Лучшие копы.

Он увидел ее случайно. Просто осматривал зал в поисках официанта, пока глаз не зацепился за знакомую фигуру. Он не раздумывал ни секунды, быстро поднялся с места и направился к ней. К чему сомненья? Это же Мартин, его Мартин. Пусть и исчезнувшая на два года. — Стилински… — Мартин. Какими судьбами? А хотя, знаешь… Не важно. Чертовски рад тебя видеть. — И я тебя. Она будто окаменела в его объятьях, порывистых и крепких, и, казалось, даже затаила дыхание. Он неохотно выпустил ее спустя пару мгновений, снова заглянул в знакомые зеленые глаза. От того, как Мартин смотрела на него, что-то внутри сжималось в болезненном спазме. — Пойдем. Я должен тебе кое-что показать. — Что? Куда? — Мне нужна твоя помощь по одному делу. Обещаю, тебе понравится. — Думаешь, после двух лет в Нью-Йорке Бостону есть, чем меня удивить? Он не ответил, только чуть склонил голову набок, надеясь, что она поймет все по его глазам. Так, как это бывало прежде. Спустя секунду Мартин коротко кивнула и потянулась за пальто. Одному небу было известно, как он скучал. *** Они были напарниками почти пять лет, лучшими в отделе, лучшими в участке. Они были одним целым, и неважно, о чем шла речь, — о работе над делом или о субботней игре в боулинг с другим участком. О них болтали и болтали многое. Кто-то утверждал, что у них роман, другие говорили о крепкой дружбе, третьи добавляли, что дружба эта с определенными привилегиями. О том, кем же Стайлз Стилински и Лидия Мартин приходились друг другу на самом деле, не знали даже они сами. Он и она — два отличных копа, детектива. Им обоим казалось, что это главное. А то, что связывало их помимо работы, не касалось никого, кроме их двоих. *** Подушечкой большого пальца очерчивая тонкие красные нити, она повторяла его слова, словно превратившись в тихое эхо. Вереница зацепок, случайных проколов и общеизвестных фактов постепенно складывались в общую картину, страшную паутину, сплетенную кем-то могущественным, опасным, и почти разгаданную Стайлзом. Когда он закончил рассказывать ей о деле, она посмотрела на него. Посмотрела впервые с тех пор, как за ними захлопнулась входная дверь. — И ты докопался до этого сам? — Кое с чем помогли ребята из отдела, но в целом, да, сам. Пришлось попотеть, конечно, но… — Это невероятно. Ей понравилось то, как убежденно прозвучал собственный голос, ей не хотелось скрывать свой восторг. Стилински заслужил это, снова сделав невозможное. Она указала ему на пару неточностей, рассказала о том, что показалось ей странным и подозрительным. Хмурясь и забавно почесывая нос, он слушал ее внимательно, не перебивая. А затем протянул еще несколько красных нитей, связав двух подозреваемых новой зацепкой, дополнив пугающую паутину, развернувшуюся на стене в его кабинете. Когда после он обернулся к ней, его губы растянулись в широкой победной улыбке. Он был в тупике, а она указала ему на лазейку. Так думал Стилински. А она думала о том, как дорого обошлись ей последние два года. *** В отделе нравов все любили шутить о том, что у Мартин нет сердца. Прямолинейная, холодная и закрытая. Никто не удивился, когда она, вдруг получив перевод, собрала вещи и в тот же день умчалась в Нью-Йорк. В отделе нравов догадывались, что Стилински совсем не так легко справился с ее отъездом, как хотел показать. Все-таки там работали копы, долгое время знавшие его, знавшие Лидию. Чего все они не знали, так это того, что ему никогда не нужно было ее сердце. Ему нужна была Лидия Мартин, любящая ночные засады, жареный сыр из дешевой забегаловки на углу и то, как он после долгих бессонных ночей напевал на кухне, готовя ее любимый черный кофе без сахара. *** Он принес из кухни две бутылки пива, протянул одну Мартин и устроился рядом с ней на полу возле дивана. Они долго молчали, продолжая разглядывать впечатляющую сеть из красных тонких нитей. — Я скучал по этому. И почему ты уехала? — А ты так и не понял? Помедлив, он перевел взгляд на нее. Может, ему и было по плечу раскрыть дело группировки, снабжающей наркотиками половину Бостона, но докопаться до причины ее отъезда у него не выходило уже второй год. — Ты уехала так быстро, что это больше походило на побег. Но от кого? Чего? Работу ты любила больше жизни, так же, как и свою семью. Среди друзей не было тех, кто мог вынудить тебя оставить город. А если у тебя были какие-то другие проблемы, я бы знал… Думаю, что знал был. Мысли, сводившие его с ума, не дававшие спать по ночам в течение многих месяцев, теперь ложились на слова легко и спокойно. — А значит, единственный логичный ответ: ты сбежала в Нью-Йорк из-за меня. Мне понадобилось всего несколько дней, чтобы понять это. Но чего я по-прежнему не понимаю, так это того, что именно сделал не так, в какой момент ты приняла решение… — Ты стал слишком дорог мне. За два дня до отъезда, тем вечером в баре, пока ты подыгрывал на гитаре поющему Джордану, я вдруг поняла, что просто не смогу дышать, если с тобой что-нибудь случится. И это так чертовски сильно напугало меня, что я согласилась на перевод. — И как? Помогло? Вскинув голову и смело встретившись с его взглядом, она не спешила отвечать, и это был тот случай, когда молчание было красноречивее любых, даже самых громких слов. Они потянулись друг к другу одновременно. А спустя секунду их губы встретились в жадном поцелуе, полном тоски, обещаний и определенно стоящем двух лет разлуки. *** Проснувшись среди ночи, он вышел на балкон и, по привычке почесав нос, закурил. За его спиной в ворохе сбившихся простыней крепко спала Лидия, перед ним простирался тихий ночной мирок Бостона. Разглядывая пустые улицы, пересекаемые огоньками фар редких машин, он вспоминал, с каким удовольствием тремя часами ранее обнаружил, как расстегивается ее платье и то, что Мартин все еще помнила, как можно быстрее добраться до его спальни через крошечную гардеробную. Сделав еще одну затяжку, он улыбнулся. Весь отдел нравов ошибался. У Лидии Мартир было сердце, горячее и страстное. И сегодня ночью, услышав тихий мерный стук в ее груди, он понял, что оно принадлежит ему. Как и сама Мартин. Его Мартин.