ума, ему нет и не будет прощения, ведь даже покорённые науки не затмевали спятивших умов. В глазах гладиаторов навряд ли был азарт или злость. Там была боль. И внутри меня всё покрывалось льдами от осознания, что такая же боль будет и в наших глазах, когда мы поймём, кем мы являемся на этом жёлтом круге арены, и кто будет нашим Цезарем… Вот только не стоит надеяться на то, что он сойдёт на песок наградить волей победителя. Этот мир жесток не меньше древнего Рима. Как и ожидалось, затмевая хрупкую надежду на иное, бассейн был осушен и очищен. Он предстал пред моими глазами блистательным, сияющим, не тронутым… Однако тут же, перекрывая его чистоту, я узрела совершенно другую картину, рисуемую воображением. Обагрённые пески, зачерненная священная девственность земли и свершенный поистине великолепный грех – смерть. Её Высочество провожало на тот свет не первую душу. А чутьё подсказывало – не последнюю. Мы пожинали плоды своих трудов, топчась по жизням друзей и соратников, чтобы забраться выше, ещё выше, дальше… Никто и не задумывался о ценности той жизни, что была предоставлена каждому, осознавая её лишь за секунды до конца. Проклиная Смерть, мы в упор не видим её грустной улыбки. Она плакала. Ведь раньше её боготворили, она была прекрасной девой, провожавшей на тот свет упокоенные души, плела им венки и пела песни. А ныне она – старуха из костей и кожи, скрывающая своё уродство чёрным балахоном, косой прорубающая давно заросшую тропу к Раю… Её изуродовали люди, которых она так любила. Но она всё равно улыбалась, ведь, даже утратив истинный облик, она находила души, что видели в ней всё ту же деву и утирали ей слёзы. Они дарили ей свой чистый смех. Смех, которого ей так не хватало… – Хлеба и зрелищ народу через край, – зашипев, я с яростью махнула руками, тяжко опускаясь на колено и напряжённо вырисовывая движение кистями, и в бассейн тут же рвануло из прорвавших труб невероятное количество воды. Я слышала, как трубы трещали, крепления скрипели, гудела под ногами земля, но и думать не хотела о том, что трубы могут попросту лопнуть, не выдержав чудовищного напора. Ярость застилала мне глаза, туманная пелена слёз не давала видеть чётко и ясно ту реальность, которую я не желала признавать. Я не знала, чего хотела, я не знала, о чём думала, но когда осознала, что творю, вода резко снизила свой напор и совсем перестала течь. Я испугалась. Это действительно было страшно. Неконтролируемая вспышка агрессии на то и была вспышкой, что вслед за ней следовали шок и страх собственных действий. В моих ушах набатом стучало сердце, и звучали слова печального брата: «Сила приносит свободу - побеждай». О Смерть, как же я устала… Я сделала шаг вперёд, и вода, повинуясь моему настроению, тут же покрылась коркой льда, промёрзнув до дна. Ещё шаг уже попал в воду, погрузив ногу по щиколотку. Третий шаг – по колено. Четвёртый – по пояс. Пятый – и я пошла ко дну. Перевернувшись на спину, я наблюдала расфокусированным взглядом, как лёд затягивал водную гладь, промерзая всё глубже, к самому центру бассейна, туда, где погружалось на дно моё тело, уносимое невидимыми глазу потоками. Воздух наполнял мои лёгкие, я получала его из воды, потому моё сознание не туманилось, а взор не плыл. Родная стихия успокаивала, умиротворяла. Хотелось закрыть глаза и ни о чём больше не думать, хоть я и понимала, что так нельзя. Полное сопряжение принесёт мне больший вред, чем простое единение, - стихия поглотит меня, стерев личность, и я отдамся потоку, сама не ведая, чего желаю. Но сейчас я чертовски хотела этого единения, максимально близко прикоснуться к воде и ко льду, и когда иглы коснулись меня, я увидела яркий свет, расстилающийся по небу. Солнце… Прорывая путь и плавя лёд, ко мне двигалось пламя. С великим изумлением я признала Уоррена, стремящегося ко мне со всех сил. Он подобрался ко мне, схватил и рванул вверх, утягивая за собой. Лёд плавился, и я не знала – от моего ли желания или от его огня. Пис не обжигал меня, хоть и горел изнутри, я не защищала свою кожу, несмотря на внутренний холод, и это было странным. Я не хотела его смерти, потому делилась кислородом, пускай он в состоянии аффекта и не понимал этого. Мы выплыли на поверхность прогревшейся воды, с необычайным удовольствием глотнув полными лёгкими кислород. Уоррен не ослабевал хватки, всё также крепко держа, двинулся в сторону борта и не успокоился, пока мы не достигли его, оказавшись на твёрдой земле. Земное притяжение оказалось неожиданно сильным, притянув нас на долгие минуты. Небо оказалось неожиданно красивым, и наши взгляды устремились к нему, пока лёгкие с хрипом качали вожделенный кислород. То, что произошло, было не в моих планах и желаниях, я едва не завершила то слияние, которого опасалась. Балансируя на острие ножа, я выжила, несмотря на то, что поддалась её зову. И сейчас я осознаю, как это страшно. – Дура… – выдохнул Пис, не глядя. – Спасибо, – хрипло прозвучал ему ответ. – За то, что не дал наложить руки? – За то, что не дал завершиться сопряжению, – он повернул ко мне голову, но я не хотела видеть его взгляда, потому закрыла глаза, отдавшись внутреннему конфликту. – Слабачка. – А ты слышал когда-нибудь зов? – … Слышал. Я в удивлении открыла глаза и повернула к нему голову, но он уже не смотрел на меня. – Когда полуживого отца посадил за решётку Крепость. Типичный «ударник». Он злобно усмехнулся, с грустью вспомнив те времена, я поддержала его негатив в отношении ударных сил. Отец нашего однокурсника был образцовым героем из разряда типичных, ныне же он стал в числе лидирующих в данной области, заработав баллы популярности среди местного населения. Некоторые из наших просекли фишку, что с людьми с говорящими фамилиями стоит водить дружбу, и ненавязчиво подлизались к Уилу, но пока не сумели пробиться к числу приятелей. Крепость Младший предпочитал своих бывших однокурсников нынешним. И только за это я его уважала. – У тебя хотя бы осталась мать. – Которая немного двинулась головой, из-за чего пришлось перебираться к тётке и помогать ей в ресторане. – У тебя есть, к кому идти. Мы с братом можем положиться только друг на друга. – Если тебе так скучно, заходи как-нибудь в «Красный фонарик». – Будем скучать вместе? Он кивнул. Честно говоря, этот странный, неожиданно развившийся между нами диалог меня порядком озадачил. Мы ведь даже не друзья, а за какие-то десять минут узнали друг о друге больше, чем за прошедшие полтора года. Брат всегда учил меня не давать слабину. «Если ты слаб - будешь уничтожен». И мне не кажется, что эти минуты были лишними в нашей жизни. Ни ему, ни мне ни к чему те знания, что мы получили. Ближе от этого мы всё равно не будем. И зачем? В этом есть смысл? Какой? – Пойдём, – прервал мои мысли Пис, поднимаясь с земли и с неудовольствием осматривая мокрую потяжелевшую одежду. Я села и, решив, что хотя бы отблагодарить однокурсника могу, поманила воду, и та покинула пределы решётки тканей. Образовавшийся шар отправился в бассейн, за ним полетел и второй, уже с меня. Бытовая точка зрения иногда бывает любопытной. Крайне. Моя сумка со школьными вещами и брошенным плеером с наушниками лежали с другой стороны бассейна, там, где я стояла перед погружением, слетев с плеча в момент отчаяния. Пис не стал меня дожидаться, отправившись на остановку раньше. Оно к лучшему. Для всех. Когда я только вышла к дороге, ведущей на стоянку, прозвенел звонок, ознаменовывающий окончание пар для нашего потока. С его звоном я увидела, как из дверей академии выходят мои однокурсники, с которыми мне предстояло сражаться плечом к плечу, а после – лицом к лицу. Они успели пройти неспешным шагом треть пути до меня, как из дверей здания показались прочие студенты нашего потока. Уоррен наслаждался одиночеством на лавочке, когда Рон завёл свою колымагу, потрындычал на месте, дожидаясь, пока первая волна не подойдёт, и подъехал, разверзая двери машины смерти. Против воли по спине мелкими противными лапками пробежали мураши. Смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к подобному способу передвижения в руках этого маньяка? Не думаю. На своей остановке мы традиционно вышли с шейпкинетиком и, кивнув друг другу по выработанной привычке, разошлись каждый своей дорогой. Дом ожидал меня своей приятной тьмой и печальной пустотой. Брат вернётся с задания только через два дня. А у меня есть чем заняться, и отныне – о чём задуматься. Ну и дилемму ты мне подсунул, Войнамир.